«Они знают, что добром это не кончится. Но им просто некуда деваться» Монолог россиянки, ставшей свидетельницей начала массовых протестов в Иране, в ходе которых погибли больше 100 человек

15 ноября правительство Ирана объявило о резком повышении цен на бензин и введении квот на его покупку. В результате по всей стране несколько дней шли протестные акции. По одним данным, при их подавлении погибли по меньшей мере 106 человек в 21 городе. По другим — погибших 200, еще три тысячи получили ранения. О происходящем в эти дни известно немного: как только люди вышли на улицы, иранские власти отключили интернет и не включили его до сих пор. «Медуза» поговорила с россиянкой Анной Приемышевой, которая недавно вернулась из путешествия по Ирану, и ее гидом Мехди.

Я впервые была в Иране. Поехала туда с группой — из всех только два или три человека до этого там были. Парень, который устроил нам этот тур, уже был в Иране, и ему там было очень некомфортно без гида. Поэтому он через знакомых нашел нам гида, Мехди. Мехди учился в Украине, поэтому [он] русскоговорящий и все понимает. Вылет из Москвы у меня был 6 ноября, 7-го я была там [в Тегеране]. А обратно мы вылетали ранним утром 17-го. 

Вначале все было нормально. Отличная страна. Мы день пробыли в Тегеране и поехали дальше в Исфахан, Шираз и еще много городов. 15 ноября мы были на острове Кешм. Тогда появилось ощущение, что что-то происходит. Наш гид пришел с перевернутым лицом и сказал, что правительство подняло цены на бензин и из-за этого будут проблемы. Мы не особо среагировали, потому что что нам правительство [Ирана] и бензин? Но Мехди с каждым днем [после того], как была поднята тема бензина, становился все бледнее и бледнее. 

Во второй половине дня везде стал плохо работать интернет (по словам гида Анны, Мехди, в Иране до сих пор работает только национальный интранет). Нам сказали, что в этом виноват провайдер. 16-го мы должны были вылетать с Кешма в Тегеран, а оттуда — в Москву. Утром мы пошли гулять и попали на протест, что было очень странно. Там маленький городок совсем. К тому же это самый край Ирана, дальше Персидский залив. Стояла группа женщин с плакатами на фарси. Они кричали что-то так, как будто были в отчаянии. Мужчины тоже как будто возмущались. Всего было человек 20 максимум. Мы не могли понять, что требуют люди (Мехди рассказал «Медузе», что люди в целом недовольны правительством из-за сложившейся экономической ситуации в стране). Сбоку стояли несколько человек, они начали повторять слово «бензин», потом: prices [цены] и government [правительство], no money [нет денег]. Шел дождь, было депрессивное состояние. Мы захотели снять это все на видео, но в считаные секунды на нас налетел полицейский (кроме нас, никто не снимал), сказал: «Today video, tomorrow prison» [сегодня видео, завтра тюрьма]. Мы думали, отнимут телефон, стрессанули немного, все выключили. 

Полиция на острове не применяла силу. Они что-то говорили, наверное, урезонивали [протестующих]. Кого-то увели [в машину], кто-то сам ушел. Нам сказали, что одного [человека] увели свои же, чтобы его не арестовали. Там если тебя арестуют, то все — тебя больше не увидят (Мехди говорит, что ничего не знает о судьбе задержанных). Женщин не трогали до последнего, видимо, потому что они женщины. Было малопонятно [происходящее], но чувствовался страх. Вообще в стране есть ощущение страха перед правительством. Нам тоже было некомфортно. Ты на самом краю страны, и в случае чего тебя никто никогда не найдет. 

Я подумала тогда, что если на краю географии протест, то что же происходит в Тегеране. Мы решили не тормозить и уезжать оттуда [с острова Кешм]. Тогда интернет еще работал — можно было отправлять текстовые сообщения, но ни аудиосообщения, ни фото уже не проходили. Я написала родственникам, что у нас немного осложняется ситуация. Но в целом все было непонятно, потому что что-то загрузить было невозможно. 

