«Я с вызовом смотрю на него, ухмыляюсь, хочу ему понравиться» Герои проекта «Русские» — о съемке у фотографа Натана Фарба 40 лет назад

В 1977 году американский фотограф Натан Фарб вместе с официальной делегацией США приехал в Новосибирск — представить выставку об американском фотоискусстве. На ней он сделал серию поляроидных снимков простых новосибирцев, пришедших на выставку; негативы он смог вывезти дипломатической почтой в США, а позже часть фотографий вошла в его книгу «Русские». Спустя 40 лет Фарб решил вернуться в Новосибирск, чтобы найти и сфотографировать этих же людей. Постом о поисках героев «Русских» в фейсбуке поделились тысячи человек. «Медуза» поговорила с Натаном Фарбом о его проекте и поездке в Россию в конце 70-х, а еще нашла нескольких героев фотопроекта — и разузнала, кто они и как сложилась их жизнь.

Эмилия Чернова (Ясюлюнас)

Мой папа был одним из организаторов этой выставки. Он был заместителем председателя горисполкома и курировал вопросы культуры, образования, спорта и медицины. Я сама на той выставке не была. Может, папа считал, что это работа, и поэтому не брал меня с собой. Ему тогда было 43 года. Он был женат на моей маме, у них было двое детей — я и мой старший брат Юра. Наша мама сорок лет проработала в Новосибирском техническом университете. Она преподавала программирование. А в последние годы была заместителем декана факультета автоматики и вычислительной техники.

Сам папа родился в Ленинграде в 1934 году. Позже его родители вывезли их с сестрой из блокадного Ленинграда в Новосибирск. Некоторое время жили в Бердске, папа закончил исторический факультет Томского государственного университета. После по распределению он вернулся обратно в Новосибирск.

Некоторое время он был директором двух школ — сначала 56-й, потом 114-й. Позже он был председателем Октябрьского райкома, возглавлял отдел народного образования, был депутатом городского совета. А потом на протяжении многих лет работал заместителем председателя горисполкома. Кстати говоря, в те же годы отец еще открывал в Новосибирске завод Pepsi. У меня даже есть альбом в твердом переплете — «Открытие завода „Пепси-Кола“ Новосибирского пиввинкомбината. Февраль 1981 года». Это тоже было грандиозное событие, оно гремело на весь город. На тот момент подобного напитка нигде в Союзе не было.

На этой же должности, еще при советской власти, отец помогал новосибирской епархии. В нашем городе построен Вознесенский кафедральный собор, именно папа давал разрешение на его строительство. Помимо работы, папа увлекался шахматами. Он был даже чемпионом Новосибирской области, какое-то время возглавлял в городе шахматный клуб. Потом даже проводились турниры в его честь.

Папы не стало в 1996 году. Однажды ночью у него случился сердечный приступ, мы даже не успели вызвать скорую. На тот момент он был директором 8-й школы. Тогда только был назначен новый мэр Новосибирска, и папа согласился перейти из школы на должность его заместителя. Но, видимо, он настолько переволновался, что ночью перед выходом на новую должность с ним случился приступ. А мама ушла в 2013 году. Она ехала на работу в метро и просто упала. Представляете, судьба какая — оба ушли скоропостижно.

Все фотографии семейного архива хранятся у меня. Примерно полгода назад я открыла наши новосибирские новости и увидела статью про ту выставку 1977 года и про фотографии Натана Фарба. Я увидела эту фотографию с моим отцом и вспомнила, что у меня есть оригинал такой же фотографии. У меня даже есть фотография с самого открытия, где стоят организаторы и гости, в том числе Натан. Я связалась с Натаном и сказала, что мне было бы интересно узнать, может, есть какие-то еще негативы или другие фотографии. У нас завязалось общение. Он ответил, что помнит моего отца, что они много беседовали, причем беседовали на темы воспитания детей. У Натана на тот момент была дочь, а у отца уже была я. Через несколько месяцев я прочитала, что Натан приезжает опять в Россию и что ищут людей с тех фотографий и их родственников. Возможно, я стала [для этого] каким-то толчком.

Татьяна Албаут

На той фотографии мне еще нет трех лет. Конечно, это еще не тот возраст, когда сознательно запоминаются события в жизни. Но важно ведь не то, что я помню именно эту выставку. Важен контекст — чем эта выставка была для нашей семьи. Мы жили в Новосибирске. Родители преподавали в [архитектурно-строительном институте] Сибстрине — это один из старейших строительных вузов Сибири. Мама преподавала сопромат, на тот момент была уже кандидатом наук и доцентом. Папа еще только писал диссертацию, но тоже был уже очень уважаемым архитектором. Многие их студенты потом стали известными современными художниками и архитекторами.

