Русские писатели в Америке — кто они и о чем пишут? «Медуза» рассказывает о целом поколении литераторов-эмигрантов, ставших известными в США

Русские писатели, добившиеся успеха в США, до определенного момента были штучным явлением. Айн Рэнд, Набоков, Бродский, Солженицын, Довлатов — за каждым стоит отдельная эпоха, и у каждого своя, ни на кого не похожая биография. Однако на рубеже веков в Америке появилось целое поколение литераторов с российскими корнями, никогда не писавших по-русски. Почти все они приехали в США детьми или подростками в 1980–1990-е, на излете третьей волны русской эмиграции, когда евреи массово покидали СССР. К середине нулевых эти молодые американцы стали заметным явлением в литературе — а сегодня некоторые из них популярны и знамениты настолько, что их уже называют современными классиками. По просьбе «Медузы» журналистка Светлана Сачкова написала портреты важнейших современных американских писателей с русскими корнями — и поговорила с ними.

С кого все началось? Гари Штейнгарт

В 2002 году в США вышел роман «The Russian Debutanteʼs Handbook» («Приключения русского дебютанта») тогда еще никому не известного Гари Штейнгарта. Гари было всего семь лет, когда в 1979-м он, по паспорту Игорь Семенович, вместе с родителями сел в самолет Ленинград — Вена, а через несколько месяцев оказался в Квинсе. Там его ожидала еврейская школа, где он стал объектом постоянных насмешек и издевательств, позже — школа Стайвесант для одаренных детей, в которой он был, по его словам, самым неодаренным учеником. Поступив в либеральный Оберлинский колледж (Огайо), 19-летний Гари, вопреки воле родителей, мечтавших о сыне-адвокате, решил стать писателем.

В своем дебютном романе, опубликованном, когда ему исполнилось 30, Штейнгарт описал фактически самого себя. Его главный герой Владимир Гиршкин тоже ребенком переехал из Ленинграда в Нью-Йорк. Так же, как Гари, в семье его считают неудачником: он не может повзрослеть и везде чувствует себя чужаком. Когда Гиршкин встречает загадочного старика, связанного с русской мафией, жизнь его закручивается водоворотом. Написанный в жанре черной комедии, роман понравился и критикам, и читателям, а его успех не только прославил самого Штейнгарта, но и открыл путь к издательским контрактам другим писателям с русскими корнями, пытавшимся осмыслить свой иммигрантский опыт. Четыре года спустя, в 2006-м, вышла вторая книга Штейнгарта «Absurdistan» («Абсурдистан») о сыне русского нефтяного магната, еще через столько же — «Super Sad True Love Story» («Супергрустная история настоящей любви») об отношениях русского иммигранта и американки корейского происхождения.

Следующие четыре года Гари работал над мемуарами, которые были изданы в 2014-м под названием «Little Failure» («Маленький неудачник»). Самоуничижительный юмор к тому моменту стал визитной карточкой Штейнгарта. По его словам, он выработал его еще в детстве, во время учебы в еврейской школе, чтобы смеяться над собой раньше других. Все 350 страниц автор высмеивает собственную неловкость, застенчивость, непонимание социальных норм, неспособность противостоять отцу и матери, которые подвергают его унижениям, а также тот факт, что его зубы до установки виниров были кривыми и страшными. Несмотря на комический дар автора, это очень грустная книга — Штейнгарт посвятил ее родителям и своему психотерапевту.

На встрече Гари с читателями в знаменитом нью-йоркском магазине Strand нет свободных мест. Около сотни людей ловят каждое слово человека небольшого роста, в очках и с растрепанными седыми волосами. Он читает отрывок из нового романа «Lake Success» («Лейк-Саксесс», 2018), затем отвечает на вопросы, непрерывно отпуская шутки, в основном на свой счет. Штейнгарт впервые написал книгу, где не нашлось места русским иммигрантам. Его герой — американский инвестиционный банкир, который бежит от семьи и работы, сев в автобус Greyhound и отправившись в долгое путешествие по Америке. Как и предыдущие его романы, это сатирическое произведение, в котором автор ехидно комментирует злободневные темы.

