Согласно данным переписи населения за 2018 год, не менее 3% пожилых людей в России (как мужчин, так и женщин) — одинокие люди, ни разу в жизни не вступавшие в брак. Общее число людей, встречающих старость в одиночестве, еще больше. Ежегодно десятки из них умирают совершенно одни — часто бывает так, что их смерть остается незамеченной ни родственниками (если они есть), ни соседями, ни даже городскими службами. Официальная статистика таких смертей не ведется, но в Следственном комитете признают, что с каждым годом их становится все больше. Спецкор «Медузы» Ирина Кравцова рассказывает о нескольких таких случаях.

Неприметная родственница Пушкина

Последние четыре года бариста Полина Петроченкова работает в кофейне на улице Решетникова в Московском районе Петербурга. Вырисовывая на кофейной пенке лепесток, она рассказывает, что порой к ним заходят одни и те же пожилые люди — чаще женщины, — которые символически заказывают чашку кофе и в одиночестве садятся за столик. Как говорят официанты, пожилые посетители приходят не за напитками, а просто «чтобы почувствовать себя среди людей».

Слева при входе в кафе — витрина с пирожными и касса; сразу напротив витрины — два маленьких столика, за которыми усесться с едой может только один человек. Справа от входа — основной зал с диванчиками и столиками на четверых, но пожилые посетители чаще всего выбирают неудобный столик возле кассы — чтобы иметь возможность невзначай завязать разговор с бариста или официантом.

По словам Полины, «одна бабулечка» регулярно приходит в кофейню и каждый раз что-то о себе рассказывает. В основном о прошлом: как всю жизнь работала в Эрмитаже, как похоронила мужа, как сейчас работы у нее уже нет, да и дел тоже — «а жизнь еще не закончилась, и хочется ее с кем-то проживать». В кафе женщина всегда приходит нарядная, а расплачиваясь, деньги достает из конверта.

Еще Полина помнит пожилую женщину «с застенчивыми глазами», которая занимала этот же маленький столик у окна и тоже расплачивалась деньгами из конверта. Работникам кофейни она казалась одинокой, но, в отличие от «сотрудницы Эрмитажа», была молчаливой, и о ней персонал совсем ничего не знал. Заказывала она всегда капучино и ромовую бабу, а уходя, каждый раз благодарила: «Все было очень вкусно».

Собравшись у кассы, официанты вспоминают, что на вид ей было лет 70, у нее были крупные губы и большие голубые глаза: «Зажигалкой, наверное, была в молодости!» Приходила женщина всегда в районе шести вечера; если ром-бабу к этому времени уже разбирали, она долго стояла у витрины, рассматривая пирожные, в итоге все равно склоняясь к одной и той же альтернативе — эклеру с заварным кремом.

И зимой, и летом женщина приходила в кофейню в «кроссовках-крокодилах» — официанты так прозвали их, потому что подошва у обуви почти оторвалась от корпуса. Посетительница вызывала у работников кафе интерес и сочувствие. «Мы не понимали: если она может себе позволить заказать бефстроганов за 490 рублей, чашку кофе за 160 и оставляет чаевые, то почему за столько времени не купит себе кроссовки?» — вспоминает Полина Петроченкова.

Женщина приходила в пекарню раз в неделю на протяжении нескольких лет, а примерно с середины лета 2018 года, по словам Полины, перестала там появляться. Поначалу официанты время от времени вспоминали о ней, а потом перестали.

* * *

Вечером 26 октября 2018 года петербурженка Тамара Матиас (имя изменено по просьбе героини) с внуком приехала навестить троюродную сестру, 65-летнюю Елену Андрееву. Та уже почти три месяца не отвечала на звонки. Родственники полчаса звонили в дверь ее квартиры — не получив ответа, они вызвали дежурного полицейского и МЧС.

Когда сотрудники МЧС вскрыли дверь, Матиас вошла в квартиру и обнаружила троюродную сестру мертвой: Елена Андреева лежала на пыльном полу в коридоре у входа на кухню в белой футболке.

Прибывший на место майор полиции Сергей Рыбак написал в рапорте, что в трехкомнатной квартире в Московском районе Петербурга найден «труп женщины в мумифицированном состоянии, без следов насильственной смерти». Соседи сообщили полицейскому, что в последний раз видели Андрееву около трех месяцев назад.

