Биографические фильмы о Владимире Маяковском и Александре Вампилове. Их стоит посмотреть

Неделю назад в Выборге завершился кинофестиваль «Окно в Европу». На нем показали два биографических фильма — о поэте Владимире Маяковском и драматурге Александре Вампилове. Один понравился специалистам, другой — зрителям. По мнению кинокритика Егора Москвитина, дождаться стоит обоих.

Удивительно, но у Александра Вампилова — автора неоднократно экранизированных пьес «Старший сын», «Утиная охота» и «Прошлым летом в Чулимске» — до сих пор нет собственного портрета в кино. Есть лишь поставленный в Омске спектакль Владимира Гуркина «Зажигаю днем свечу»/«Андрюша». Гуркин — товарищ Вампилова, знавший про жизнь драматурга, и, что гораздо важнее, про его смерть, подробности которой до сих пор остаются предметом спекуляций. Но в гуркинском спектакле Вампилов — не вполне главный герой: он в нем вроде спутника собственного персонажа Зилова. Летает вокруг, собирает информацию и передаем незаметные, но важные сигналы на Землю.

Поэтому новость о том, что о Вампилове снимут полноценный фильм с Андреем Мерзликиным в главной роли, многих воодушевила. Режиссером стал уроженец Бурятии Виктор Алферов — один из видных участников процессов обновления в региональном кино. А Андрей Мерзликин на кадрах из фильма был невероятно похож на настоящего Вампилова. Так что фильм ждали.

Владимир Маяковский успел побыть актером и режиссером сам, но с биографиями в отечественном или мировом кино ему тоже не везло. Если зайти на сайт IMDb, ведущий подсчет работам и появлениям людей в кинематографе, то можно обнаружить, что Маяковского там описывают так: «передовой русский футурист, создавший в России разновидность поэзии, отдаленно напоминающую творчество современных рэперов Эминема и Снуп Догга».

В 2013 году о «предтече гангста-рэперов» сняли сериал «Маяковский. Два дня», который неглубоко исследовал внутренний мир героя — зато действительно придал актеру Андрею Чернышову убедительное внешнее сходство с поэтом. Поэтому фильм «ВМаяковский» — шестилетний долгострой Александра Шейна — тоже ждали. Во-первых, в нем собрался многообещающий актерский ансамбль: Юрий Колокольников в роли поэта, Чулпан Хаматова в роли Лили Брик, Евгений Миронов и Любовь Максакова, Михаил и Никита Ефремовы, даже Петр Верзилов из Pussy Riot. Во-вторых, темперамент самого Шейна — автора футбольного фильма «Назидание» и парадоксального полотна «Тимур Новиков. Ноль объект» — сулил, что «ВМаяковский» станет чем-то непредсказуемым. То ли «от мяса бешеным», то ли «безукоризненно нежным» — а скорее всего, и тем и другим.

Из «Облепихового лета» получилось образцовое биографическое кино, из «ВМаяковского» — эталонное антикино вообще. Драматургически «Облепиховое лето» выстроено по правилам западных байопиков, а стилистически похоже то на сериал «Оттепель», то на фильмы Андрея Тарковского и Алексея Германа-старшего. Поэтому и сравнения с недавним «Довлатовым» Германа-младшего неизбежны.

Картина существует в двух измерениях — московском и сибирском. Герой то и дело вынужден пересекать линию фронта между ними на стареньком красном автобусе. Москва — территория запутавшихся лицемеров. Вот в Союзе писателей молодых авторов учат любить родину. Вот на диссидентской вечеринке люди с именами Андрон и Белла смеются над провинциальностью Вампилова и советуют ему продвигаться «по национальной линии», намекая на бурятские корни. А вот Олег Ефремов сначала обещает поставить «Утиную охоту», а затем отказывается от своих слов.

Москва «Облепихового озера» населена безвольными диссидентами и трусливыми мечтателями, но одного из этих людей Вампилову не разгадать. Это сотрудник Внешторга и начинающий писатель Дима Коваленко (актер Сергей Агафонов) — то ли доносчик и карьерист, то ли завистливо и маниакально влюбленный в сибиряка эпигон.

Московские эпизоды фильма сняты с тактом и аккуратностью «Оттепели» Тодоровского, но герой очень быстро от них сбегает. И попадает в пространство картины «Мой друг Иван Лапшин». Холодные, но чистые просторы, разлинованные дорогами; деревянный барак и осенние сцены в его дворе; флегматично плывущая над пыльной мебелью камера и тревожные застолья. Антитезой набитому автобусу выступают воспоминания, где герой плывет в лодке с отцом, которого — реальный факт — расстреляли как врага народа. Герой окунается в эти флешбеки, потому что не может найти покоя даже дома: лучший друг прозаик Глеб Пакулов ревнует к еще не наступившему успеху, а артисты саботируют постановку «Старшего сына». 

