Берегите хулиганов Как работает «Упсала-Цирк», ставший домом для десятков неблагополучных подростков из Петербурга и получивший «Золотую маску»

С 2000 года в Санкт-Петербурге работает «Упсала-Цирк» — социальный проект, где подростков из неблагополучных семей учат цирковому искусству. Цирк основали немецкая студентка Астрид Шорн и русский театральный режиссер Лариса Афанасьева. За 19 лет работы «Упсала» объездила с гастролями Россию и европейские страны, получила «Золотую маску» и другие награды, а главное — помогла десяткам детей и подростков. Многие из них до прихода в цирк жили на улице, занимались попрошайничеством и воровством — но в итоге сумели найти себя, занявшись жонглированием и акробатикой. «Медуза» рассказывает, как устроен этот проект.

Эта статья опубликована в рамках нашей программы поддержки благотворителей MeduzaCare. Другие материалы читайте тут.

«Меня тошнит от войны»

26 апреля в Санкт-Петербурге прошла очередная репетиция парада Победы: горожане стояли в пробках и делали селфи на фоне танков. В это время в цирковом шатре вдалеке от центра города на небольшую слабо освещенную сцену выбежал десяток подростков 12-16 лет. Они жонглировали баскетбольными мячами, показывали трюки со скакалкой и поочередно кричали в микрофон:

— Меня тошнит от коррупции!

— Меня тошнит от неравенства!

— Меня тошнит от войны!

Зрители в заполненном зале, рассчитанном на 240 человек, аплодировали; некоторые плакали.

Это пацифистское выступление — документальный спектакль «Домино» петербургского «Упсала-Цирка», работающего уже 19 лет. В цирке бесплатно занимаются дети и подростки из «групп социального риска», например учащиеся коррекционных школ и дети-мигранты, а также ребята с особенностями развития. Директор и режиссер цирка Лариса Афанасьева называет их всех «хулиганами».

«Мы не говорим, что это цирк для хороших и талантливых детей. Детям, которые у нас занимаются, наоборот, весь мир говорит, что они ни фига не хорошие и не талантливые. Поэтому мы называем себя цирком для хулиганов — так все чувствуют себя на своем месте», — поясняет Афанасьева. Во время представления «Домино» над сценой висел большой баннер «Хулиганы — за мир», а напротив него — слоган цирка «Берегите хулиганов!»

Идея «Домино» появилась у «хулиганов» ровно два года назад — весной 2017-го, когда Петербург точно так же готовился к параду. «Мы ехали по городу и видели, как огромное количество людей радуется военной технике. Мне стало не по себе от того, что присутствие войны в нашей жизни стало чем-то интересным и престижным. Чем-то, что показывает силу нашей страны», — говорит директор цирка.

В августе 2018 года при поддержке немецких общественных организаций и коммерческих компаний цирк провел в небольшом городе Цайц около Лейпцига двухнедельную творческую резиденцию, посвященную теме войны и мира. Там встретились 26 подростков: дети из неблагополучных семей из России и Германии; подростки из Сирии и Афганистана, ставшие беженцами из-за войны. Их истории стали основой для постановки — а название спектакль получил из-за того, что дети рассказали, как в лагере для беженцев знакомились и общались с ровесниками других национальностей с помощью игры в домино.

В 2018-м спектакль «Домино» участвовал в программе берлинского биеннале современного искусства. Спустя год его показали и в Петербурге, но в Россию подростки из Сирии и Афганистана приехать не смогли из-за проблем с визами — их истории на выступлении зачитывали дети из России и Германии.

Проект, рассказывающий о потере дома из-за войны и детских переживаниях по этому поводу, продолжается — следующий показ в Германии запланирован на июль 2019 года. Афанасьева подчеркивает, что это высказывание против милитаризации важно как для нее, так и для самих подростков. «Во время подготовки мы заметили важную штуку: ребята из России были уверены, что армия государству необходима, а дети из Сирии и Афганистана, которые сами столкнулись с войной, говорили, что не нужна. С этого мы и начали диалог», — рассказывает Лариса Афанасьева.