Штейнгарт рассказывает публике, что провел много часов, общаясь с топ-менеджерами хедж-фондов в их естественной среде, в том числе в закрытых барах, где они напиваются после работы, чтобы снять стресс: «Я понял, что жизнь этих людей совершенно пуста и богатство не приносит им радости. Кроме того, я стал обладателем инсайдерской информации. И могу дать совет: ради всего, что вам дорого, не вкладывайтесь в инвестиционные фонды, обещающие высокий доход! Большинство этих фондов убыточные: они теряют миллиарды, но люди продолжают доверять им свои деньги». Чтобы достоверно описать роуд-трип своего героя, Гари несколько месяцев ездил по стране на автобусах Greyhound. Его попутчиками оказывались люди из самых разных слоев американского общества, и писатель, по его словам, многое узнал о своей стране. Когда его спрашивают, чем он занимается помимо работы, Штейнгарт отвечает: «Стараюсь проводить как можно больше времени со своим маленьким сыном. Кроме того, сейчас я уже могу позволить себе дорогое хобби: как и мой герой, я коллекционирую наручные часы».

После того как очередь из желающих получить автограф рассасывается, Гари рассказывает корреспонденту «Медузы», что мог бы жить только на доходы от издаваемых книг. «Но так как я иммигрант, — добавляет он, — я все время испытываю тревогу и стараюсь зарабатывать больше. Я преподаю в Колумбийском университете и с некоторых пор работаю для телевидения: меня наняли консультантом шоу „Наследники“ („Succession“), так как я теперь считаюсь экспертом по богачам. И еще я пишу сценарий в соавторстве — адаптирую „Лейк-Саксесс“ для НВО. Главного героя будет играть Джейк Джилленхол».

Но деньги, по словам Штейнгарта, не единственная причина, по которой он принимает подобные предложения: «Мне становится скучно сидеть взаперти, поэтому я с радостью выбираюсь в мир. Раньше я много писал для журналов, а сейчас мотаюсь между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом — и изучаю мир кино. Он очень интересный, и, возможно, о нем будет одна из следующих моих книг».

Раньше Гари также постоянно ездил в Россию собирать материал для статей и продвигать свои книги — его регулярно переводили на русский. Но несколько лет назад публиковать на родном языке его перестали. «Более того, — говорит Штейнгарт, — когда я в очередной раз собрался в Москву по заданию New York Times, мне не дали сесть в самолет, сообщив, что в моей журналисткой визе стоят неправильные даты. Я вскочил в такси и доехал до российского консульства, но там мне сказали, что не могут помочь и надо обращаться в московский МИД. Это могло быть обычной некомпетентностью, но у меня возникло ощущение, что им не хотелось пускать меня в страну. Возможно, это было направлено не против меня лично, а против Times. Но я не стал ничего выяснять — я просто больше не езжу в Россию».

Случайный писатель. Лара Вапняр

Лара Вапняр переехала в США в 1994 году с мамой и мужем, окончив Московский педагогический государственный университет с дипломом по русскому языку и литературе. «Мой муж был программистом и сразу нашел работу, — рассказывает она. — А я сидела дома: сначала беременная, потом с ребенком. Мне было очень тяжело и одиноко — и чтобы хоть как-то справиться с депрессией, я читала по-английски и смотрела кино. Разговорный язык я не учила, общаться на нем мне было не с кем. Наверное, поэтому мне до сих пор трудно на этом языке разговаривать, хотя я свободно на нем пишу».

У Лары темные волнистые волосы и доброе, немного встревоженное лицо. Говорит она тихо, тщательно подбирая слова. Первой ее работой, рассказывает она, стало преподавание: «Я помогала учить английский русским старичкам, которые должны были сдать экзамен на гражданство. Сама я знала его на очень базовом уровне, но им было достаточно. Зарабатывала я, конечно, копейки».

Вскоре кто-то из друзей подсказал Вапняр, что можно практически бесплатно пойти учиться в Городской университет Нью-Йорка и получить докторскую степень по литературоведению, чтобы потом преподавать по-настоящему. Лара поступила в университет, и там ее профессорами оказались знаменитые писатели Андре Асиман (автор романа «Зови меня своим именем») и Луи Менанд, который работал в журнале The New Yorker. Однажды Вапняр решилась показать им рассказы, которые к тому моменту начала писать. «Я тогда не понимала, что это за журнал — The New Yorker. Знала, конечно, что он уважаемый, но не представляла себе, что означает публикация в нем для молодого автора».

Когда вышел номер с рассказом Лары, у нее сразу появился агент, а следом — контракт с книжным издательством. В 2003-м был опубликован сборник ее рассказов «There Are Jews in My House» («В моем доме — евреи»), а три года спустя — роман «Memoirs of a Muse» («Мемуары музы»). Учебу она так и не закончила. «Я уже сдала все экзамены на докторскую степень, их было очень много, но нужно было еще написать диссертацию, — говорит Вапняр. — С ней у меня ничего не вышло, так как я уже работала над своими книжками. В итоге мне дали промежуточную степень между магистром и доктором, называется Master of Philosophy».