Сергей Рыбак вспоминает, что из осмотра квартиры ему запомнился большой портрет Петра I на стене и изображения «разных княгинь»; рояль, покрытый толстым слоем пыли; буклеты о здоровом питании на круглом столе в гостиной.

«Единственное интересное в ней — это то, что она родственница Александра Пушкина», — говорит об умершей троюродной сестре Тамара Матиас. Больше ничего примечательного в жизни Елены Андреевой, по ее словам, не было.

Тамара вместе с родной сестрой Натальей (ее имя тоже изменено по ее просьбе) живут в часе езды от квартиры троюродной сестры. Упомянув Пушкина, Тамара, чтобы не быть голословной, приносит из комнаты книгу авторства пушкинистки Анастасии Бессоновой «Родословная роспись потомков А. П. Ганнибала — прадеда А. С. Пушкина». На развороте книги внизу написанный от руки автограф: «Дорогой Зинаиде Леонтьевне Андреевой (мать Елены Андреевой — прим. „Медузы“) на добрую память. От автора».

На 103-й странице книги — место заложено закладкой — действительно написано про их родственницу Елену Андрееву. Здесь говорится, что она по отцовской линии происходит из рода Нееловых (внуки Ганнибала) и является праправнучкой троюродных сестер и братьев Александра Сергеевича Пушкина. Сказано о ней только, что в 1976 году она окончила Ленинградскую консерваторию по классу рояля и преподавала музыку в музыкальной школе. Впрочем, о некоторых родственниках Пушкина там написано еще меньше.

Наталья, убавляя громкость на телевизоре, добавляет, что по наследству от именитых предков Андреевой досталась интересная внешность: темные, вьющиеся бесом волосы, крупные нос и губы и большие глаза.

Отношения с дальней родственницей у сестер не сложились с самого детства — виделись они редко, общих тем для разговоров у них не было. В 1997 году умер любимый отец Елены, и она осталась ухаживать за матерью, с которой никогда не была близка. Когда в 2013-м умерла и мать, женщина оказалась совсем одна.

На похоронах своей тети Зинаиды Леонтьевны Наталья Матиас вспомнила: много лет назад, когда они всей семьей приехали на могилу ее мужа, та попросила племянниц после ее смерти не бросать Лену.

Сестры признаются, что не знали, как выполнить эту просьбу — ведь никаких отношений с Андреевой у них не было. Однако со временем Наталья Матиас стала изредка звонить Елене, чтобы узнать, как у нее дела — иногда раз в месяц, иногда раз в квартал. Сначала говорить им было почти не о чем, но со временем Елена стала немного открываться: рассказывала о том, что слышала по радио, что ей нравится гулять в сквере, что обнаружила в пяти минутах от своего дома уютную кофейню. По телефону Наталье казалась, что Андреева «вполне оптимистичная».

25 июля 2018 года Наталья Матиас поздравила Елену Андрееву с 65-летием и та вдруг спросила: «А когда у тебя день рождения? Я тоже хочу поздравить». Наталья ответила, что в августе, и Елена обещала поздравить, но в нужный день не позвонила. Матиас стала сама звонить троюродной сестре, но та не брала трубку.

Сначала Наталья с Тамарой успокаивали себя тем, что «Лена гуляет». Спустя несколько месяцев Тамара с внуком приехала к сестре, но квартиру никто не открыл.

Похорон Елене Андреевой родственники не устраивали. Наняли агента, который договорился о кремации ее тела и потом поставил в колумбарий урну с ее прахом. Сейчас троюродные сестры занимаются оформлением наследства на квартиру Андреевой.

* * *

По словам заместителя руководителя следственного отдела Главного следственного управления СК Московского района Анатолия Манафа, который занимался делом Андреевой, мумифицированные тела в квартирах его района обнаруживают регулярно — не реже раза в два месяца. При этом статистику о том, сколько всего в России таких смертей, в правоохранительных органах не ведут.

Случается, что людей, умерших в одиночестве, находят не спустя три месяца, как в случае с Еленой Андреевой, а значительно позже. И далеко не всегда речь идет о пожилых.