Режиссер признает, что ее позиция по этому и другим вопросам расходится с риторикой действующей российской власти. «Упсала-Цирк» сознательно не сотрудничает с государством. «Около 10 лет я считала, что государство должно помогать нам. Но осмысленной помощи не было. Только что-то из разряда — я куплю вам бойлер, а вы выступите на концерте к 9 мая. В итоге я поняла, что у государства просто нет запроса на качественные социальные изменения. Мы не взаимодействуем с государством, но не потому что мы такие чистоплюи, а потому что хотим выстроить свой мир — без партнеров, с которыми у нас неодинаковые ценности. Нам не нужны отношения, где мы просто просим деньги, а нам их дают», — поясняет Афанасьева позицию цирка.

Ненужные дети

Астрид Шорн родилась в 1977 году в Восточном Берлине и с детства была тесно связана с Россией. Еще в школе она учила русский язык, а у семьи Шорн были хорошие знакомые из СССР. В подростковом возрасте Астрид захотела сама попасть в Россию, но такая возможность появилась у нее только во время учебы в университете в 1999-м: Шорн получала специальность социального педагога и могла поехать на практику в другую страну. Астрид отправилась в Петербург.

Немецкая пресса тогда много писала о катастрофическом положении российской экономики, поэтому в Петербурге Астрид почти сразу отправилась на конференцию местных общественников о проблеме беспризорничества. А потом стала волонтером социального пункта помощи детям у Московского вокзала. Шорн предложила организовать детскую театральную труппу — такие программы социальной реабилитации были распространены в Германии. 

Найти достаточное число детей не было проблемой. Шорн знала, что в центре Петербурга есть сразу несколько точек, где собираются «трудные» подростки. У Гостиного двора — те, кто попрошайничают и нюхают клей, на канале Грибоедова — малолетние карманники, в Екатерининском сквере напротив Александринского театра — дети, занимающиеся проституцией. У многих из них были родители, но своими детьми они не интересовались.

Попасть в труппу такие дети совсем не мечтали: тема театра их не интересовала, немецкую студентку они не воспринимали всерьез. Шорн решила предложить им вместо театра цирк. «Я сама тогда интересовалась этой темой. Перед Петербургом побывала в Париже и увидела местных уличных артистов. Под впечатлением решила научиться жонглировать и кататься на моноцикле», — говорит Шорн «Медузе».

На одноколесном велосипеде Шорн ездила прямо по Невскому проспекту. План сработал — студентка привлекла внимание, дети попросили научить их кататься. Астрид даже нашла в Германии первого спонсора для своего еще не существующего цирка, купила цирковой реквизит (булавы, мячи и т. п.), но начать полноценные занятия не получалось. Шорн не могла отыскать в Петербурге подходящих людей в команду проекта. «Все просто болтали и ничего не делали. В какой-то момент я уже полностью разочаровалась в этих питерских интеллигентах и решила, что с цирком тоже ничего не получится», — признается Астрид.

Шорн повезло. В 2000 году через общих знакомых она познакомилась с 25-летней Ларисой Афанасьевой. Та выросла и получила театральное образование в Бурятии, а потом переехала в Петербург учиться в Академии театрального искусства, старейшем специализированном вузе страны. Оттуда Афанасьеву отчислили, но она решила остаться в городе и бралась почти за любую работу — подрабатывала в киосках с фастфудом и джинсовом магазине.

«Мне сразу понравилась история с цирком. И с точки зрения искусства, и с точки зрения общения с ребятами. Тогда дети в свои восемь-десять лет были настоящими жесткими щенятами, которые многое повидали», — говорит Афанасьева.

Лариса с Астрид назвали цирк «Упсалой» — от международного междометия «упс», набрали первую группу из 12 детей и решили увести их с улиц. Тренировки проходили пять-шесть раз в неделю, чтобы ни на что другое у подростков времени не оставалось. Иногда занимались прямо в парках и скверах, поскольку собственного помещения у цирка не было — приходилось снимать небольшие залы в коррекционных школах и подростковых клубах. Однако их часто выгоняли уже через несколько дней: никому не нравилось принимать у себя малолетних карманников и токсикоманов; некоторые из первых учеников «Упсалы» приходили на тренировки со следами клея под носом, вспоминает Шорн.

Несмотря на трудности и переезды, постепенно работа наладилась. Астрид и Лариса начали сотрудничать с социальными службами и общаться семьями детей — иногда даже помогать им материально. Многие дети постепенно уходили из плохих компаний и возвращались домой. Получалось не со всеми: некоторые, научившись паре трюков в цирке, возвращались на улицу; теперь они не попрошайничали, а зарабатывали в качестве уличных артистов — жонглируя.