В одной из аудиторий Нью-Йоркского университета погашен свет. За окнами шумит Бродвей; на экране, занимающем почти всю стену, Лара показывает студентам фрагмент сериала «Черное зеркало». Подчеркивая приемы, которые использовали его создатели, Лара объясняет азы сторителлинга: «Если вам нужно, чтобы зритель поверил в какую-то странную концепцию, вводите ее постепенно, обставляя как можно более подробными и реалистичными деталями». Затем, ссылаясь на популярные книги и сериалы, Вапняр ведет дискуссию о том, какого эффекта можно добиться, меняя местами структурные элементы истории. А в конце занятия говорит o финальном проекте, по которому будет оценивать успеваемость: в идеале он должен задействовать соцсети и вызвать реальный отклик. Студенты делятся своими идеями: одна девушка собирается рассказать как будто реальную историю через серию постов в твиттере, другая — через сториз в инстаграме.

Лара также преподает литературное мастерство студентам-магистрантам Колумбийского университета. В октябре ее расписание стало еще более плотным, поскольку вышла ее шестая книга, роман «Divide Me by Zero» («Раздели меня на ноль»), и она участвует в мероприятиях по его продвижению. По словам Вапняр, этот роман совсем не похож на то, что она писала до этого: раньше и героев, и сюжеты она придумывала, только некоторые детали брала из жизни, а «Divide Me by Zero» получился почти полностью автобиографическим. Он о болезни и смерти матери, о разводе с мужем, о романтических отношениях автора с университетским профессором и олигархом. «Во всех моих предыдущих книгах моя дочь пыталась отыскать подробности, попавшие туда из жизни, — говорит Лара. — А на этот раз ей, наоборот, пришлось искать то, что я выдумала».

Вапняр признается, что, несмотря на свою известность, не может безбедно существовать на одни только литературные заработки, поэтому недавно взялась писать сценарий пилота для одного из американских гигантов-стримеров по собственной оригинальной идее. «Это не просто деньги, но еще и исполнение мечты, — объясняет она. — В юности я не собиралась становиться писателем, зато очень хотела работать в кино».

Грустный литератор. Кит Гессен

«Мы все вышли из шинели Штейнгарта, — говорит Кит Гессен, имея в виду себя и других американских писателей русского происхождения. — Для меня его первый роман стал откровением. До этого мне казалось, что эмигрантская культура не может быть объектом литературы. Это была просто моя жизнь, и я думал, что она никому не интересна».

Кит — близкие до сих пор зовут его Костей — встречает корреспондента «Медузы» в собственном кабинете в Колумбийском университете, где преподает журналистику. Из окна 12-го этажа здания, названного в честь Джозефа Пулитцера, открывается вид на панораму Манхэттена; на полках, на столе, на журнальном столике и даже на полу — книги и литературные журналы на русском и английском. Несмотря на то, что Кит переехал в США в 1981 году, когда ему было всего шесть, он свободно и без акцента говорит на родном языке. «Мой папа программист, а мама была литературоведом, — рассказывает Гессен. — Обе бабушки работали в Москве переводчиками и редакторами, и то, что я стал писателем, довольно закономерно. Литературное творчество в нашей семье было в почете».

Рассказы он начал писать еще в школе и тогда же определился с будущей профессией. В Гарвард Кит поступил, чтобы изучать историю и литературу, так как, по его словам, ему казалось, что прежде, чем начать сочинять, писатель должен ознакомиться с написанным до него и соотнести это с историческим контекстом. Получив диплом бакалавра, Гессен занимался в основном журналистикой: писал для The Atlantic, Dissent, FEED, The Nation. В 26-летнем возрасте решил поступить на магистерскую программу по литературному мастерству: «Я понял, что если не сделаю этого, так и не начну писать прозу по-настоящему».

Во время учебы в Сиракузском университете Кит Гессен написал первый драфт своего романа «All the Sad Young Literary Men» («Все грустные молодые литераторы»), который вышел несколько лет спустя, в 2008-м. «Издателя я нашел очень быстро, — рассказывает Кит. — Думаю, благодаря тому, что уже успел приобрести некоторую известность. Дело в том, что вместе со своими бывшими однокурсниками я основал толстый литературный журнал n+1. Мы хотели писать прозу и политическую критику с левым уклоном, но нас никто не публиковал. Тогда мы решили, что сделаем это сами: нашли бесплатное помещение, скинулись и собрали восемь тысяч долларов — достаточно, чтобы напечатать первый номер. Неожиданно весь тираж был распродан, и мы сделали второй. Вскоре журнал стал успешным. Он существует и до сих пор, хотя я уже не занимаюсь редакционной работой».

