«Это неприлично!» Как мылись женщины и что носили мужчины Галина Юзефович — о трех переводных книгах об отношениях полов

Литературный критик «Медузы» Галина Юзефович рассказывает о трех новых книгах: «Женщины и власть: Манифест» Мэри Бирд, «Это неприлично! Руководство по сексу, манерам и премудростям замужества для викторианской леди» Терезы ОʼНил и «Пол и костюм» Энн Холландер.

Мэри Бирд. Женщины и власть: Манифест. М.: Альпина нон-фикшн, 2018. Перевод Н. Мезина 

В России кембриджского профессора Мэри Бирд знают как автора замечательной книги «SPQR» и ведущую передачи о Древнем Риме на телеканале Discovery. На родине же, в Англии, Бирд известна в первую очередь как яркий, едва ли не скандальный публицист и гражданская активистка. Нынешняя маленькая книжка, в которую вошли две публичные лекции, переработанные в эссе, — порождение именно этой, второй, ее ипостаси.

Полностью исключить свой антиковедческий опыт Бирд не может, поэтому открывает книгу эпизод из гомеровской «Одиссеи». Пенелопа пытается критиковать певца, исполняющего на пиру слишком грустную песню, но Телемах решительно затыкает ей рот, настоятельно рекомендуя матери вернуться в свои покои, к более подобающим женщине занятиям. По мнению автора, эта сцена исчерпывающе иллюстрирует многовековую мужскую монополию на публичное высказывание, которое в свою очередь лежит в основе всякой власти в сегодняшнем мире. Со времен античности право на публичную речь признается за женщиной только в двух случаях: если она говорит с позиции жертвы (как, например, изнасилованная развратным царевичем Тарквинием римлянка Лукреция) или когда она выступает от лица женщин в целом (как Лисистрата из одноименной комедии Аристофана, от имени всех афинянок требующая прекращения войны). 

Как результат, по мнению Мэри Бирд, любая женщина, претендующая на нечто большее — на право представлять все человечество, свою страну или хотя бы профессиональную группу, по сути дела, вторгается на священную мужскую территорию. Для того чтобы преуспеть в этом недружественном пространстве, женщинам приходится перенимать мужские привычки и вообще всячески мимикрировать. Так, самые известные женщины-политики последних десятилетий, Маргарет Тэтчер и Ангела Меркель, были вынуждены искусственно «занижать» тембр собственного голоса, поскольку «писклявая» и «визгливая» женская речь, звучащая с трибуны, по сей день воспринимается как нарушение негласных табу. Если же женщине, претендующей на тот или иной сегмент власти, случится сделать ошибку, ее критикуют несравненно жестче и грубее, чем критиковали бы в аналогичной ситуации мужчину.

Из сложившейся ситуации Мэри Бирд видит два выхода. Первый — и самый очевидный — подождать: время очевидным образом работает на женщин, и уже сегодня заметно, что социальные конвенции меняются. Второй же — куда более интересный (и тот, ради которого, в сущности, писалась вся книга) — состоит в необходимости демонтировать само понимание власти. В своем нынешнем виде этот концепт маркирован как мужской, и механически встроить в него женщину трудно, если вообще возможно. Это означает, что женщинам нужно не бороться за место внутри того, что им в принципе не подходит, но вместо этого деконструировать и переосмыслять идею власти как таковой, постепенно лишая ее сакральности, а вместе с ней и специфически маскулинных черт.

Книга Бирд не случайно имеет подазголовок «манифест»: помимо некоторой задиристости стиля, это означает, что многие важные мысли в ней скорее обозначены, чем раскрыты, а аргументация выглядит фрагментарной и прерывистой. Иными словами, искать в «Женщинах и власти» исчерпывающий анализ вынесенного в заглавие феномена не стоит. И тем не менее, многие идеи, сформулированные в книге, выглядят крайне перспективно и позволяют посмотреть на борьбу женщин за свои права (в первую очередь, за право на власть и публичность) под новым — и весьма необычным — углом.

Тереза ОʼНил. Это неприлично! Руководство по сексу, манерам и премудростям замужества для викторианской леди. М.: Эксмо, 2018. Перевод Е. Ланге.

Книга Терезы ОʼНил выдержана в респектабельном жанре страшилок об ужасах жизни в прежние времена и рассказывает преимущественно о телесной, физиологической стороне жизни женщины в XIX веке. Поступательно двигаясь от всевозможных ухищрений, призванных придать женщине привлекательность в глазах противоположного пола, в сторону бытовых тягот супружества, ОʼНил широкими мазками рисует картину бедственного положения женщины в эпоху, которая многим представляется изысканной и галантной. Впрочем, драматизм того, о чем она пишет, отчасти скрадывается легким и обаятельным тоном повествования: всевозможные ужасы перемежаются у ОʼНил шутками и остроумными параллелями с сегодняшним днем, призванными убедить читательницу в несравненном превосходстве ее образа жизни над тем, который выпал на долю несчастных викторианок.  

Что же такого ужасного в жизни женщины XIX века? Прежде всего, конечно, страшно неудобная одежда и полное отсутствие гигиены. Женщины практически не мылись (мытье головы было рекомендовано в среднем раз в месяц, а теплые ванны считались излишеством и верным путем к распущенности), а их одежда — за вычетом нижних рубашек — не предполагала стирки и при этом носилась годами. В многослойных роскошных нарядах, которыми мы любуемся на портретах, было одновременно удушающе жарко и чудовищно холодно, поскольку вплоть до начала ХХ века штанины женских панталон не были сшиты, то есть, попросту говоря, еще каких-нибудь сто лет назад женщины в любую погоду и во все дни месяца ходили без трусов. А еще, разумеется, от женщин пахло, и тяжелые запахи немытого тела приходилось заглушать не менее тяжелыми парфюмерными ароматами. 