Работу цирка в первые годы финансировали спонсоры из Германии и других стран Европы. «Найти спонсора в России тогда было практически нереально — большинство людей выживали как могли, а бизнес был очень непрозрачным. Я долго не могла понять, почему люди из Германии должны помогать детям в России. Но для них мысль о том, что нет немецких или российских детей, а есть просто дети, которым нужна помощь, была очевидна», — признается директор цирка.

Уже летом 2000 года Астрид и Лариса впервые вывезли цирковую труппу за границу — на фестиваль цирка Cabuwazi в Берлине. «Упсала-Цирк» стал его лауреатом с небольшим номером, который назывался «Услышать сердцем». Он рассказывал о важности близких отношений, а дети выступали на сцене в клоунских носах, сделанных из крышек от бутылок с колой.

Цирк или «Юнармия»

Достоверно неизвестно, сколько сейчас в России неблагополучных детей и подростков — тех, кто теоретически мог бы заниматься в «Упсала-Цирке». Официально на учете в комиссиях по делам несовершеннолетних состоят порядка 140 тысяч; еще более чем миллион подростков государство считает «находящимися в трудной жизненной ситуации» — это очень широкая категория, в которую попадают как дети с особенностями развития, так и малолетние преступники, отбывающие наказание в колониях.

Для работы с ними и на федеральном, и на региональном уровнях в России приняты десятки государственных программ, открыто множество учреждений и организаций (подробно о том, что в стране делают с «трудными» подростками, читайте в большом материале «Медузы»). Социолог из Высшей школы экономики в Петербурге Ирина Лисовская изучала эту систему на протяжении двух лет в рамках своей кандидатской диссертации — и пришла к выводу, что в России до сих пор нет единого подхода к тому, как сделать так, чтобы дети с различными проблемами начинали жить нормальной жизнью. Многие решения принимаются хаотично и не регламентируются правилами, отмечает Лисовская: например, «трудных» подростков часто отправляют в коррекционные школы, хотя они не имеют никаких особенностей в развитии — просто потому что общеобразовательные отказываются принимать их из-за плохих характеристик с предыдущего места учебы.

Кроме того, два разных учреждения одного типа могут строить свою работу с детьми совершенно по-разному. Так, Лисовская брала интервью у воспитанников двух государственных учебно-воспитательных учреждений открытого типа (туда «трудные» подростки попадают по решению комиссии несовершеннолетних, после занятий они уходят домой) и обнаружила, что в одном подросткам давали относительную свободу действий, а во втором был установлен тотальный контроль, который никак не способствовал социализации воспитанников. Также в подобных учреждениях наблюдается нехватка педагогов, которые умеют работать с «трудными» подростками.

Лисовская изучала работу и «Упсалы-Цирка» — на протяжении четырех месяцев социолог брала интервью у подростков и работников, смотрела спектакли и тренировки. Ученая считает, что для «Упсалы», в отличие от других учреждений, характерен позитивный сценарий социализации подростка, то есть дети действительно уходят из плохих компаний. По мнению Лисовской, это происходит потому, что у «Упсалы» есть четкая и яркая специализация — цирковая культура. Она привлекает детей, и те хотят быть частью проекта — идентифицировать себя в обществе через «Упсалу». Цирк для них становится важной частью жизни, другие дети из «Упсалы» — лучшими друзьями, а тренер — наставником, «идеалом человека». «Подростки проводят очень много времени в цирке и считают себя в первую очередь циркачами. Многие хотят связать всю свою жизнь с цирком», — поясняет социолог.

19-летняя Валерия Урина — один из таких примеров «позитивного сценария социализации». В «Упсалу» она попала семь лет назад совершенно случайно — познакомилась на улице с мальчиком, который уже занимался в цирке. К тому времени Лера была трехкратной чемпионкой России по прыжкам с трамплина. Лыжи девушка бросила из-за многочисленных травм и ссор с тренером, но цирком заинтересовалась.

Лера не знала, что «Упсала» — это цирк для «трудных» подростков, и на первом занятии соврала педагогам, что учится на пятерки и не имеет никаких проблем с поведением. На самом деле, Лера уже в 12 лет курила и жестко конфликтовала с родителями — в цирке говорят, что она была «настоящей хулиганкой». Сама Валерия Урина признает, что годы в «Упсале» сильно изменили ее — сделали менее агрессивной и конфликтной, в цирке она нашла любимое дело.