«Облепиховому лету» отлично удаются две вещи. Первая — создание сильного и трогательного образа человека, оберегающего свою внутреннюю правду, незнакомого с моральной гибкостью. Вторая — разыгрывание триллера с влюбленным в художника чекистом. Все остальное в фильме озадачивает — особенно зрителей, знакомых с биографией настоящего Вампилова. Работы Андрея Мерзликина, Сергея Агафонова и Евгения Сытого (он здесь репетирует в театре ту же роль, что сыграл Евгений Леонов в киноверсии «Старшего сына» 1975 года) исключительны, но все остальные актеры как будто бы репетируют, а не играют свои роли.

Сценарий позволяет себе необъяснимые неточности. Зачем-то меняется возраст, в котором Вампилов поступил в университет. Идеализируются его отношения с женой: на самом деле драматург был ловеласом. А трагическая гибель описывается чуть ли не как материализация напряжения между Моцартом и Сальери — хотя реальные ее обстоятельства были иными, а Глеб Пакулов после смерти товарища стал отшельником — так и не смог себя простить. С другой стороны, если отнестись к «Облепиховому лету» как к фильму о вымышленном герое, противопоставляющем внутреннюю свободу внешней несвободе, то получается кино столь же выразительное, как и «Довлатов». Но сделанное за пределами привычных декораций — и умело транслирующее любовь Вампилова к байкальской природе.

«ВМаяковский» снят по совершенно другим законам — а точнее, он и вовсе не подчиняется законам кино. Это такое же НЛО по меркам привычного проката, и даже фестивальных показов, как «Манифесто» Джулиана Розефельдта или «Образ и речь» Годара. Фильм начинается с того, что всем известные актеры — Колокольников, Хаматова, Миронов и другие — собираются за столом для читки сценария будущей картины о Маяковском. Один из стульев свободен и предназначен для зрителя.

Режиссер Шейн за этим столом — словно крупье, раздающий карты. А зритель и актеры — участники азартной игры в перевоплощения и поиски художественной правды. Колокольников и Хаматова, будто оборотни, превращаются из актеров в героев и обратно. Иногда с видимым трудом, иногда — как по щелчку. Миронов читает монолог Троцкого — и становится Троцким.

Стандартным для байопиков алгоритмом «родился — жил — умер» фильм брезгует: Маяковский в нем явление вне времени и пространства. Поэтому действие скачет из 1917-го в 2017-й и обратно: вот поэт приветствует революцию, а вот уже современные нам студенты читают стихи у его памятника — и только эрудиты угадают, Маяковского это стихи или студентов.

Камера кружится вокруг засыпанного бумажным снегом и окурочным пеплом стола, выхватывая из темноты декорации (условные, как в фильмах «Догмы-95») и танцоров. Их пляски придают театральному действу черты шаманизма. Людмила Петрушевская в интервью иногда рассказывает о своем интересе к магическому смеху шаманов — инструменту введения публики в транс. В фильме Шейна эту роль играет магический танец во мраке: зритель вдруг верит, что перед ним обнажаются сами механизмы творчества и лицедейства, что фильм раскрывает все тайны и театрального ремесла, и гениальности вообще. И вот уже никто не удивляется, что памятники Сталину в картине соседствуют с изображениями Стоунхеджа, а Маяковский (будто бы вселившийся в Колокольникова) гуляет по Северной Корее. Маяковский в этом спектакле — сверхчеловек в полном соответствии с описанием Заратустры: и молния, и безумие. Даже во времени и пространстве он перемещается, как комиксовый Доктор Манхэттен — другой лысый и сияющий сверхчеловек.

Бесструктурность — принципиальное свойство этого фильма. Вместо поступков в нем — конвульсии, вместо обстоятельных портретов — чехарда масок. Самые слабые акты фильма — как раз те, в которых он имитирует нормальное кино или стоппардовский театр: например, сцена прощания Маяковского с Брик на вокзале или странные гуляния опричников у реки. Но таких эпизодов мало, зато во все остальное время перед публикой разворачивается поистине магическое зрелище: репетиция спектакля, который был поставлен сто лет назад. Как и последний фильм Годара, «ВМаяковский» с каждой секундой теряет часть зрителей: его невозможно считать и расшифровать целиком. Но в какой-то момент эта принципиальная непостижимость расслабляет публику: раз все мысли автора не угадать, то почему бы не довольствоваться какой-нибудь одной, самой простой. Например, что искусство — прививка от безумия, и эта вакцинация сегодня нужна не меньше, чем сто лет назад.