В том же Петербурге в общежитии при Университете МВД год (с 2015-го по 2016-й) пролежал мумифицированный труп 50-летнего Александра Кайзера — бывшего преподавателя. Семьи у него не было. В пресс-службе МВД рассказали, что в детстве мать отдала Александра на воспитание сестре, оттуда он попал в интернат — но затем выучился на юриста, получил кандидатскую степень и преподавал в Университете МВД на кафедре гражданского права. Получив жилье в общежитии, Кайзер уволился и пытался заниматься бизнесом в Карелии, открыл там несколько фирм, но вскоре вернулся в Петербург, запил и умер.

Как говорят сотрудники Следственного комитета, не так уж редко в последнее время к ним попадают дела об обнаружении в квартирах мумифицированных тел мужчин и женщин молодого и среднего возраста. «У всех нас есть в окружении какой-нибудь закрытый или странненький человек, с которым всем как-то нелегко общаться, да и не слишком хочется, — говорит сотрудник СК, попросивший не называть своего имени. — Конечно, у такого человека не всегда среди знакомых найдется хоть кто-то, кому он будет интересен настолько, чтобы удостовериться, куда он пропал, жив ли он там еще».

Случается, что такой человек и вовсе не находится. Так было с Валентиной Абрамовой: она пролежала в своей квартире мертвой 13 лет.

Квартира № 7

В начале марта 2008 года у 80-летнего Николая Черных из маленького города Щекино Тульской области сгорел барак. В этом бараке мужчина почти всю жизнь прожил с женой; там у них родился сын, который впоследствии женился и переехал. Забрать к себе жить пожилых родственников никто не решался. Марина Ибатулина, младшая сестра Николая, размышляя, как ему помочь, вспомнила, что в подъезде ее дома на Юбилейной улице в Щекине — в квартире № 7 прямо под ней — уже больше десяти лет никто не живет.

Женщина пошла в администрацию города и попросила предоставить эту квартиру семье брата.

Ибатулина смутно припоминала, что в середине 1980-х в квартиру заселилась женщина, приехавшая из другого города. Но она была нелюдимой — в отличие от остальных соседей, Марина о ней совсем ничего не знала. Хотя подъезд был дружный — настолько, что даже двери в квартиру никто тогда не закрывал. По словам Марины, соседи постоянно заходили друг к другу рассказать о новостях или просто на чай; когда у кого-то были именины, во двор выставляли столы в один ряд и все выходили отмечать.

Соседка Ибатулиной из квартиры № 6 Вера Гринева (из-за фамилии соседи шутя называют ее «капитанской дочкой») вспоминает, что часто слышала, как женщина из квартиры напротив играет на аккордеоне «какие-то вальсы». Жительница еще одной соседней квартиры через стену часто слышала, как та негромко поет на кухне популярные лирические песни советских лет. Имени самой соседки почти никто из жителей дома не знал.

Когда в 1995 году во всем доме меняли трубы, слесари долгое время пытались попасть в седьмую квартиру, но им так никто и не открыл. В итоге коммуникации решили проложить в обход: трубу над квартирой № 7 обрезали и поставили заглушку. По словам Веры Гриневой, в подъезде тогда решили, что их странную соседку забрали либо в дом престарелых (они ни разу не видели, чтобы ту навещали родственники), либо в психиатрическую лечебницу. 

Жители дома давно подозревали, что у соседки «не то с головой»: она никогда не выходила с ними посидеть на лавке у дома, гуляла в сквере одна, всегда приходила домой с пакетами в обеих руках. А зимой, когда все соседи возили по двору своих детей на санях, женщина из седьмой квартиры ставила на сани зеленый аккордеон и, как им казалось, возила его за собой «как возят своего ребенка».

Соседи не помнят точно, когда женщина из седьмой квартиры совсем перестала появляться на людях, но сходятся на том, что примерно с середины-конца 1994 года. Будучи уверенными в том, что седьмая квартира пустует, они заставили ее дверь санями, швабрами и другими громоздкими вещами, которые не хотелось держать в своих квартирах.

* * *

25 марта 2008 года после обеда сотрудница ЖЭУ вместе с участковым по распоряжению администрации пришли вскрывать квартиру № 7, чтобы осмотреть ее и предоставить в пользование родственникам Марины Ибатулиной. Сотрудница ЖЭУ попыталась открыть дверь своим дубликатом ключа, но та оказалась запертой изнутри. Участковый вскрыл замок (оказалось, дверь была закрыта на два замка и цепочку). Открыв дверь, они с порога почувствовали «обволакивающий запах, от которого обоих затошнило», и увидели на тахте в комнате человеческую мумию. Сотрудница ЖЭУ выбежала из квартиры.