Сейчас девушка учится в колледже на педагога младших классов, но мечтает стать цирковым режиссером. Лера уже зарабатывает цирком — выступает в профессиональной группе «Упсалы» и занимается постановкой света на спектаклях. Перед премьерами Урина фактически живет в шатре — работает до четырех-пяти утра. Она говорит, что по-другому не может: «Наверное, цирк — это как дом, как вторая семья».

По словам Ирины Лисовской, в России очень мало общественных организаций, в которых подростки могут социализироваться по сценарию «Упсалы». Более того, в основном с «трудными» подростками готовы работать только военно-патриотические организации. В марте 2019 года секретарь Совета безопасности России Николай Патрушев даже предложил сделать такую модель основной и массово принудительно перевоспитывать подростков в военно-патриотических лагерях. Агентство «Говорит Москва» со ссылкой на свои источники сообщало, что этим займется «Юнармия»; в самой организации это отрицали.

«В России есть отдельные проекты и учреждения, которые хорошо работают с подростками, но какой-то единой, понятной и главное эффективной системы просто нет», — подчеркнула в разговоре с «Медузой» Юлиана Никитина, директор еще одной организации, работающей со сложными детьми — петербургского Центра Святителя Василия Великого. Туда детей отправляют на реабилитацию по решению суда за какое-либо правонарушение. Одновременно центр может принять 20 несовершеннолетних преступников: там они живут, посещают обычную школу, ходят в театры, занимаются спортом и творчеством. В результате большинство из них никогда не возвращаются к криминалу. Это единственная негосударственная организация в России, которая работает с «трудными» подростками по такой схеме.

Мальчик, который нашел себя

Сарвару Шукурову 14 лет. Он не любит сидеть в смартфоне, все время улыбается и носит модную прическу в стиле сериала «Острые козырьки». Пять лет назад родители Сарвара решили уехать из Ташкента в Петербург на заработки. Мальчик остался в Узбекистане со старшим братом и очень скучал по матери. Вдвоем с братом он прожил ровно год, затем в Россию перебралась уже вся семья.

На тот момент Шукуров абсолютно не знал русского языка — выучить его в Узбекистане не получилось. Из-за это мальчика дразнили в новой школе в Петербурге. «У меня одноклассники спрашивали на русском, сколько будет дважды два, но я не мог ответить, потому что ничего не понимал. Хотя математику знаю хорошо», — рассказывает Сарвар.

Русский он выучил за год — по роликам на ютьюбе и в общении. Потом начал заниматься с репетитором — ездил к нему через весь Петербург на общественном транспорте. После одного из занятий репетитор рассказал семье об «Упсале» и о том, что цирк устраивает детский летний лагерь. Сарвар провел в цирке месяц, научился за это время жонглировать тремя мячами и решил остаться.

Сейчас Сарвар выступает в двух спектаклях, ездит на гастроли за границу и не может точно сказать, сколько раз уже выходил на сцену, но признается, что очень волнуется перед каждым спектаклем. «Здесь я очень изменился. В Узбекистане я не хотел выделяться, хотел быть незаметным, а теперь сам хочу выступать, хоть и боюсь», — говорит подросток.

Несмотря на знание русского языка и обретенную в цирке уверенность Сарвар до сих пор сталкивается с ксенофобией в школе. Другие ученики часто говорят ему, что семья Сарвара должна уехать обратно в Узбекистан. «В школе не такие добрые люди, как в цирке, — рассказывает мальчик. — Думаю, что они ведут себя так, потому что не знают меня. Не знают, как я себя буду вести. А я считаю, что если я приехал в страну, то и вести себя должен так, как люди, живущие здесь».

Сарвар говорит, что хотел бы остаться в цирке на всю жизнь — стать знаменитым артистом и тренером. Но весной 2019-го его цирковая карьера могла закончиться из-за проблем со здоровьем. Когда Сарвару было два года, он сильно обварился кипятком. В Ташкенте ему сделали четыре операции по пересадке кожи, но недавно понадобилась новая — без нее мальчик не смог бы расти и даже нормально двигаться. Родители Сарвара не имеют российского гражданства и живут скромно: отец работает водителем, а мать — поваром, поэтому выставленный врачами счет на 125 тысяч рублей семья оплатить не смогла. Деньги на операцию для Сарвара собрал «Упсала-Цирк».