Мой папа был стопроцентный грек. Их родовая деревня была в горах над Ялтой. При Екатерине II его прадеда переселили в Приазовье, под Донецк. Во время переселения семьям давали землю, исходя из количества мужчин в семье. А у нашего прапрадеда было пятеро сыновей. Поэтому земли дали много. Там, в Приазовье, папины родители жили до 1937 года, пока их не раскулачили и не отправили на Кузбасс. Через год, уже в ссылке, моего дедушку расстреляли. А еще через полгода родился папа. Он вырос в маленьком шахтерском городке. Вы себе представляете, что такое маленький шахтерский городок в Сибири? Там было очень много ссыльных — и уголовных, и политических. Бабушка с утра до ночи шила на заказ платья, папу воспитала улица.

Папа рассказывал, что тогда было принято учителям дарить подарки. А он по-глупости и детской наивности учительнице своей сказал: «А мы бедно живем, и у нас нет возможности вам подарить подарок. Простите нас, пожалуйста». В общем, лучше бы молчал. При первой возможности его где-то заметили, когда ребята все бесились, и его одного исключили из школы. Потом он был учеником художника, работал на какой-то фабрике, позже поступил в рабочую школу. Вместо учебы он рисовал плакаты, стенды и методические пособия, а взамен ему ставили зачеты. Одно время работал на шахте. Все знали, когда смена Албаута, потому что вагонетки из-под земли поднимались разрисованные мелом. По ночам он залезал через окно в местный клуб и учился играть на фортепиано. Его оттуда выгоняли, а он все равно залезал через окно и все равно учился играть. Вот такая была тяга к музыке.

Когда он получил повестку в армию, их всех, бритых ребят восемнадцатилетних с котомками, выстроили в ряд. Вдруг прозвучало: «Албаут, два шага из строя». Он сделал два шага из строя — и его с позором выгнали как сына врага народа со словами, что он не достоин служить в советской армии. Для него это была трагедия. Потом, спустя несколько лет, когда советская власть передумала не брать в армию детей врагов народа, он уже поступил в институт. Он поехал в Новосибирск — просто попробовать поступить на удачу. Понимал, что не поступит с первого раза, но хотел понять, что нужно, чтобы поступить на следующий год. Но его неожиданно приняли — он гениально рисовал. Так он переехал в Новосибирск.

Родители познакомились на вечере в Союзе архитекторов, когда уже были довольно взрослыми. Маме было 29 лет, а папе — 30. Папа пришел на вечер со своим учителем и гуру архитектуры — Александровым. Александров ему говорит: «Витя, смотри какая девушка прекрасная. Иди пригласи ее танцевать». Конечно, они друг другу сразу понравились. Им вообще друг с другом было всегда интересно, всегда о чем-то спорили, что-то обсуждали. Но наша мама — это совсем другая история. Они были как барышня и хулиган. Мама всегда была отличницей, для нее было горем получить четверку. Она закончила школу с золотой медалью, а институт с красным дипломом. Помимо преподавательской работы, мама занималась исследованиями в области нелинейных методов упругости. Она в своей сфере была в России одним из ведущих специалистов.

Наш папа очень увлекался фотоделом. У него постоянно был под рукой фотоаппарат. Мы регулярно ходили в фотоателье, и у нас есть много семейных фотографий. Родители любили музеи, культурные мероприятия, поэтому тот поход на выставку был органичной частью нашей жизни. Я помню, что мы долго играли со значками с той выставки. Кстати говоря, альбом «Русские» я видела еще год назад, но там не было фотографии нашей семьи. Видимо, его периодически дополняют. То есть вот то, что сейчас выложили, меня это просто ошеломило. Я даже не могла работать в тот день. Нахлынули и воспоминания, и радость, и гордость за нашу семью. Невозможно работать, когда у тебя перед глазами ты образца 1977 года, мама и папа образца 1977 года, твои сестры, у всех абсолютно видны характеры. Для меня еще стало абсолютным откровением, насколько моя младшая дочь похожа на мою маму — у них одна улыбка.

Папа ушел очень рано. Ему было всего 56 лет. Он скончался скоропостижно. Это было ужасно больно. Но он успел увидеть своих внучек, наших со Светой старших дочерей. Когда он умер, весь двор был полон людей. При этом никто не представлял себе, насколько скромно он жил. Мама пережила его на 17 лет. Когда папы не стало, она очень тяжело переживала потерю. Уверена, ей тогда очень помогло то, что она взяла в руки фотоаппарат. Она очень любила путешествовать. Для нее это было просто огромной ценностью в жизни. Когда была возможность куда-то поехать, она привозила оттуда целые фотогалереи. Очень любила снимать природу. Много ее фотопейзажей украшает стены санаториев, где она бывала. Даже моему будущему мужу она написала письмо не на открытке, а на обороте фотографии.