Прибывший на место через полчаса следователь Борис Ремизов рассказывает, что больше всего ему почему-то запомнился толстый слой пыли в квартире и паутина: «Ею было затянуто совершенно все: весь потолок и углы, и стены, и окна».

Ремизов считает, что женщина умерла примерно зимой 1995 года. На стуле у ее кровати стояла эмалированная кружка, рядом — голубой карандаш, нотная тетрадь и ворох газет и журналов. Самая свежая из них — ежедневная газета «Тульские известия» — была датирована 25 января 1995-го.

Следователь выяснил, что последний платеж за коммунальные услуги женщина внесла в сентябре 1994 года, а последнее получение пенсии зафиксировано в июле 1995-го (пенсия составляла 200 тысяч неденоминированных рублей). С какого именно года квартира, находившаяся тогда в муниципальной собственности, стала официально считаться пустой, Ремизов выяснить не смог — но, по его словам, после того как по коммунальным счетам накопился значительный долг, жилицу из нее попросту выписали.

В 31-метровой однушке, где нашли мумию женщины, стояли тахта, один стул, стол и маленький шкаф. К желтым обоям у кровати кнопками были прикреплены вырезанные из журналов стихотворения, картинки с животными — белые медведи, байкальская нерпа, рыбы, лайки, котята, лебеди и океан, игрушечный мишка на новогодней елке — и открытки с цветами; на обратной стороне детским почерком написаны добрые пожелания.

Рядом в комнате стоял зеленый немецкий аккордеон Weltmeister и аккуратно сложенная высокая стопка газет. На полу лежал чемодан, а внутри него пачка денег — сколько там было, Ремизов уже не помнит. Следователь считает, что эти деньги женщина откладывала на собственные похороны, поскольку родственников у нее не было.

Борис Ремизов затрудняется описать по памяти, как выглядела женщина, пролежавшая в квартире мертвой 13 лет. «Мумия как мумия. Такая, как в фильмах показывают про египетские гробницы, — объясняет он и зачитывает свой старый рапорт: — Умерла, лежа на спине, ноги вытянуты, правая рука на груди. На ней рейтузы, колготки, белая ночная рубашка и розовый халат. Одежда истлевшая. Кости, зубы и волосы целы, кожные покровы ссохшиеся, желто-коричневого цвета».

Зато в квартире Ремизов нашел паспорт жилицы, выданный в СССР. Так он узнал, что умершую звали Валентина Абрамова. Родилась она в 1927 году в деревне Кожуховке Тульской области. На момент смерти Абрамовой было 68 лет.

Сейчас в Тульской области по соседству располагаются две Кожуховки — Большая и Малая. В какой из них жила Валентина Абрамова, выяснить не удалось: раньше они входили в один совхоз, поэтому в документах указывали просто — Кожуховка, названий у улиц не было, номера домам тоже не присваивали.

В Малой Кожуховке корреспондент «Медузы» нашла три семьи, среди членов которых есть люди с фамилией Абрамов (эта фамилия, по их словам, раньше была очень распространенной в деревнях). Все они сообщили, что между собой являются лишь однофамильцами, а о Валентине Абрамовой ничего не помнят.

Школа имени Чайковского

В послевоенные годы родители Владимира Васильева из Брянска накопили денег и купили сыну баян. Сначала в музыкальной школе он попал к опытному педагогу Петру Чужикову, но через год перевелся к более молодой учительнице Валентине Павловне. Васильеву было тогда девять лет, учительнице — 29. За пять лет она научила его играть на баяне, фортепиано и гитаре.

72-летний мужчина вспоминает, что Валентина Павловна Абрамова была очень красивой женщиной, «залюбуешься ходить к ней». Одевалась она, как и все тогда, просто, но учительница казалась ему похожей на актрису с картинки. «Лицо ее хорошо помню: чистое, красивое. Всегда улыбалась. С ней у меня настроение хорошее всегда было», — говорит Васильев.