После этого случая Сарвар окончательно уверился, что его будущая карьера должна быть связана только с цирком для «хулиганов»: «Я был в других цирках, но там бьют животных, а мне это не нравится. Я хочу оставаться здесь. Я нашел здесь себя — мне здесь хорошо».

«Показать, что жизнь — не говно и боль»

В июне этого года «Упсале» исполняется 19 лет. За это время здесь хотя бы временно занимались порядка 200 подростков, а сам цирк объездил с гастролями Россию и Европу и получил «Золотую маску» за спектакль «Я Басё», где часть ролей играют дети с синдромом Дауна. Но в 2012 году цирк был на грани закрытия — единственный раз за всю историю.

К тому моменту Лариса Афанасьева уже руководила «Упсалой» в одиночку — Астрид Шорн ушла из цирка в середине 2000-х и занялась другими проектами (сейчас она пишет диссертацию об «Упсале»). «Хулиганы» каждое лето при поддержке европейских спонсоров ездили на гастроли, и за границей цирк уже высоко оценивали на специализированных фестивалях — но в Петербурге выступлений практически не было. Во многом из-за отсутствия постоянного помещения — «Упсала» продолжала постоянно переезжать с место на место и готовить спектакли «на коленке». В начале 2012 года цирк в очередной раз попросили съехать: собственник помещения сделал дорогой капитальный ремонт и не хотел больше принимать «трудных» подростков.

«Я всегда говорила, что мы не должны останавливаться ни на день, если действительно хотим работать. Но тогда я потеряла энергию. Цирку было уже больше десяти лет, но желаемого не получалось — у нас так и не было своего дома. Я сказала себе: стоп, хватит», — вспоминает Лариса Афанасьева.

Продолжить работу помог Родион Шишков, бизнесмен и член правления «Упсалы». Он договорился о помощи цирку с Игорем Водопьяновым — главой управляющей компании «Теорема», сдающей офисы в коммерческую аренду по всему Петербургу. Водопьянов выделил «Упсале» землю на территории строящегося бизнес-парка в спальном районе города на Свердловской набережной. Сначала циркачи поставили там небольшое летнее шапито, а затем построили стационарный шатер с современным техническим оснащением — на него цирку удалось собрать 150 тысяч евро пожертвований от фондов, частных лиц и компаний. Тут «Упсала» дает представления уже семь лет, в бизнес-центре по соседству находятся офисные помещения цирка, а летом на прилегающей территории открывается «Упсала-парк» — там «хулиганы» проводят семейные фестивали.

В Петербурге «Упсала-Цирк» выступает примерно дважды в месяц. Практически каждое представление собирает полный шатер на 240 зрителей. В основном в цирк ходят молодые семейные пары с детьми. Перед спектаклями дети с криками бегают вокруг шатра, а взрослые фотографируют большие баннеры возле кассы цирка — на них рядом с портретами артистов цирка написаны их «правила жизни». Например: «Жизнь — это боль, все так считают» и «Однажды со мной случилось чудо — я попал в этот цирк».

Сейчас в «Упсале» работают примерно 20 человек — среди них тренеры, администраторы, педагоги и фандрайзеры. Для половины из них это единственное и постоянное место работы. Месячный бюджет цирка составляет около миллиона рублей: 30% «Упсала» зарабатывает сама на продаже билетов и сувениров со своей символикой, а также проведении коммерческих цирковых мастер-классов в компаниях и организациях; остальное — деньги от фондов и пожертвования от компаний и частных лиц, в основном — от российских, а не европейских, как это было в начале нулевых.

В цирке бесплатно занимаются 80 человек, тренируются они практически каждый день. Занятия рассчитаны на подростков до 18 лет. После этого они могут остаться в профессиональной группе выпускников «Упсалы», которые решили сделать цирк своей профессией. В эту группу входит 29-летний Николай Грудино.

В цирке Грудино с первого дня существования «Упсалы». Он вырос в многодетной семье на окраине Петербурга — родители часто выпивали, и в конце 1990-х — начале 2000-х дома у часто не было даже еды. Чтобы поесть, 10-летнему Николаю вместе с братом приходилось почти ежедневно ездить на электричке в центр города: рядом с Московским вокзалом работала социальная столовая, где неимущих кормили бесплатно. Там в 2000 году с Грудино познакомились Лариса Афанасьева и Астрид Шорн, набиравшие детей в самую первую группу «хулиганов».