Кит признается, что был разочарован реакцией на его дебютный роман: несмотря на теплые отзывы Джойс Кэрол Оутс и Джонатана Франзена, некоторые критики назвали книгу претенциозной и скучной. «Я, можно сказать, обиделся, — рассказывает писатель. — Перестал писать прозу и занимался исключительно журналистикой. Вскоре мне предложили на время переехать в Москву: у бабушки начиналась деменция и за ней нужно было присматривать. Я с радостью согласился, в Америке меня ничего не держало. В Москве я занимался переводами и писал для The New Yorker о московских пробках, об Украине, о судах над Ходорковским и людях, которые были замешаны в убийстве Политковской. А когда вернулся, понял, что это было очень интересное время, и стал потихоньку работать над новым романом».

Стимулом закончить роман стало рождение ребенка. «Когда в 2015-м родился мой сын Рафи, к тому моменту я писал роман уже шесть лет, — говорит Гессен. — Постоянной работы у меня не было, и мне очень нужно было продать эту книгу и получить аванс. Я быстро привел в порядок первые сто страниц — и на основании этого заключил контракт с издательством». В 2018 году роман вышел под названием «A Terrible Country» («Ужасная страна»); в нем рассказывается о молодом американце-слависте, который приехал в Москву ухаживать за бабушкой и оказался вовлечен в группу политических активистов, противостоящих режиму. Несмотря на название, Кит с любовью и юмором написал о стране, в которой родился, и рецензии на этот раз были только положительными.

«К сожалению, за время, прошедшее с момента выхода моей первой книги, интерес к художественной прозе в обществе уменьшился, — говорит писатель. — Сейчас люди больше читают нон-фикшн». Старшая сестра Кита Маша Гессен пишет только нон-фикшн: она автор уже 12 книг и за свою работу получила множество престижных американских премий, в том числе National Book Award за книгу «The Future Is History: How Totalitarianism Reclaimed Russia» («Будущее — это история: Как тоталитаризм снова завоевал Россию»). «Функцию художественной литературы взяли на себя сериалы, — объясняет Кит. — Я и сам, приходя домой вечером, не берусь за книжку, а смотрю с женой сериал. Да и кто во времена Трампа станет читать роман? Все изучают аналитику и пытаются понять, что с нами будет».

Сейчас Кит не пишет прозу, потому что работа профессора занимает огромное количество времени, и к тому же у него уже двое маленьких детей. «Моей жене, кстати, удается писать чуть больше, чем мне», — говорит Гессен. Он женат на американской писательнице Эмили Гулд, у которой есть собственное независимое книжное издательство.

Скорее всего, говорит Кит, его следующей книгой будет сборник эссе — но он все же надеется когда-нибудь написать роман, который станет бестселлером. «В Америке существует мощная субкультура серьезных читателей, — объясняет Гессен. — Это люди, которые читают 30–40 книг в год, но их очень мало. И есть все остальные американцы, которые осиливают, может быть, одну книгу в год. Так вот, мне хочется написать роман не для первых, а для вторых».

Бывший программист. Эллен Литман

Эллен Литман просит называть ее Леной. Она извиняется за то, что долго не могла определиться с датой интервью, а потом и вовсе о нем забыла, поскольку ее жизнь превратилась в хаос. «Я простудилась. Видите, совсем разваливаюсь, — Лена закашливается. — У меня две дочки, им шесть и десять, сейчас начало учебного года, и еще я только что подала на развод». 

Литман приехала в США уже взрослой в 1992 году, окончив два курса Московского института электронного машиностроения. Доучившись в Университете Питтсбурга, пошла работать по профессии — программистом. «Я лет с 12 хотела стать писателем, но мне сразу объяснили, что это нереально, — говорит Лена. — Сказали: пиши для удовольствия. А потом мама-математик подсунула мне книжку по программированию».

Она рассказывает свою историю так эмоционально, будто не дает интервью, а общается с подругой. «Я работала в одной компании в Бостоне, нормально зарабатывала и все время думала о том, чтобы начать писать прозу. Долго не решалась: мне все казалось, что у меня не получится». Через пару лет Лена все-таки пошла на писательские курсы, а вскоре и вовсе подала документы на магистерскую программу по художественной прозе и поступила в Сиракузский университет. «Мы учились вместе с Костей Гессеном. Представляете, из шести человек в программе было двое русских! В городе Сиракузы совершенно нечего делать, поэтому за три года мы все очень сблизились, стали практически семьей. Одним из наших преподавателей был знаменитый Джордж Сондерс, который не только замечательный писатель, но и очень добрый, щедрый человек». Сондерс помог Лене после окончания университета, познакомив ее с агентом, который буквально за два месяца продал издательству сборник ее рассказов «The Last Chicken in America» («Последняя курица в Америке») о русских иммигрантах.