Школа была бедной, второго баяна в классе не было. Чтобы объяснить ученикам, как играть пьесу, Абрамова обычно напевала ее по нотам наизусть. 75-летняя бывшая ученица Абрамовой Ирина Никулина признается, что бывало и такое, что даже после этого она все равно допускала ошибки. Тогда Абрамова сама надевала баян, играла пьесу от начала до конца, чтобы ученица «почувствовала [ее] красоту, прониклась и захотела выучить».

Никулина помнит, что когда просила учительницу разучить с ней вальс или что-нибудь танцевальное, та никогда не возражала. Но сама любила медленные, спокойные пьесы.

Владимир Васильев вспоминает, что учительница «от природы была совсем не склонной к конфликтам», — но в то же время он и не видел, чтобы она близко дружила с кем-то из коллег. В компании коллег Васильев наблюдал свою учительницу только на отчетных концертах. «О других учителях при мне она говорила только то, что у них всех хороший слух, поэтому я должен стараться брать нужные ноты на концерте. Пренебрежительно она никогда ни о ком не отзывалась, да и о ней я грубых разговоров ни от кого не слышал», — говорит Васильев.

Коллег Валентины Абрамовой из брянской музыкальной школы просьба рассказать о ней ставит в тупик. Один за другим учителя отвечают, что совсем не помнят ее: «Была нелюдимая», «Жила одна, а потом уехала».

От коллег удалось узнать, что в конце 1940-х Абрамова приехала в Тулу, где окончила музыкальное училище по классу аккордеона и баяна, а в Брянск перебралась в начале 1950-х: в городе тогда набирали преподавателей в отремонтированную после войны музыкальную школу имени Чайковского, приглашали в том числе из соседних областей. Молодой учительнице дали однокомнатную квартиру в Советском районе — недалеко от работы. Вскоре она перевезла к себе мать. Спустя несколько лет Абрамова стала заведовать в школе отделением народных музыкальных инструментов.

По словам коллег, почти за 30 лет работы она ни разу не пригласила кого-то из них в гости — и они ее тоже не приглашали к себе. Никто не знал точно, сколько ей лет и где она живет. В их памяти она осталась «не красавицей, но очень приятной внешне женщиной». О личной жизни Абрамовой все знали только то, что она никогда не была замужем («кавалеры не встречали ее с работы»), что у нее не было детей, что жила она с матерью.

«О ней правда трудно вспомнить какую-то историю, где бы она как-то себя проявила, — говорит учительница по фортепиано Татьяна Подлесная. — Лет в 40 она еще бывала порой импульсивной на педсоветах, могла пытаться отстаивать что-то по поводу своих учеников или концертов. Впрочем, сама же себя и пресекала. А в более пожилом возрасте она все чаще молчала на собраниях».

Подлесная пришла преподавать фортепиано в музыкальную школу в 1968 году — когда ей было 20 лет, а Абрамовой 40. Татьяна вспоминает, что Абрамова казалась ей очень пожилой женщиной и сразу произвела впечатление человека, который «не любит открываться другим»: не подпускала к себе близко, дружелюбно и улыбчиво отвечала на вопросы, но своих не задавала. «С таким человеком во второй раз не подойдешь поговорить о птичках и новом цвете обоев в школе», — объясняет Татьяна Подлесная.

Они проработали в соседних классах, через стенку, 20 лет, вплоть до увольнения Абрамовой. Подлесная рассказывает, что всегда много общалась с коллегами и про каждого может сказать что-то человеческое: на этого можно положиться, а этот порой лицемерит, другой любит обсуждать коллег за спиной. Валентина Абрамова осталась в ее памяти «таинственным человеком, которого так никто и не узнал». 

При этом коллеги в один голос называют Абрамову честным и совестливым человеком, талантливым музыкантом и хорошим педагогом; она любила детей и легко находила с ними общий язык. По словам Татьяны Подлесной, на отчетные концерты и показательные выступления в школе всегда выбирали только лучших учеников, и воспитанники Абрамовой каждый раз были среди них. 

Коллеги Валентины Абрамовой рассказывают, что с годами учительница все больше сторонилась людей, а потом, по словам Татьяны Подлесной, «лицо Валентины Павловны будто постепенно закрылось шторкой». Подлесная вспоминает, что в Абрамовой было «что-то такое, что делало ее неудобной для общения».

