Перейти к материалам
истории

Диссиденты в позднем СССР и подростки в жутком мире будущего Галина Юзефович — про два интересных русских романа, которые вы могли пропустить

Источник: Meduza

Литературный обозреватель «Медузы» Галина Юзефович рассказывает о двух книгах российских писателей, которые вышли летом 2018 года — и на которые стоит обратить внимание. Это автобиографический роман Олега Радзинского «Случайные жизни» и фантастическая антиутопия Ольги Фикс «Улыбка химеры».

Олег Радзинский. Случайные жизни. М.: АСТ, CORPUS, 2018

Биография писателя Олега Радзинского, автора замечательных (и сильно недооцененных) романов «Суринам» и «Агафонкин и время», распадается на несколько обособленных эпизодов — не то чтобы совсем уж заурядных, но определенно не уникальных. В сумме же они дают эффект фантасмагории и даже некоторой художественной избыточности, плохо совместимой с расхожими представлениями о жизненности и правдоподобии.

Привилегированная и культурная московская семья (отец и бабушка — успешные «совписы», мама и отчим — работники телевидения), благополучное советское детство (с точностью до регулярных разборок со школьными хулиганами), мажорская юность, филфак МГУ, а потом, внезапно — диссидентство, арест, Лефортовская тюрьма, суд, этап, лесоповал, ссылка, и закономерным многоточием в финале — эмиграция в США. Словом, по отдельности все, вроде бы, более или менее типично для богемного москвича 1958 года рождения, детство которого пришлось на сердцевину брежневского застоя, а молодость и зрелость — на смутное время слома эпох. Целиком же — отличная заготовка для бодрого романа в авантюрном духе.

И тем не менее «Случайные жизни» — не авантюрный роман, да и не роман вообще. В сущности, это обстоятельные воспоминания с экскурсами в прошлое семьи и неторопливыми размышлениями о том, «что же будет с родиной и с нами». Более того, воспоминания намеренно и рефлексивно встроенные в русскую литературно-мемуарную традицию, берущую исток в «Былом и думах» Герцена или «Записках из мертвого дома» Достоевского. Детство, на две трети проведенное внутри книг, филологическая юность и пожизненная инфицированность классической русской словесностью предопределяют и отношение героя-рассказчика к происходящему с ним, и его повествовательную манеру.

«Так увлеченно я писал роман о собственной героической жизни, причем не на бумаге, а в этой самой жизни» — эта мысль лейтмотивом звучит на протяжении всей книги. Во время предварительного заключения и психиатрического освидетельствования в НИИ имени Сербского, на суде, во время допросов и встреч с самыми страшными уголовниками автор сохраняет на диво большую отстройку от реальности. Собственная биография видится ему словно бы извне, сквозь призму литературы, которая образует защитную прослойку между ним и внешним миром и позволяет заменить страх искренним любопытством: что же будет с героем дальше? А чем все кончится? Ух ты! Возникающий на мгновение пафос мгновенно тушится обаятельной самоиронией, а авторский взгляд на протяжении всей книги остается острым и внимательным, но при этом на удивление доброжелательным и безмятежным.

Именно благодаря этой литературной подушке безопасности, читая Радзинского, вы скорее будете слышать голоса Владимира Короленко, Петра Кропоткина, Виктора Чернова и других политических ссыльных вегетарианского XIX века, а не узников ГУЛАГа — Варлама Шаламова или Евгении Гинзбург.

Но не стоит думать, будто внешняя «плюшевость» делает «Случайные жизни» книгой умиленно-ностальгической или, хуже того, апологетической по отношению к советскому режиму. Ничуть не бывало — напротив, отсутствие надрыва и способность в силу этого сконцентрироваться на деталях делает воспоминания Олега Радзинского достоверным (и весьма, надо сказать, отталкивающим) слепком позднесоветской эпохи, исчерпывающе харакретиризующим систему борьбы с инакомыслием при Брежневе, Андропове и Черненко. А то обстоятельство, что на протяжении всей книги автор не забывает время от времени напоминать нам, что не все на свете тьма, позволяет прочесть его книгу максимально вдумчиво и внимательно, не задохнувшись по дороге от болевого шока.