Книга вышла в 2007 году и оказалась успешной. «Какое-то время я ездила по стране на встречи с читателями, — рассказывает Литман. — А потом довольно быстро нашла новую работу, не связанную с программированием. Уже 12 лет я преподаю литературное мастерство в Коннектикутском университете, живу поблизости. У меня прекрасные коллеги и много друзей. Место очень тихое, и я к нему привыкла… Хотя я всю жизнь любила большие города. Мне нравилось жить в Бостоне, и я очень хотела пожить в Нью-Йорке — но не сложилось».

Контракт Лены с издательством W. W. Norton & Company был подписан сразу на две книги, и она не откладывая начала работу над новой рукописью. Литман все детство проучилась в московском интернате для детей, больных сколиозом, и решила написать об этом роман. «Процесс оказался очень долгим и сложным, — рассказывает писательница. — Я отправляла драфты редактору, она присылала комментарии, и оказывалось, что наши ожидания не совпадают. Часто я просто не понимала, что она хочет. Мне пришлось поехать в Нью-Йорк, сесть с ней за стол и подробно все обсудить — тогда мы продвинулись. У меня сложилось впечатление, что она мой роман вообще не читала. Она занимала в „Нортоне“ высокую должность и, видимо, не могла все читать — это делали ее помощники».

Книгу издали в 2014 году, когда первой дочери Лены было четыре года, а вторая только родилась. Из-за этого автор не могла заниматься ее продвижением — Литман считает, что она не очень хорошо продалась в том числе по этой причине. Впрочем, Лена не очень довольна текстом: «Мне хотелось подробно воспроизвести мир, в котором я росла — советский быт, Москву, сделать его как можно более живым и настоящим. Это отвлекло меня от того, что происходит с героями».

Несмотря на то, что со времени своего отъезда Лена ни разу не побывала на родине, она постоянно читает прессу и литературу на русском, следит за новостями: «Меня притягивает то, что происходит в России. Это часть меня, которую не понимают мои родители. Они злятся и спрашивают: „Что у тебя общего с этой страной? Зачем ты это пишешь?“ А я ведь не хотела уезжать из Москвы, это было их решение. Поэтому меня всегда занимал вопрос: как бы сложилась моя жизнь, если бы я осталась? И вот эта параллельная, выдуманная жизнь где-то существует».

Лена задумала новый роман как размышление на эту тему. По ее словам, он будет о группе друзей, из которых кто-то покидает родную страну, а кто-то остается — и о том, как на протяжении многих лет, с начала 1990-х и до нашего времени, развиваются их отношения.

Лена признается, что времени писать у нее практически нет: «В последние несколько лет с этим было очень сложно. Я одна тащила на себе семью, мне приходилось непрерывно искать подработки. Надеюсь, что через какое-то время все устаканится и я смогу заниматься тем, что люблю».

Энтертейнер. Михаил Идов

«Мне очень лестно, что вы меня причислили к настоящим писателям, — говорит Михаил Идов. — Но я себя так не воспринимаю». Вместе с женой Лилей и дочерью Верой он живет между Лос-Анджелесом и Берлином. Последние несколько лет Идов пишет сценарии к теле- и кинопроектам и даже дебютировал как режиссер. Так что интервью он дает по скайпу; за окном его квартиры видны пальмы. Идов излучает уверенность в себе и называет себя человеком, изнеженным ранним успехом.

Подростком он переехал из советской Риги в Огайо, а после Мичиганского университета перебрался в Нью-Йорк, где стал журналистом. Идов писал для New York Magazine, Vogue, Pitchfork Media и на протяжении своей карьеры трижды получал National Magazine Awards.

В начале нулевых он вместе с женой попытался осуществить мечту — открыл маленькую кофейню, но бизнес очень быстро прогорел, и в 2005-м Михаил написал об этом статью для Slate. «Неожиданно она стала большим хитом, — говорит Идов, — и сразу несколько литературных агентов захотели меня представлять. Но главный имейл в моей жизни пришел от режиссера Норы Эфрон, ныне покойной, которой тоже понравилась эта статья. Она написала мне, что из нее выйдет очаровательная книга или даже фильм, и добавила, что познакомит меня со своим агентом. Через три дня я стал клиентом знаменитой Аманды Урбан».