Мы все, конечно, дети своих родителей. Мне, например, очень передалась мамина целеустремленность и оптимистичный взгляд на мир. Я нашла свое призвание, я больше 10 лет занималась журналистикой. Начинала в корпункте РИА «Новости», работала в газете «Новая Сибирь», на «Радио Свобода» корреспондентом по Новосибирску и Сибири, запускала «Cosmopolitan Сибирь». Потом я уехала в Москву и с тех пор работаю в сфере PR. Мои сестры Лариса и Света живут и работают в Новосибирске, Лариса преподает йогу, ее дочь недавно стала участником проекта «Голос. Дети». Света занимается продюсированием и поддержкой различных культурных и бизнес-проектов.

Меня теперь очень заинтересовала личность фотографа. Потому что то, как я себя веду на этой фотосессии, — очень нетипично для меня. Я всегда была очень уверенная в себе, но почему-то в детстве не любила фотографироваться. На многих фото я закрывалась рукой или отворачивалась. А тут я с вызовом смотрю на него, ухмыляюсь, на цыпочки встала, хочу казаться выше, хочу ему понравиться. Наверное, это он мне настолько понравился.

Ольга Аникина (Прянишникова)

Этот снимок у нас сохранился. На нем моя мама держит меня на руках. Мне было три года, а маме — тридцать. Тогда я еще у нее была одна, а через семь лет родился мой брат. О той выставке я помню только, что [там] выдавали значки, и очень смутно помню фотографа. Помню еще, что в центре зала стояла шикарная красная машина. Помню, что выдавали журналы именно по технике Polaroid, которую мы в то время, конечно, еще в глаза не видели. Вот и все мои воспоминания. Журнал у нас, скорее всего, не сохранился, потому что мы переезжали два раза. Значок еще, быть может, можно поискать.

Мы с мамой тогда жили и продолжаем жить в Новосибирске. На момент фотографии она работала товароведом в ЦУМе. После она была экономистом в снабжении, а потом бухгалтером в машиностроительном техникуме. Через два месяца ей будет 71 год, она на пенсии и у нее уже три внучки. Я сама закончила машиностроительный техникум по специальности «бухгалтер-экономист». Но по специальности я никогда не работала. В 20 лет я родила дочь и потом семь лет была в декрете. Затем устроилась продавцом ювелирных изделий и до сих пор работаю в этой сфере.

Моя двоюродная сестра увидела нашу с мамой фотографию в фейсбуке и сообщила мне. Если нас пригласят [сняться в продолжении фотопроекта], то мы будем только рады. Я рассказала маме про то, что вот — нас узнали на той фотографии, и говорю: «Единственное, мам, возможно нас пригласят на съемку». Она только засмеялась: «Ну на руки-то тебя не надо будет брать?»

Галина Герасимова (Игнатович)

Это было лето после восьмого класса. Нам с сестрой было 15 лет. Мы жили в деревне и учились там в школе. Наши родители были довольно образованные: отец был ветеринарным врачом, мать — учительницей. Папа тогда выписывал журнал «За рубежом». В этом журнале чуть более нейтрально относились к зарубежью, чем в «Правде» или в «Комсомольской правде». Нам было интересно посмотреть на американцев и их фотографии: кто же они такие? как они живут?

На этом снимке мы стоим с нашей одноклассницей Леной Тонких. Она сейчас живет в Сургуте. Мы втроем решили поехать на выставку, одни, на автобусе. Мы тогда жили в 40 минутах от Новосибирска. Я почитала отзывы [на проект в интернете], люди пишут, что [в те дни] была жара, а нас как раз застал сильный дождь. Поэтому на платьях непросохшие пятна, а в волосах появились завитушки из-за дождя. Сейчас смотрю — и мне смешно.

Было интересно, во-первых, какие американцы вежливые. Во-вторых, что сразу выдают фотографию. К фотографу была очень длинная очередь. Мы там провели полдня, но дождались, чтобы сфотографироваться. У нас с сестрой там еще одинаковые мокасины. Мокасины купить в деревне — это было раньше что-то просто небывалое. В этих белых мокасинах мы попали под дождь, и на фотографии видно, какие они в итоге стали грязные и раскисшие. Естественно, потом мы их уже не носили. А платья нам шили на выпускной вечер после 8-го класса. Они были голубые в белый горошек. Тогда была такая мода — короткое платье с подрезом под грудью.

