Фантастически смелый человек Умер Оскар Рабин, советский художник-нонконформист и организатор «бульдозерной выставки»

8 ноября во Флоренции умер Оскар Рабин, советский художник-нонконформист, в 1970-х лишенный гражданства и уехавший во Францию. Он был одним из основателей Лианозовской группы — неофициального художественного объединения, названного так в честь подмосковного поселка, где жил Рабин. Художник писал в мрачной экспрессивной манере; в его пейзажах и натюрмортах повторяются одни и те же образы и символы советской эпохи: бараки, паспорта, газеты, монеты, водка и селедка. В СССР он почти не выставлялся: официальная пресса критиковала его работы за то, что они отражают «частные, уродливые, давно отжившие явления». Персональные выставки Рабина с 1970-х проходили по всей Европе; после перестройки их начали проводить и в России — в частности, в Третьяковской галерее и ГМИИ имени Пушкина. По просьбе «Медузы» Оскара Рабина вспоминает российский художник, участник группы «Коллективные действия» Никита Алексеев.

Никита Алексеев

Художник

Москва все-таки маленький город, и все круги неофициальной культуры в 1960-е —1970-е пересекались — не только изобразительное искусство, но и литература, и музыка. Просто было мало таких людей в городе, и все постепенно друг на друга выходили через друзей или знакомых. Так, совсем еще маленьким ребенком, лет пяти или шести, я бывал у Оскара Рабина в Лианозово. Моя мама дружила с художником Дмитрием Краснопевцевым, он нас туда и привел.

Оскар жил в чудовищном одноэтажном бараке совершенно лагерного вида на окраине Москвы, а я был такой московский мальчик из интеллигентной семьи из центра. И эта жизнь меня абсолютно тогда поразила, я такой не видел прежде. Насколько я знаю, никаких выставок там тогда не было: какие могут быть выставки в этом жутком бараке?

У нас с Оскаром все-таки большая разница в возрасте, он принадлежал скорее к поколению моих родителей. Поэтому в детстве я его работ совершенно не запомнил, а сознательно увидел их в первый раз, наверное, уже в начале 1970-х. И оказалось, что его картины, особенно ранние, полностью отражают барачный советский быт — черный быт 1950-х годов. Эти его тяжелые, темные, брутальные полотна с покосившимися домами, с объедками, селедкой на газете «Правда» — они все растут из барака Лианозово.

Лианозовская группа, в которую он входил, вообще была одной из главных структур в советском [неофициальным] искусстве. Помимо него в нее входили другие важные художники, как [Владимир] Немухин или [Лидия] Мастеркова, и, кроме всего прочего, [поэты Генрих] Сапгир и [Игорь] Холин — поэзия там была ничуть не менее важна, чем изобразительное искусство. Но он повсюду был лидером, безусловно.

Не знаю, кому первому пришла идея этой выставки в Беляево [в 1974 году], которая потом прославилась как «бульдозерная», но, насколько мне известно, он сразу был абсолютным центром этого дела. Он сам ходил на какие-то переговоры с властями, звал зрителей.

На «бульдозерной выставке» я присутствовал в качестве зрителя. И я все это видел: как били и разгоняли народ, как Оскар, чтобы остановить это, полез на бульдозер… Он был фантастически смелый человек — настолько, что некоторые его подозревали в провокаторстве, потому что его поведение в те времена граничило с полным безрассудством. Но тогда все всех во всем подозревали, а я уверен, что он был абсолютно, безупречно честен.

Он меня поражал еще какой-то удивительной своей точностью во всем, почти фехтовальной. Он и выглядел так: прямой, сухой, поджарый. В последний раз я видел его в 2007 году, когда у него была выставка в Москве, в Пушкинском музее. Ему на тот момент было уже довольно много лет, но он за долгие годы, которые прошли с его отъезда за границу, как будто совсем не изменился.

Через год после «бульдозерной выставки» была еще выставка [художников-нонконформистов] в Доме культуры на ВДНХ, в которой я уже участвовал. И там был один момент, с одной стороны курьезный, а с другой, героический даже. Случилась какая-то заваруха очередная с милицией и КГБ, и все художники столпились на заднем дворе этого Дома культуры. А Оскар вдруг забрался на мусорный бак и произнес речь: я уже не помню, о чем была сама речь, но хорошо помню, что выглядело это просто замечательно — почти как Ленин на броневике.