Две книги и один аудиосериал про постапокалипсис: «Вонгозеро», «Ночь», «Пост» В них Москва гибнет от эпидемии, Белоруссия — от темноты, а Ярославль — от влияния столицы

Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о двух постапокалиптических романах и одном аудиосериале, с которыми стоит познакомиться этим летом: «Вонгозеро» Яны Вагнер, «Ночь» Виктора Мартиновича и «Пост» Дмитрия Глуховского.

Яна Вагнер. Вонгозеро. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2019 

Литературный дебют Яны Вагнер «Вонгозеро» — вещь культовая не в оценочном, а в сугубо терминологическом смысле этого слова. И сегодня — через десять лет после написания и почти через восемь после первого издания — по «Вонгозеру» все еще пишут фанфики и организуют ролевые игры, а совсем недавно на экраны вышел снятый по нему сериал. Культовый статус романа тем более удивителен, что первое издание вплоть до нынешнего лета оставалось единственным — книгу уже много лет не достать в бумаге. Родилась она и вовсе из блога в «Живом журнале», куда писательница выкладывала фрагменты романа по мере их написания. 

Поскольку начало публикации совпало с эпидемией так называемого «свиного гриппа», многие читатели сразу восприняли книгу Вагнер как документальную хронику — настолько реалистичным казалось все, о чем в ней рассказывалось. Однако формальное правдоподобие описываемых автором событий (поверить в мир, гибнущий от болезни, куда легче, чем, скажем, в зомби-апокалипсис или даже ядерную войну) — определенно не главная причина столь долгого успеха «Вонгозера». Правильней будет сказать, что Вагнер удалось ухватить и с неуютной достоверностью зафиксировать то чувство, когда внешняя чернота просачивается внутрь человеческой души, становясь ее органической и неотделимой частью. 

Москва охвачена эпидемией какого-то нового гриппа и закрыта на карантин. Понемногу становится ясно, что локализовать беду не удалось, город погиб, и герои — мирные буржуа из Подмосковья — вынуждены бежать с насиженных мест в глушь, подальше от проклятой столицы, прихватив с собой только самое необходимое. В путь они отправляются странным и разношерстным составом: главная героиня, ее муж, ее шестнадцатилетний сын от первого брака, отец мужа — бравый пожилой супермен, бывшая жена мужа, не простившая и не прощающая свою удачливую соперницу, пятилетний сын мужа от первой жены, и троица соседей — карикатурный «новый русский», его красавица-жена и их бессловесная трехлетняя дочка. Всем вместе им предстоит преодолеть тысячу с лишним километров по стремительно дичающей, лишающейся признаков цивилизации местности, чтобы добраться до крошечного домика на карельском озере, где они рассчитывают переждать конец света. 

Роуд-муви в подобных декорациях просто обречено превратиться в фильм-катастрофу, что и происходит с «Вонгозером» практически сразу. Охваченная хаосом и смятением страна, где деньги обесценились, а продовольствие, чистая вода и бензин — единственный залог спасения, оказывается ареной, на которой герои вынуждены постоянно преодолевать страх, а главное — принимать тяжелые, порой безнравственные решения. Гонка на выживание оборачивается в буквальном смысле гонкой, в которой героям придется постоянно оттирать бортом других таких же бедолаг, пытающихся, как и они, спасти себя и близких. 

Нет, об убийствах или, допустим, каннибализме речь, слава богу, не идет. Герои не расчеловечиваются полностью — в сущности, они остаются тем, кем были изначально: обычными, нормальными, незлыми людьми. Но украсть по мелочи, отвести глаза от чужой трагедии, не помочь, обмануть, не поделиться важнейшей информацией, обеспечивая себе тем самым копеечную фору — все это становится для героев «Вонгозера» повседневной практикой. А параллельно с почти не заметными этическими сдвигами, спровоцированными внешним адом, в душе героини бушует сепаратное и не видимое снаружи пламя, обусловленное иссушающей и не находящей выхода ревностью. 