Потом мы с сестрой поступили в педагогический институт в Новосибирске, а после него нас распределили в научный городок Кольцово под Новосибирском. Там мы работали учителями начальных классов. Потом узнали, что через военкомат можно работать за рубежом в советских военных городках и учить детей из военных семей. А мы с сестрой — путешественницы, а тут можно поехать в другую страну и посмотреть. Целый год мы ездили в военкомат, там проверяли наши документы, и мы в итоге поехали в Чехословакию.

Ну как поехали. Летом мы должны были уехать, а весной нам с сестрой дали путевку в Югославию за то, что мы были активными комсомолками. Сестре надо было выпускать класс, поэтому я поехала одна. В Югославии в нашей группе я встретила своего будущего мужа, вышла замуж и осталась в Новосибирске. А сестра уехала в Чехословакию. Она прожила там три года, вышла замуж за офицера, который сейчас генерал, и в итоге переехала в Москву. Наши дочки унаследовали это стремление путешествовать. И мы поддерживаем их так же, как наши родители когда-то поддерживали нас.

Сестра сейчас работает в детском саду, а я работаю в школе. Я даже учила сына одного из мальчиков с фотографии из этой серии. Я знала, что у него брат-близнец. Мне позвонила его жена и сказала: «Галина Владимировна, мне кажется, я вас узнала», и прислала мне ссылку. Там же, в этом альбоме, есть ее муж — на фотографии, где два мальчика-близнеца держат сомбреро.

Дмитрий Роман

На этой фотографии мне 17 лет. Со мной рядом стоит мой отчим Анатолий Варченко и мой младший брат, Филипп Варченко. Моему отчиму Анатолию [на снимке] 44 года, Филиппу — восемь. По-моему, выставка проходила в августе 1977 года. Я в мае закончил школу, уже съездил в Москву и поступил в университет, вернулся в Новосибирск, и мы пошли на выставку.

Это было идеей моего отчима Анатолия. Если честно, саму выставку я не очень хорошо помню. Я помню, как мы пришли, нас на входе остановили и попросили сфотографироваться. Там был поток народа. Фотограф указывал своей помощнице, кого ему бы хотелось снять. Она подходила, деликатно извинялась и спрашивала: «Вы согласитесь сфотографироваться?» Как такового общения с фотографом не было. Мы с отчимом говорили по-английски, но, наверное, у него была установка особо не вступать в разговоры. По книге видно, что его интересовала исключительно визуальная сторона дела.

Мы жили в Академгородке. В те годы он был местом просто исключительным по своему характеру. Степень свободы была другой, чем в Новосибирске и вообще в стране в целом. В Академгородке всегда было какое-то количество иностранцев — американцы, англичане, шведы. Ведь по научному обмену все равно люди приезжали, и иногда надолго — на полгода или на год. Пока я учился в школе, у нас неоднократно были американские ученики и ученицы. Мама в то время была преподавателем английского языка. Сегодня ей за 80 лет, но она продолжает преподавать. Анатолий был физиком. Он работал в одном из научно-исследовательских институтов, умер после автокатастрофы в 1990-х годах. Мой брат в начале 90-х поехал в Америку по программе учебного обмена, остался там и больше не вернулся в Россию.

В 1977 году я поступил в РУДН, но потом жизнь у меня изменилась и я уехал из Советского Союза, даже не закончив университет. С тех пор я живу во Франции, в Новосибирск приезжаю регулярно. Одно время я преподавал, потом работал в консалтинге, а сейчас мое основное занятие — фотография и торговля фотографическим оборудованием.

Я долго не знал об этой книге — сфотографировался и забыл. Потом уже во Франции у меня был приятель — он, кстати, потом вернулся в Россию и стал работать на телевидении, его зовут Александр Васильев. Он мне как-то позвонил и сказал, что увидел меня в книге. В силу своей деятельности он всегда интересовался костюмами и визуальной составляющей. Поэтому о существовании книги я узнал от него. Это было примерно в 1985-1986 году, то есть с момента съемки прошло относительно немного времени. Именно поэтому он меня и узнал.

У меня есть эта книга дома. Она лежит на журнальном столике, и я развлекаю ею гостей. В самой книге есть короткие замечания — описания тех, кого Натан фотографировал. По самим описаниям ясно, насколько в то время был разрыв между визуальным восприятием людей и тем, что они могут из себя представлять.

Если вы узнали себя на фотографиях Натана Фарба или он делал вашу фотографию на выставке «Фотоискусство США» в Новосибирске в 1977 году, и вы хотите принять участие в его новом фотопроекте, напишите об этом Анатолию Скачкову на почту [email protected]