Знакомство с ними Грудино считает «переломным моментом» в своей жизни. Ради цирка Николай ушел из плохой компании, перестал попрошайничать и нюхать клей. «Помню, как поехал на гастроли в Германию. Было так интересно, что мне даже курить не хотелось», — вспоминает Грудино.

Сейчас Николай играет во всех постановках цирка и сам тренирует подростков. За 19 лет он уходил из «Упсалы» только однажды: в 18 лет ему пришлось бросить и учебу в вузе, и цирк из-за семейных обстоятельств. Отец Грудино тогда сильно заболел, а мать ушла с работы, чтобы ухаживать за мужем. Чтобы помочь семье Николай устроился в туристическую фирму, но офисная работа тяготила его — через два года Грудино вернулся в цирк, больше уходить из него он не планирует.

Сейчас дети и подростки попадают в цирк уже не с улицы, отмечает Афанасьева. Некоторых приводят родители, другие приходят заниматься сами — допустим, увидев объявление в коррекционной школе. «У нас очень много детей из коррекционных школ. Остальные — залетные птицы. Это ребята-мигранты, дети из многодетных семей или подростки, которые стоят где-нибудь на учете», — поясняет директор. Кроме того, «Упсала» регулярно организует временные проекты — например, в 2016 году педагоги цирка провели цикл уроков паркура прямо на территории петербургской спецшколы закрытого типа № 1 для подростков, находящихся там за различные правонарушения.

У многих детей, которые приходят в цирк, сначала есть проблемы с поведением: скажем, они ведут себя слишком агрессивно или, наоборот, очень стесняются и не могут нормально общаться. Для работы с ними педагоги цирка разработали пятилетнюю программу. Первый год уходит на то, чтобы ребенок начал доверять работникам цирка. Затем он учится общаться с другими людьми, работать в команде и так далее. Все это вписано в программу обучения цирковому искусству — в частности, в цирке проходят семинары по актерскому мастерству, которые на деле должны научить ребенка не бояться общаться и доверять окружающим. Недавно в «Упсале» провели собственное социологические исследование выпускников цирка и выяснили, что именно умение общаться с людьми они считают главным навыком, полученным в цирке.

Помогает «Упсала» и за пределами цирка. Педагоги следят за тем, как дети учатся в школе, малоимущим семьям цирк помогает материально, детям-мигрантам — с оформлением необходимых документов, а подросткам с серьезными болезнями — с оплатой процедур. В итоге за несколько лет такой работы — обычно не меньше трех — подростки полностью меняют свое поведение: перестают грубить, начинают лучше учиться и общаться с окружающими. А после выпуска из цирка идут учиться в вуз или устраиваются на работу как «обычные подростки».

При этом в «Упсале» не хотят, чтобы их считали только социальной организаций — в первую очередь это цирк, говорят создатели и сами подростки. «Думаю, многие ребята не хотят быть подопечными социальной организации — это сразу навешивает некий ярлык. А мы на самом деле не хотим полностью поменять их. Мы хотим показать им чуть-чуть другой взгляд на жизнь. Что жизнь — это не говно и боль, как внушают еще в школе, причем даже в самой обычной. Но мы действительно занимаемся социальными изменениями. В связи с этим меня один знакомый как-то спросил: тебе не надоело искать деньги на цирк? А я в ответ сказала: а ты бы хотел, чтобы твой ребенок встретился на улице с пацанчиком из неблагополучной семьи, который впал в депрессию, или с улыбающимся артистом цирка, который приехал с гастролей в Германии?» — говорит Лариса Афанасьева.

Жонглирование стереотипами

По соседству с шатром «Упсалы» работает еще один проект цирка — центр «Пакитан». В нем цирковым искусством занимается 39 детей и подростков с особенностями развития. Большинство из них — с синдромом Дауна, некоторые — с расстройствами аутистического спектра или задержкой в развитии. Название центру дал один из детей: вместо «Капитан» он всегда говорил «Пакитан».

В «Пакитане» дети под присмотром тренеров и специальных помощников-тьюторов занимаются трижды в неделю по два часа: учатся кувыркаться и жонглировать, осваивают акробатику и другие цирковые дисциплины. Занимающиеся в «Пакитане» дети называют себя «командой» — помимо тренировок они вместе смотрят кино, отмечают дни рождения и ставят спектакли.