В какой-то момент учительница еще больше погрузилась в себя. Тогда в школе решили, что «Валя сошла с ума». Рассказывают, что когда ученик заболевал и не приходил, она могла весь академический час в одиночестве играть на фортепиано. Бывший директор музыкальной школы Дмитрий Козлов говорит, что, когда коллеги заходили к Абрамовой и спрашивали, зачем она играет на фортепиано гаммы, ведь на сцену ей уже не выходить, та не могла ответить ничего вразумительного. По словам Козлова, в школе это списывали на «проявление ее болезни» — при этом коллеги Абрамовой признают, что не знали, было ли у пожилой преподавательницы какое-то заболевание в действительности.

Татьяна Подлесная считает, что одиночество не было осознанным выбором Абрамовой. «Когда Валя была молодой, практически не было мужчин ее возраста или на пару лет старше — их унесла война. Многие ее одногодки тогда не смогли выйти замуж. Такие примеры, помимо Вали, еще были в нашей школе». Среди коллег Абрамовой встречались мужчины, но все они были либо уже женаты, либо намного младше нее.

Подлесная уверена, что, скорее всего, у Абрамовой в жизни просто не нашлось хотя бы одного человека, который мог бы «завязать ниточку» между ней и внешним миром. «Видимо, есть люди, которым нужен кто-то, кто проложит мостик между ними и другим человеком, — рассуждает Татьяна Подлесная. — Потом они оба будут довольны, но очень нужен этот кто-то, кто свяжет их». Другие коллеги Абрамовой говорят, что из-за того, что Валентина Павловна была не такой, как все, они боялись ее чем-нибудь случайно обидеть, поэтому решили «просто не трогать ее».

В 1970-х (точный год коллеги не помнят) мать Валентины Абрамовой умерла, и вскоре учительница уволилась из школы и уехала из Брянска. Как рассказывают знакомые, Абрамовой не хотелось оставаться одной в квартире, в которой она много лет жила с матерью. Смерть матери, по их словам, сильно потрясла Абрамову. Увидев в газете объявление женщины из Тульской области, которая предлагала обменять свою квартиру на жилье в Брянске, чтобы быть поближе к детям, Валентина Павловна связалась с ней — и в феврале 1985 года переехала в Щекино, в квартиру № 7 в доме 16 на Юбилейной улице.

Владимир Васильев — бывший ученик Валентины Абрамовой — после окончания школы поступил в строительный институт, днем работал инженером в конструкторском бюро, а по вечерам подрабатывал в ресторане — пел и играл на гитаре. Потом мужчина работал главным инженером в строительно-монтажном управлении, но, по его словам, на протяжении всей жизни музыка всегда оставалась с ним. В ту же музыкальную школу с подачи деда сейчас ходят двое его внуков. Он уверен, что его любовь к музыке — заслуга Абрамовой.

После разговора Васильев долго расспрашивает, во сколько лет, от чего и при каких обстоятельствах умерла его учительница. Потом он присылает по электронной почте запись, где поет песню «Белый лебедь на пруду» и аккомпанирует себе на фортепиано. «Все, что могу, — для любимого учителя, — написал 72-летний ученик. — Любовь к музыке на всю жизнь — только благодаря ей».

«Чудовище» на Юбилейной улице

Дом, где жила Валентина Абрамова, мало изменился с тех времен, когда она могла его видеть. В заросшем травой дворе сушатся ковры, на скрипучих качелях с давно поблекшей краской качаются дети.

В середине 2000-х школьница Настя из подъезда Абрамовой каждый день после школы играла во дворе с соседскими детьми. Сейчас Настя, 20-летняя студентка третьего курса Тульского медицинского колледжа, вспоминает, что их с ребятами тогда очень интересовала седьмая квартира, в которой, как говорили взрослые, никто не живет — она «казалась загадочной, и к ней почему-то тянуло».

Окно и балкон квартиры № 7 выходят на внешнюю сторону дома — на синюю трансформаторную будку и заросли вокруг. Настя рассказывает, как они с ребятами несколько раз взбирались на эту будку, ставили коробки и оттуда старались разглядеть, что происходит в таинственной квартире. Увидеть с такого расстояния удавалось только клавиши стоявшего в комнате аккордеона (дети принимали его за фортепиано) и мух, вившихся вокруг балкона.