Из статьи действительно получилась книга: роман «Ground Up» («Кофемолка») вышел в 2009 году. «Я запретил агенту и издателю упоминать, что английский не мой родной язык, — рассказывает писатель. — Не хотел, чтобы меня судили по каким-то облегченным параметрам. Для меня высшим комплиментом было то, что никто этого не заметил. Я сам себе поставил такие рамки успеха, потому что видел рецензии, в которых тот факт, что книга написана не на родном языке автора, полностью овладевал сознанием рецензента, и все остальное рассматривалось исключительно через эту оптику». Идов добавляет, что никогда не пытался сойти за американца в быту — в любых обстоятельствах он, наоборот, противопоставлял себя человеку, с которым разговаривал. Но в тот момент, по его словам, ему было важно узнать, сможет ли он обмануть истеблишмент.

В Америке роман оказался не очень успешен — возможно, потому, что Идов не использовал возможность присоединиться к набиравшей популярность «литературе иммигрантов». Зато год спустя «Кофемолка» вышла на русском в переводе автора и его жены — и внезапно стала бестселлером в России. Российский GQ наградил Михаила званием писателя года — а в 2012-м ему предложили стать главным редактором этого журнала. Вместе с семьей Идов переехал в Москву.

«Я сразу понял, что наступил какой-то очень интересный период в моей жизни, — говорит Михаил. — И начал вести дневник, хотя раньше никогда этого не делал. Потом этот дневник превратился в книгу». Мемуары Идова «Dressed Up For a Riot: Misadventures In Putinʼs Moscow» («Нарядившись на бунт: Злоключения в путинской Москве») были опубликованы в Америке в 2018 году. В этой книге Идов рассказывал, как разочаровался в работе в GQ, участвовал в протестном движении и неожиданно для себя сменил профессию, став автором сценариев для сериала «Рашкин» и первого сезона «Лондонграда».

С тех пор он написал — как правило, в соавторстве с женой — еще несколько сценариев, в том числе к фильму Кирилла Серебренникова «Лето» и к собственному фильму «Юморист». На вопрос, будет ли он еще писать прозу, Идов отвечает: «Думаю, что нет. Я считаю себя энтертейнером. Я никогда не жил литературой, никогда не страдал, как страдают настоящие писатели. Кроме того, когда вы пишете фильм или сериал, в который вкладываете не меньше эмоций, смыслов и таланта, чем в книгу, и его в результате видят миллионы, очень странно потратить несколько лет на создание текста, который прочтут в лучшем случае несколько тысяч человек. Чем дальше, тем сложнее мне оправдывать для себя такую гигантскую затрату времени с таким малым выхлопом».

Художница. Аня Улинич

До 17 лет Аня Улинич жила в Москве и училась живописи, а в 1991 году вместе с семьей приехала в США по туристической визе — и осталась. «Долгое время мы просто пытались выжить, — рассказывает она. — У нас не было ни легального статуса, ни денег, и наш общий словарный запас на английском был что-то около 20 слов». В Нью-Йорке с его большим русскоязычным сообществом им, скорее всего, было бы легче — но семья Улинич оказалась в Фениксе, штат Аризона.

«Единственным человеком, которого мы знали в Америке, была мама моей школьной подруги — она жила в Фениксе и сделала нам приглашение. Аризона — удивительное место: неважно, откуда вы приехали, культурный шок вам обеспечен. Это как оказаться на Марсе. Ландшафт, погода, способы, которыми местные жители пытаются маскировать реальность, — зеленые газоны посреди пустыни, огромные кондиционированные дома, украшенные рождественскими фонариками кактусы… Поначалу моя жизнь там была довольно странной, и истории, которые со мной происходили, могли бы потягаться по степени абсурдности с моим советским опытом».

Улинич производит впечатление очень жизнерадостного человека. Когда она рассказывает о тяготах, которые ей пришлось вынести, кажется, что это и не тяготы вовсе, а так — материал для веселых рассказов. «Единственной работой, которую мне удалось найти без документов, была уборка домов за наличные, — говорит писательница. — Я была избалованной девочкой из интеллигентной семьи, выросшей в крошечной квартирке в Чертаново, где белье стирали в ванне. Я не умела убираться. В доме моей работодательницы была целая армия мексиканских женщин, которые убирались гораздо лучше, но из меня она сделала что-то вроде своей протеже. Я была еврейкой из СССР, ничего не знавшей об иудаизме, и она принялась за мое религиозное образование. Я атеист, но была вынуждена ее слушать, чтобы меня не уволили».