Первая отдельная постановка детей с синдромом Дауна вышла в «Упсале» в 2015 году (сама группа для детей с особенностями существует с 2011-го), а спустя три года спектакль по мотивам японских хокку «Я Басё» получил главную в России театральную премию «Золотая маска». В этом спектакле участвуют дети как из «Упсалы», так и из «Пакитана» — подростки из цирка и центра часто тренируются вместе.

«Мы — не реабилитационный центр. Мы — про то, что творчество есть во всех людях, и про нормальное человеческое отношение. Про то, что каждый человек ценен сам по себе и может быть собой. Когда дети выступают, ты понимаешь, что произошло то, чего природа для этого ребенка не планировала», — объясняет «Медузе» координатор «Пакитана» Александра Гурьянова.

Гурьянова выросла в Петербурге — в районе, где работали сразу несколько коррекционных школ. Детей с особенностями девочка не пугалась, а наоборот — хотела их понять; окончив школу, она выучилась на коррекционного педагога. Сейчас Александра разрабатывает учебные программы для «Пакитана».

«Детей к нам приводят сами родители. За цирковыми навыками и выступлениями приходят, конечно, единицы, большинство — за досугом для детей. Даже в Петербурге не так много мест с нормальным отношением к особенным детям. В регионах — все еще хуже, иногда там нет даже первичной помощи», — поясняет Александра.

Гурьянова отмечает, что чем старше становится человек с особенностями развития, тем меньше у него остается вариантов — большинство учреждений дополнительного досуга и фондов ориентированы только на детей. В итоге часто люди вынуждены проводить практически все время дома, а в худшем случае, если о них некому заботиться — жить в психоневрологических интернатах. Сейчас самому старшему воспитаннику «Пакитана» 18 лет, в центре подумывают о создании отдельных групп для взрослых.

Несмотря на то, что большая часть из 39 занимающихся в «Пакитане» не могут разговаривать, они успешно осваивают цирковое искусство. Лучший жонглер во всем «Упсала-Цирке» — 18-летний Антон Корняков с расстройством аутистического спектра, рассказывает главный тренер цирка Ярослав Митрофанов.

Митрофанов вырос в многодетной семье и работает в цирке уже 19 лет — многие «хулиганы» называют его «вторым отцом». Они ценят не только цирковые навыки Митрофанова, но и то, что «с ним можно поговорить обо всем»: Ярослав действительно даже в коротком разговоре цитирует Шекспира и Ганди, упоминает Луначарского и Илона Маска.

С Антоном Корняковым Ярослав работает уже восемь лет — Антону было десять, когда в реабилитационный центр, где он занимался, пришли циркачи из «Упсалы», которые набирали детей. В цирке Антон пытался жонглировать всегда и везде: поначалу, пока он не умел этого делать, ему нравилось смотреть, как предметы падают на пол, следить за их траекторией. За восемь лет интерес не пропал — Антон и сейчас готов жонглировать часами. «Он — трудяга. Помню, у нас были гастроли, все уже спали, я встал и увидел, что Антон жонглирует на улице в темноте. В итоге сейчас он делает то, чего я не умею. То, что могут всего несколько человек в мире», — говорит тренер Митрофанов.

Сейчас Антон Корняков состоит в профессиональной группе «Упсалы» и регулярно выступает на сцене. Главный тренер цирка считает, что именно с него следует брать пример другим подросткам. «Знаете, многие дети, когда приходят к нам, уже понимают, что они на дне, — рассказывает Митрофанов. — Я пытаюсь дать им какое-то умение, навык. Чтобы потом они вышли на сцену, сделали что-то, а им все аплодировали и они поняли: „Вау, мы действительно люди, мы — крутые!“»

Педагоги отмечают, что меняют отношение к детям не только у них самих, но и у окружающих. Когда открывался «Пакитан», некоторые жители близлежащего района были этим недовольны — боялись за своих детей, рассказывает Александра Гурьянова. Но потом многие из них пришли в «Упсалу» на представление и полностью изменили свое мнение.

«Все это не дает выгорать. Мне друзья часто говорят: вот был бы ты, например, строителем, зарабатывал бы хорошо. Я им отвечаю: ну вот у вас есть трехэтажный дом и машина, а вы счастливы на самом деле?» — объясняет главный тренер цирка Ярослав Митрофанов.

Хотите помочь «Упсала-Цирку»? Вот его сайт