В 2007 году, когда Насте и ее приятелям было лет по восемь, они часто играли в казаки-разбойники и бегали по подъезду. В очередной раз пробегая второй этаж, на котором находится седьмая квартира, дети — как им показалось — почувствовали «специфический запах». Они отодвинули к стенке приставленные к двери предметы, заглянули в замочную скважину и «увидели, что там живет чудовище».

Что именно они тогда смогли рассмотреть через скважину, Настя не помнит. Когда дети рассказали о «чудовище» родителям, те просто велели им больше не бегать около седьмой квартиры.

Мать Насти Светлана Ахромушкина (семья по-прежнему живет в квартире № 3) помнит этот эпизод — но до сих пор не верит, что дети могли почувствовать около квартиры Абрамовой какой-то запах: «Никто из соседей запаха в подъезде не ощущал». «Видели, что почтовый ящик седьмой квартиры настолько забит квитанциями, что из него постоянно все вываливалось. Но думали: „Ну и что?“» — говорит Светлана.

Запах соседи почувствовали только тогда, когда квартиру Валентины Абрамовой вскрыли. Светлана Ахромушкина вспоминает, что в ее квартире, расположенной этажом ниже, начало пахнуть из вентиляции. Женщина попыталась вызвать санэпидемстанцию, чтобы сотрудники «убрали эту вонь», но те отказались приезжать.

Соседи Абрамовой вспоминают, что молодой участковый, пришедший на вскрытие квартиры, отказывался сам выносить на улицу мумифицированное тело. Вызванных по телефону подчиненных и прибывших на место врачей он тоже уговорить не смог.

Вынос тела поручили двум мужчинам, которые в это время отбывали 15 суток за мелкое хулиганство, пообещав взамен освободить их из изолятора раньше срока. Те перекладывали труп на тряпки «со страхом», а когда стали приподнимать мумию с тахты, оказалось, что за эти годы мумия «вросла в нее»: некоторые фрагменты тела оставались на кровати. «Это очень пугало их, они нервничали, говорили, что не могут и не будут [поднимать труп], но понимали, что выбора у них нет», — вспоминает одна из соседок дома.

Елена Низамутдинова, которая с другими соседями в тот день наблюдала за происходящим из окна, помнит, как «мумию вынесли из подъезда в одеяле и положили в машину».

В морге не смогли установить причину смерти из-за полной мумификации, но по обстановке в квартире следователь сделал вывод, что смерть была ненасильственной. Через неделю дело закрыли.

Похоронили Абрамову спустя месяц — после того, как в апреле 2008 года щекинская журналистка Людмила Евстафьева в статье обратила внимание, что муниципальная организация «Экожилсервис», которая занималась погребением невостребованных тел, отказывалась хоронить Абрамову, ссылаясь на отсутствие средств.

80-летний погорелец Николай Черных въехал в освободившуюся квартиру № 7 весной 2008 года. Его внук Олег Черных вспоминает, что когда впервые вошел в квартиру, успел рассмотреть на столике разрозненные листы, на которых были написанные от руки заметки Абрамовой: «Какие-то мысли, впечатления, напоминания самой себе не забыть что-то сделать». Олег говорит, что специально в заметки не вчитывался: в квартире ему было «не по себе», — но из того, что он успел заметить, выходило, что перед смертью Валентина Абрамова была в ясном уме.

Перед заселением новых жильцов квартиру № 7 обработали сотрудники санэпидемстанции. Затем Олег Черных с отцом содрали полы, сняли окна и вообще «выбросили из квартиры все, что было возможно».

Светлана Ахромушкина с первого этажа вспоминает, что доски, мебель и вещи Валентины Абрамовой новые жильцы выбрасывали прямо с балкона. На помойку отправился и зеленый аккордеон.

* * *

Пожилые родственники Марины Ибатулиной умерли через несколько лет после того, как заселились в седьмую квартиру. После этого Ибатулины продали ее «одному малому, который вскоре спился». Сейчас в квартире № 7 живет учительница общеобразовательной школы Анна с мужем и маленькой дочерью.

Она рассказывает, что купила квартиру в 2013 году, а о том, что до нее «в квартире жила мумия», случайно узнала несколько лет назад. Анна вспоминает, что сначала этот факт ее очень напугал: «Спать было не по себе, и вообще неприятно».