Как любой культовый феномен, за годы своего сетевого бытования «Вонгозеро» обросло колоссальным корпусом комментариев, обсуждений и претензий. Практически все люди, пишущие о романе Яны Вагнер, непременно отмечают многочисленные неточности и натяжки — в диапазоне от неправильно описанного ружейного механизма до заметно превышающего статистическую норму количества счастливых совпадений. Все это (а еще неудачную развязку — одновременно предсказуемую и неполную, слабые диалоги и раздражающий поток рефлексии главной героини) в самом деле можно поставить Яне Вагнер в вину. Однако мгновенная теплая эмпатия по отношению к героям, острое ощущение «это все правда, это про меня, я поступил бы так же» не то, чтобы перекрывает недостатки романа, но смещает фокус в сторону неутешительного авторского вывода: если начнется эпидемия, беги быстро, не оглядывайся, не жалей никого, кроме своих. И не слишком полагайся на нравственный закон внутри нас — в действительно трудные моменты он не сработает.

В продаже с конца июля

Виктор Мартинович. Ночь. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2019

В романе белорусского интеллектуала, искусствоведа и прозаика Виктора Мартиновича конец человеческой цивилизации приходит по причине куда менее прозаической, чем привидевшаяся Яне Вагнер эпидемия. В его версии над землей однажды просто не восходит солнце, и мир навеки погружается в холод и мрак. Главного героя — нам он знаком под именем Книжник — это событие застает в его минской квартире, под завязку набитой бумажными книгами. Вместе с ним — собака Герда, с которой он делит одиночество после разрыва с любимой женщиной, уехавшей от них куда-то в Азию. В постапокалиптическом мире эти самые книги составляют основу благосостояния Книжника: сдавая их в аренду, он накапливает местную валюту — батарейки (теперь их именуют «цинками»). Живет он по местным меркам неплохо — во всяком случае, в относительном тепле и сытости. Но в один прекрасный день (или ночь — в мире, лишенном света, понятия эти тоже лишаются смысла) тоска по любимой погонит Книжника за пределы родной Грушевки: с рюкзаком, набитым «цинком», и с верной Гердой у ноги он отправится в путешествие на восток — в прямом смысле слова на край ночи.

С этой точки в романе Мартиновича стартует настоящий парад литературных аллюзий и ассоциаций, сменяющих друг друга едва ли не быстрее, чем меняются декорации вокруг бредущего сквозь мрак Книжника. Поначалу автор прозрачно намекает, что перед нами новая версия «Снежной Королевы». На это указывает не только имя четвероногой спутницы главного героя, но и то, что встреченные героем злодеи, выслушав его душещипательную историю, немедленно меняют гнев на милость и помогают ему в точности как Принц, Принцесса и Маленькая Разбойница помогали девочке Герде. Однако понемногу Андерсен уступает место Данте, шествующему сквозь Ад навстречу своей Беатриче. Данте в свою очередь сменяет Карлос Кастанеда, на смену кастанедовскому мистическому галлюцинозу приходят мотивы рыцарского романа (или, если угодно, волшебной сказки) с непременным испытанием героя, а сквозь них отчетливо проступает библейская история Иова. Для того, чтобы искупить свой грех и заслужить право на встречу с любимой (а заодно понять метафизическую природу постигшей мир катастрофы), Книжник должен последовательно лишиться всего, что было ему дорого. Более того, даже там, где первооснову не удается восстановить однозначно, все равно сохраняется ощущение рефлексивной вторичности текста — манерной и намеренной игры со всей литературной традицией сразу.

Сказать, что эти изыски идут роману исключительно на пользу, в общем, нельзя. Цепляясь за особо милые авторскому сердцу аллюзии, повествование нещадно пробуксовывает и тормозит. При этом скучные, но конструктивно необходимые детали Мартинович демонстрирует читателю с видимой неохотой и только когда совсем уж припрет. К примеру, таинственный демиург — могущественный и всеведущий провожатый Книжника, диковинный гибрид Гэндальфа и Дона Хуана — возникает лишь на трехсотой странице из четырехсот восьмидесяти, в тот момент, когда повествование очевидным образом заходит в тупик, а до этого ничто не предвещает его появления и вообще существования. А выверенная искусственность и отстраненность всего повествования исключают непосредственную эмоциональную вовлеченность — мы не боимся за Книжника, не мерзнем вместе с ним, не голодаем, не оплакиваем утраты. Стеклянная стена, отделяющая читателя от героя, стоит нерушимо.