Ольга Фикс. Улыбка химеры. М.: Время, 2018

То, что вся современная русскоязычная фантастика вышла из шинели братьев Стругацких, даже повторять неловко — и так все знают. Тем ценнее выглядят тексты, формально лежащие в рамках этой традиции, но при этом ею не исчерпывающиеся и способные вступить с ней в осмысленный диалог. Именно таков роман Ольги Фикс «Улыбка химеры», который поначалу прикидывается милой книжкой для подростков, а потом внезапно и коварно оборачивается пугающей антиутопией.

Действие «Улыбки химеры» разворачивается то ли в недалеком будущем, то ли в какой-то альтернативной вселенной победившего коммунизма. Люди живут в достатке и мире, реализуя свои природные таланты на благо общества. Для того чтобы дети выросли в максимально гармоничных и ответственных взрослых, в десять лет они в обязательном порядке отправляются в интернаты, откуда возвращаются к родителям лишь на несколько недель в году. Впрочем, в интернатах жизнь устроена очень хорошо и разумно: к ученикам относятся с уважением, начиная с четырнадцати лет они могут практиковаться в интересующей их профессии и заниматься сексом, а с шестнадцати им позволено заводить семью и рожать детей. И хотя правила запрещают подросткам покидать территорию школы, администрация сквозь пальцы смотрит на их недалекие отлучки и неопасные приключения, которые, в сущности, тоже готовят ребят к самостоятельной жизни в будущем.

«Улыбка химеры» начинается как типовой «школьный» роман. Девочка Маша горячо (и, похоже, небезответно) влюблена в молодого учителя обществознания Макса. Макс тяжело переживает недавний развод и не чувствует себя готовым к новым отношениям. Машина подруга отличница Аня готовится стать врачом. Будущая закройщица Лера ждет ребенка от будущего механизатора Сережи. Мальчик Саша, мать которого вопреки закону пыталась удержать сына при себе, тихо бунтует против интернатских правил. Романы, размолвки, ночные вылазки за ограду, трудности профессионального самоопределения, сложности с родителями, чуткие и понимающие наставники — словом, нормальная добрая подростковая проза.

Но школьная идиллия понемногу начинает трескаться и проседать. Неподалеку от школы обнаруживаются зловещий засекреченный объект с диковинными обитателями. Невинная игра, в которую Маша играет на крыше своего дома, оборачивается форменным колдовством, причем не самого светлого толка. Всерьез занявшись медициной, Аня выясняет неприятные подробности про страшную болезнь — вторичный сколиоз, от которого страдают многие подростки. Мрачные недомолвки, темные секреты множатся, да и вообще грань реальности оказывается неприятно зыбкой, а мрак будущего — по-настоящему непроглядным. Интернат, поначалу казавшийся Хогвартсом, при ближайшем рассмотрении оказывается школой для клонов из романа Кадзуо Исигуро «Не отпускай меня», а то и чем-то похуже.

Не дайте себя обмануть нарочито незатейливой манере авторского письма и юности главных героев: не все книги про детей являются одновременно книгами для детей, и в данном случае глянцевая оболочка прозы young adult таит в себе нечто совершенно иное. Принимая за основу, обживая и детализируя солнечный «Мир Полудня» (именно оттуда родом и Дон Румата из «Трудно быть богом», и Максим Каммерер из «Обитаемого острова»), автор «Улыбки Химеры» в то же время ведет содержательную полемику с братьями Стругацкими, обнажая темную изнанку и демонстрируя неизбежные издержки абсолютного добра в их понимании.

Однако, как уже было сказано, полемикой со Стругацкими книга Ольги Фикс не исчерпывается — более того, ее можно читать, вообще не подозревая об этом контексте. Отсылая к другим «школьным» повестям, от «Гарри Поттера» до «Дома, в котором», Фикс сознательно и умело деконструирует канон, наполняя его новым — сумрачным и неожиданным — смыслом.

Галина Юзефович