«По первости я думала быстро продать квартиру и переехать, — рассказывает новая жилица и понижает голос. — По ночам прислушивалась, думала, может шумы какие-то будут или сверхъестественное что-то. Но как вспомнила, что за эту квартиру еще 15 лет ипотеку выплачивать, успокоилась, остыла. Сейчас думаю: ну мумия, так и что ж теперь?»

«Я просто не хочу так умереть»

Щекинское кладбище «Кресты» немного возвышается над дорогой, поэтому издалека похоже на маленький город. Охранник Сергей говорит, что могила Валентины Абрамовой находится, очевидно, в десятом секторе: именно там в 2008 году хоронили невостребованные тела.

Сергей считает, что могила может много рассказать о человеке, который в ней покоится, — однако по виду могил десятого сектора «Крестов» непонятно даже, что тут вообще лежат люди. Участок примерно 20 на 20 метров зарос бурьяном и репейником, захоронения почти не видны и ничем одно от другого не отличаются, на многих нет никаких опознавательных знаков. В некоторые едва различимые бугры воткнуты маленькие железные таблички: «Неизвестный мужчина», «Неизвестная женщина».

Это замечает и охранник Сергей. «[Участок] смахивает больше на захоронения домашних животных, но тут лежат люди, не сомневайтесь, — говорит он и добавляет на прощание: — Ну ладно. Ищите свою Абрамову. Не представляю, как вы тут собираетесь это делать».

Найти нужную могилу, действительно, невозможно — но в небольшой яме возле указателя с номером сектора среди ромашек и бутылок из-под минеральной воды лежит крест с табличкой: «Абрамова Валентина Павловна. 03.04.1927 — 00.01.1995». По обе стороны от ямы возвышаются две кучи: пожухлой травы и увядших венков, убранных с тех могил, за которыми есть кому ухаживать.

Крест в память об Абрамовой установил в 2013 году тульский режиссер Валерий Отставных — 15 сентября 2019 года он опубликовал об умершей жительнице Щекина фильм, жанр которого определяет как «социальный хоррор». После установки креста он приглашал соседей Валентины Павловны помянуть ее; некоторые, по словам режиссера, сначала согласились, но в итоге никто не появился.

Отставных говорит, что история Абрамовой сильно повлияла на него и «обнажила собственные страхи»: 56-летний режиссер никогда не был женат, у него нет детей; прожил всю жизнь в Щекине с родителями — в квартире в нескольких кварталах от дома Абрамовой. Недавно он похоронил всех родственников и остался в этой квартире один.

Рассуждая об одиночестве — своем и Валентины Абрамовой, — режиссер говорит: «Она, конечно, была интровертом. А во-вторых, бывает, так срастаешься с родителями, настолько тебе с ними уже хорошо и комфортно, что кажется, заводить собственную семью и незачем. Ведь это тяжело, и не факт, что получится что-то хорошее».

Фильмом об Абрамовой Валерий Отставных занялся «из-за чувства вины»: ему не дает покоя, что пока он жил своей жизнью, мертвая женщина лежала в квартире и никому не было до нее дела. Режиссер пытался найти виновного в том, что ее смерть никто не заметил. К его разочарованию, соседи вину не признали, пенсионный фонд перекладывал ответственность на ЖЭУ, те говорили, что ответственность на участковом, а тот винил во всем социальные службы.

Наконец он произносит: «Я просто не хочу так же умереть. То есть мне все равно, конечно, что будет [когда я умру], но я не хочу вот так 13 лет лежать один».

По словам Отставных, с тех пор как он узнал о мумии, которая столько лет лежала в квартире в паре автобусных остановок от его дома, он перестал оставлять ключи с внутренней стороны двери, запасные связки дал соседке и другу Юрию из соседнего города. «Я ему говорю: „Юр, ты мне хотя бы раз в неделю-две звони, узнавай, жив я или нет“», — говорит режиссер.

Валерий не рад своему одиночеству и иногда задумывается, что бы было, если бы жизнь сложилась иначе. «Что, если отмотать жизнь на 30 лет, оставить родителей, уехать в Москву, сделать карьеру режиссера или актера? — размышляет он вслух, и тут же отвечает сам себе: — Для того чтобы прожить так, нужно было родиться другим человеком».