Самое интересное было в Тегеране. Мы приземлились, и нам надо было доехать в другой аэропорт. У нас было несколько часов, чтобы съездить в город погулять. Но наш гид сказал, что там протесты. Поэтому мы поехали сразу в сторону аэропорта. По дороге заехали в большой молл на окраине города, чтобы пошопиться. Магазины работали, но все равно что-то висело [в воздухе]. К тому моменту интернет совсем пропал, ничего не было известно. По дороге в аэропорт мы встали в пробку. Я позвонила сестре в Москву и попросила посмотреть в интернете, что происходит. Она рассказала, что в Тегеране многокилометровые пробки из-за снега. На иранском телевидении (у нас в машине был маленький телевизор) целую передачу сделали о пробках и снеге. Снег действительно был утром, но потом растаял. Как я поняла, в новостях о протестах не говорили. Но там все-таки другая языковая среда, а я не говорю на фарси. 

[Пока мы стояли в пробке], люди выходили [из машин], смотрели вперед. Многие выезжали на встречную полосу. Мы в России живем, [поэтому] я сразу поняла, что [дорога] просто перекрыта, что это не пробка, а искусственно созданная проблема. Когда мы приехали в аэропорт, один человек сказал, что видел фуры, которые перекрывали дорогу, — он успел на самолет только благодаря тому, что их водитель рискнул, съехал с шоссе и поехал [по бездорожью] (по словам Мехди, дорогу, скорее всего, перекрыли протестующие). Но когда мы стояли, узнавали все от наших иранцев — гида и водителя, который говорил только на фарси. Они постоянно с кем-то перезванивались. Только и говорили, что «бензин, протесты, бензин, протесты». Мы знали про протесты [в стране], но не знали их масштаб. 

В какой-то момент все быстро поехали — видимо, дорогу открыли. Но к тому времени самолет, на котором должны были лететь все, кроме меня, улетел. Нам повезло, у девочки из нашей команды заработал рабочий роуминговый интернет. Мы смогли купить билеты на мой самолет для половины команды. Еще пятерым пришлось упрашивать в аэропорту [сотрудников] местных иранских авиалиний, чтобы их посадили на самолет: стоек «Аэрофлота» там нет. Те объясняли, что не могут ничего сделать без интернета. В итоге они выписали билеты от руки. Мы расстрессовались, конечно. 

Уже в Москве я подумала: «Ничего себе, мы по краю прошли». Нам и гид говорит: «Вас особенно бог любит». Потому что мы понервничали чуть-чуть, но угрозы прямой не было. Сейчас там, по словам гида, тихо (Мехди подтвердил «Медузе», что сейчас на улицах города, где он живет, все спокойно. Но в выходные протестующие поджигали банки и заправки. Из-за нехватки заправок начались очереди). Уже три или четыре дня нет интернета, холодно, протесты пока никуда не идут. 

Мехди сказал, что не меньше ста погибших [среди протестующих]. Потому что в каждом городе точно погибло 10–12 человек, а в протестах участвовало десять с лишним городов (Мехди не смог сказать корреспонденту «Медузы», сколько человек погибло и в каких городах были протесты, добавив, что они затронули всю страну).

Вообще мы собирались не обращать внимания на протесты, ведь даже не понимали, что происходит. Но было жаль людей. На острове бедность бросается в глаза. Худые верблюды, кошки, худые люди. Понятно, что они зависят от ежедневного заработка. Для них повышение цен — трагедия. Мехди говорил нам, что все повысится на 300%, но вообще разная была информация. У них сейчас копеечные цены, но им [многое] дорого. Я не представляю, как они будут жить с таким повышением. Еще, как я поняла, [ввели] ограничение на продажу бензина — это тоже катастрофа для многих. По лицам [людей] было видно, что они на грани отчаяния. Они все знают, что их арестуют, что добром это не кончится. Но им просто некуда деваться.