В 18 лет Аня Улинич вышла замуж за американца и, получив статус резидента, пошла учиться на художника в Университет Аризоны, а затем перевелась в Школу искусств Чикагского института, куда поехала уже со вторым мужем. «Я бы не выходила замуж так часто, если бы понимала законы, — рассказывает она. — Мне тогда казалось, что если я не буду замужем за американцем, у меня отберут вид на жительство».

Картины, которые она писала во время учебы, были, по ее словам, «перегружены нарративом»: «Я пыталась передать все, что я думала и чувствовала, всю свою расколотую идентичность. Текст я использовала как визуальный элемент — его становилось все больше, картины становились все ужаснее, превращаясь в мешанину из слов и аллегорических образов. Это были истории, замаскированные под картины. В конце концов я оставила эту затею и в магистратуре писала уже просто пейзажи».

Но истории продолжали проситься наружу. Когда Улинич родила дочь и в 2000 году переехала в Бруклин, она села писать роман. Квартира была слишком маленькой, чтобы заниматься живописью, поэтому, когда муж возвращался с работы, Аня Улинич оставляла ребенка с ним, хватала ноутбук и отправлялась в ближайшую кофейню, где работала над текстом. «Я не могла быть просто мамой, — объясняет Улинич. — Мне нужно было что-то создавать. Ни дома, ни в кафе я не могла расставлять холсты и писать на них маслом. Можно сказать, что я выбрала литературу из-за того, что это занятие было более компактным».

Когда родилась вторая дочь, Улинич не прекратила писать. Так появился роман «Petropolis» («Петрополь») о Саше Голдберг, девочке-подростке из сибирского городка Асбест-2, которая приехала в Америку через сервис по подбору невест, бросила жениха, но решила всеми правдами и неправдами остаться в стране.

Роман вышел в 2007 году, получил лестные отзывы критиков и несколько премий. А семь лет спустя Улинич выпустила графический роман «Lena Finkleʼs Magic Barrel» («Волшебный бочонок Лены Финкл»), трагикомическую историю Лены, писательницы и матери двух тинейджеров, которая после развода погрузилась в мир знакомств по интернету. Название романа отсылает к известному рассказу Бернарда Маламуда «Волшебный бочонок» — о том, как студент Лео Финкл сходил на свидание вслепую.

Аня Улинич рассказывает, что изначально не задумывала эту книгу как комикс: «У меня был кризис в личной жизни, и прозу писать не получалось. Но я все время рисовала на листочках какие-то картинки, писала к ним подписи — и вдруг обнаружила, что из этого складывается история». Она признается, что второй роман ей нравится больше первого, поскольку он о проблемах взрослых людей, с которыми мы все сталкиваемся вне зависимости от личной истории. «К сожалению, он не очень хорошо продался: серьезные читатели держатся подальше от комиксов, а любители комиксов о моей книге просто не знали. Ее выпустило обычное литературное издательство, у которого нет связей со специальными магазинами».

Отчасти по этой причине роман, который Улинич пишет сейчас, будет традиционным. «Конечно, я хочу, чтобы мои книги читали. Но есть и другая, личная причина», — говорит Аня Улинич. Уже несколько лет она зарабатывает на жизнь иллюстрацией и графическим дизайном, поэтому в свободное время ей хочется работать с текстом. Когда-то она преподавала литературное мастерство, но это занятие пришлось забросить: «В Нью-Йорке очень много писателей и огромная конкуренция за профессорские должности. А у меня ведь даже нет профильного диплома».

Интерпретатор Анны Карениной. Ирина Рейн

Во время панельной дискуссии под названием «Русско-американские писательницы: иммигрантский нарратив» в нью-йоркском Музее Тенемент Ирина Рейн шутит, что за свою литературную карьеру должна благодарить родителей, ведь они обеспечили ее детскими травмами. Вместе с Гари Штейнгартом она училась в той самой еврейской школе, которая, если судить по его мемуарам, была настоящим кошмаром. «Я просто не знаю, что бы мы делали без травм, — говорит Ирина. — О чем бы я тогда писала?» Но впечатления человека с проблемами Рейн не производит: она или заразительно смеется, или улыбается. Ирина понимает по-русски, но разговаривать на родном языке ей сложно. «Когда мы встречаемся с Ларой Вапняр, она говорит со мной по-русски, а я с ней — по-английски», — рассказывает писательница.