Уход за собой был практически недоступен, косметика жестоко порицалась обществом (и небезосновательно — самые лучшие белила того времени делались на основе смертельно опасного свинца), а лучшим способом сохранить цветущую молодость кожи считалось сырое мясо — его рекомендовалось привязывать к лицу на ночь. 

Удивительно, но при таких исходных данных женщины еще ухитрялись находить себе спутников жизни. Впрочем, по мнению ОʼНил с этого момента — собственно, с первой брачной ночи, во время которой стыдливая невеста должна была по мере сил изображать бесчувственное бревно, и начинались настоящие женские страдания, по сравнению с которыми сырое мясо на лице могло показаться праздником. Бесконечное рождение детей (из которых выживала едва ли треть), возведенные в статус нормы супружеские измены, бесконечные хлопоты по хозяйству, отсутствие квалифицированной медицинской помощи и социально одобряемая тирания со стороны мужа служат лишь преддверием к неизбежному итогу — одинокой старости, болезням и чудовищно ранней по нашим меркам смерти.

Книга ОʼНил в самом деле вызывает сначала оторопь, а вслед за ней — прилив острейшей благодарности за тот комфорт и свободы, которыми женщины наслаждаются сегодня. Однако если «Это неприлично» — не первая историческая книга, которую вы читаете, вы без труда разоблачите ее главный — и в сущности единственный — недостаток. Автор с наивным прогрессизмом полагает (ну, или делает вид, что полагает), будто количество удобств напрямую транслируется в количество счастья, и игнорирует счастливую способность человеческого мозга многие аспекты повседневности воспринимать некритично, как должное. Иными словами, показывая, как несчастливы были женщины викторианской эпохи по сравнению с их ухоженными, чистыми и самостоятельными праправнучками, ОʼНил совершает типовую ошибку начинающего историка, привычно меряющего прошлое единой меркой сегодняшнего дня и самодовольно ахающего от того «скотства» и «зверства», которое мерещится ему в прошлом. 

Еще одна важная вещь, касающаяся книги Терезы ОʼНил, которую нечестно будет утаить от русского читателя, это очень низкое качество перевода и редактуры. Некоторые фрагменты, похоже, пошли в печать вовсе без вычитки, поэтому в том случае, если уровень английского вам позволяет, а тема кажется интересной, лучше и надежнее сразу обратиться к оригиналу. 

Энн Холландер. Пол и костюм. М.: НЛО, 2018. Перевод Е. Канищевой, Л. Сумм

Американка Энн Холландер — автор, умеющий видеть моду одновременно в двух измерениях: левым глазом она смотрит на нее как на сложный и комплексный общественный феномен, а правым — как на высокое и самодостаточное искусство. Прошлая опубликованная на русском книга Холландер, фундаментальная и классическая монография «Взгляд сквозь одежду», исследовала сложную природу взаимоотношений трех объектов — человеческого тела, одежды и их визуального отображения в искусстве. Нынешняя, куда более компактная как по объему, так и по количеству затронутых тем, обращается к феномену сравнительно локальному, а именно к мужскому костюму. 

Скучный, однообразный, классический, офисный — весь набор эпитетов, применяемых нами для описания гендерной мужской униформы, говорит о том, что костюм по большей части воспринимается сегодня как максимально консервативный вариант одежды, свидетельствующий в лучшем случае об отсутствии у его носителя фантазии и готовности следовать за собственно модой, а в худшем — о его косности и даже ограниченности. Что же касается постепенного заимствования традиционных элементов мужского костюма женской модой, то мы привычно и бездумно вписываем их в контекст борьбы женщин за равноправие, отказывая им тем самым в каком-либо эстетическом или эротическом значении.

Энн Холландер мастерски развеивает мифы о «консерватизме» и «однообразии» мужского костюма, а заодно и о том, что его взаимодействие с женской модой продиктовано исключительно социальными соображениями. В ее исполнении история костюма, истоки которой она прослеживает в эпохе позднего Средневековья (именно тогда пригнанные по фигуре латы начали понемногу трансформироваться в специфически мужскую одежду, призванную подчеркнуть и едва ли не обнажить достоинства фигуры), оборачивается динамичным триллером. 

В то время, как до начала ХХ века женская одежда оставалась областью, почти не подверженной изменениям, мужская одежда, напротив, проделала колоссальную и рискованную эволюцию. А тот насыщенный и энергичный, то скрытый, то явный диалог, который она на протяжении без малого трехсот лет ведет с женской одеждой, Холландер рисует в лучших традициях эротической «битвы полов», в которой тайная цель каждой из сторон состоит в том, чтобы уступить противнику.

«Пол и костюм» едва ли можно назвать легким чтением, поэтому браться за него в надежде на яркие исторические анекдоты (они в книге присутствуют, но исключительно в качестве иллюстраций к авторской мысли) и простые концептуальные объяснения сложных явлений, определенно не стоит. Однако если ваша цель — понять и осмыслить тот комплекс феноменов, которые сама Холландер именует «работой моды», то лучшего источника вам не найти.