Однако если совершить небольшое усилие, отрешиться от жанровых стереотипов и перестать, наконец, ждать от повествования динамики, эмоций и драйва, выяснится, что «Ночь» Виктора Мартиновича — вещь отнюдь не лишенная достоинств. Обаятельная — не вполне русская, но очень близкая русскому читателю — холодноватая ирония, тонкая и разнообразная стилистическая игра и изобретательная многослойность оказываются несколько неожиданной, но в целом приемлемой заменой тем ужасу, надежде и восторгу, которых мы привыкли ожидать от постапокалиптического романа.

Дмитрий Глуховский. Пост. М.: StoryTel, 2019

Из трех историй нынешнего обзора аудиосериал «Пост» Дмитрия Глуховского более всего соответствует традиционным представлениям о классической постапокалиптике. Этому трудно всерьез удивиться: в свое время именно цикл романов «Метро», действие которых также происходило на руинах человеческой цивилизации, превратило молодого дебютанта Глуховского в литературную суперзвезду. Однако по сравнению с «Метро» «Пост», бесспорно, — шаг вперед и немного в сторону. На сей раз ладная, предсказуемо жуткая история о мире после конца света служит выразительной и неприятно прозрачной метафорой сегодняшних российских проблем. В принципе, подобный подход трудно назвать таким уж новым (постапокалиптика — жанр традиционно предполагающий второе дно), но — и вот это уже действительно редкость — Глуховскому удается сохранить идеальный баланс между бесхитростной увлекательностью и сумрачной метафоричностью.

Действие сериала начинается на ярославском Посту — одновременно и населенном пункте, и пограничной заставе, за которой земли возрожденной Московской империи заканчиваются, а начинаются тянущиеся вплоть до Владивостока неисследованные пустоши. Рубежом нынешней русской ойкумены служит Волга — отравленная, дышащая смертельно-опасными испарениями, текущая не водой уже, но зеленой кислотой река. Именно здесь живут и несут свою условную, в общем-то, вахту обитатели Поста — сто с небольшим человек, включая стариков и малолетних детей. Условную потому, что из-за моста через реку уже много лет никто не являлся. И хотя обитатели Поста привычно ходят в караулы и следят за железнодорожным полотном, особым рвением к защите государственных границ никто не пылает. Москва далеко, связь с ней пунктирная, да и заречье кажется неопасным. Куда больше возможного вторжения местных жителей волнует дефицит тушенки, взаимоотношения с расположенным неподалеку китайским колхозом и истинно деревенская, утлая и беспросветная скука. 

Но все меняется, когда с разницей в пару дней происходят два важных события. Из Москвы в бывший Ярославль прибывает отряд казаков во главе с атаманом — им предстоит экспедиция за реку, поскольку в возрождающейся столице вновь решили заняться собирательством русских земель. А из-за реки на Пост впервые за много лет приходит человек — глухой и истощенный иеромонах Даниил, проповедующий смерть бога. Он грозит жителям Поста новым — несравненно более ужасным — апокалипсисом. Приход Даниила и отъезд казаков на ту сторону моста запускает череду драматичных событий, в ходе которых главным героям — живым, понятным и очень узнаваемым — предстоит примерить на себя роль трехсот спартанцев, вступить в борьбу с силами ада, а заодно узнать много нового о том, как именно мир и Россия погибли в предыдущий раз. 

Москва — краса земель, источник благосостояния и защиты, богатая и процветающая настолько, что в ней даже работает уличное освещение (немыслимая по меркам полуголодного и нищего Поста роскошь), — внезапно обретает черты страшного спрута, исторически греховного, а потому обреченного, нароста на теле огромной страдающей страны. И только очень наивный слушатель сможет не уловить в этой идее прямой аналогии с днем сегодняшним. 

Аудиосериал — не вполне книга, да и вообще продукт для российского читателя (или, вернее, слушателя) относительно новый. В этом смысле «Пост» — динамичный, цельный, идеально адаптированный для восприятия на слух роман — определенно лучший выбор для знакомства с форматом. Отдельным бонусом станет и великолепное авторское исполнение, по сути дела, превращающее сериал в полноценный аудиоспектакль и открывающее в Дмитрии Глуховском совершенно новую и неожиданную — актерскую — ипостась.