Раннее детство она вспоминает как вполне идиллическое: ей нравилось жить в Москве, а на лето отправляться к бабушке с дедушкой на Украину. Семья переехала в США, когда Ире было всего семь. Не зная ни слова по-английски, она сдала тест, по результатам которого ее должны были определить в один из классов начальной школы: «Я не понимала, что написано на листках, поэтому из всех вариантов ответа везде выбрала самый первый. По количеству очков, которые я набрала, меня определили в третий класс, что было, конечно, смешно». Учиться, по ее словам, было тяжело — никто не помогал ей адаптироваться или овладевать языком.

В детстве Ира мечтала стать детективом, а затем, уже подростком, начала засматриваться фильмами про женщин, работающих в офисах. Для себя Ира видела такое же будущее. После колледжа у нее была целая череда офисных работ: Рейн работала в пиаре, в новостях на телевидении, в некоммерческой организации, помогающей беженцам, в рекламе, литературном агенстве, свадебном журнале. На каждой новой работе ей со временем становилось скучно.

«Когда я была ассистентом редактора в книжном издательстве, — рассказывает Ирина, — мы выпускали сборник иммигрантской прозы под названием „Becoming American: Personal Essays by First Generation Immigrant Women“ („Превращаясь в американок: Эссе, написанные женщинами-иммигрантами в первом поколении“). Это был 1999 год, и начальница не могла найти ни одного русско-американского писателя, чей текст мы могли бы включить туда. Она спросила, не знаю ли я кого-нибудь подходящего. Неожиданно для себя я сказала: „Я — русско-американский писатель!“ Мне пришлось быстро написать эссе, и оно вошло в сборник. Если бы не этот случай, кто знает, стала бы я писателем или нет».

Вскоре Рейн обнаружила, что ей гораздо больше нравится писать художественную прозу, чем эссеистику: дистанция позволяла, по ее словам, гораздо свободнее говорить о волнующих ее проблемах. В 2008 году вышел дебютный роман «What Happened to Anna K.». («Что случилось с Анной К.»). Она переложила на современный лад историю Анны Карениной: в ее версии 37-летняя Анна живет в Нью-Йорке в русскоязычной общине, встречает молодого литератора, влюбляется в него, оставляет мужа — успешного бизнесмена — и сына. Заканчивает Анна К., разумеется, трагически.

«Когда я писала роман, — рассказывает Рейн, — я ощущала азарт, как будто совершала диверсию. Мне кажется, Толстой бы не обрадовался, если б узнал, что его героиню сделали еврейкой. Именно в этом сила иммигрантского опыта: вдали от родины ты перестаешь благоговеть перед авторитетами. Я решила: „Ну, Толстой, ну и что. Подумаешь!“» Роман приняли восторженно: критики посчитали, что молодая писательница освежила сюжет классика, не потеряв его эмоциональной глубины.

В 2016 году был издан второй роман Ирины «The Imperial Wife» («Имперская жена»), в котором параллельно развиваются две сюжетные линии. В одной из них арт-дилер Таня из Нью-Йорка готовится совершить самую большую сделку в своей карьере, в другой аристократка из Германии собирается стать русской царицей. Действие второй линии происходит в XVIII веке, и довольно быстро выясняется, что речь идет о будущей Екатерине Великой.

Весной 2019-го вышла третья книга Ирины Рейн «Mother Country» («Родная страна»), на которую, по ее словам, ее вдохновила история из реальной жизни. Главная героиня романа, русская иммигрантка Надя, живет на Брайтон-Бич, работает няней и сиделкой и ежедневно сталкивается с мелкими унижениями; в течение нескольких лет она пытается привезти в США взрослую дочь, которая осталась на Украине, где началась война. Писательнице хотелось исследовать отношения матери и дочери, но в то же время этот роман оказался самым политическим ее текстом.

По словам Рейн, ни вторая, ни третья книга не была встречена таким же вниманием, как ее дебют: «Но я не вижу в этом ничего страшного. Главное, что у меня уже много лет есть возможность заниматься любимым делом. Большинство тех, кто пишет художественную прозу, не в состоянии зарабатывать этим на жизнь. Я преподаю литературное творчество в Университете Питтсбурга, и это лучшая работа, которую только можно себе представить. В моем случае писательство и преподавание удачно сочетаются и питают друг друга».

На вопрос, о чем будет ее следующий роман, Ирина отвечает: «Меня недавно спросили: „Все ваши книги были про иммигрантский опыт. Но ведь четвертую вы напишете о чем-то другом?“ А я не понимаю, разве иммиграция — это недостаточно глубокая тема для того, чтобы анализировать ее всю жизнь? О чем мне тогда писать — о климатическом кризисе? Филип Рот десятилетиями писал о своем пенисе — и ничего, никто не говорил ему, что пора прекратить».