Сейчас вы услышите настоящий голос Как Арета Франклин прошла путь от девочки из церковного хора до главной соул-певицы в мире
16 августа в своем доме в Детройте умерла Арета Франклин — американская певица и музыкант. Пик славы ритм-н-блюз- и соул-исполнительницы пришелся на конец 1960-х — начало 1970-х, но до конца жизни Франклин оставалась для американских поклонников (в числе которых и бывший президент США Барак Обама) королевой соула. В 2008 году журнал Rolling Stone объявил ее величайшей певицей в истории. По просьбе «Медузы» журналист Лев Ганкин рассказывает, как Арета Франклин добилась этого звания — и почему она заслуживала его как никто другой.
Рассказывают, что в январе 1967 года участники Muscle Shoals Rhythm Section — широко востребованной группы сессионных музыкантов, к которым в штат Алабама приезжали записывать свои хиты лидеры американского шоу-бизнеса — лениво сидели в студии, ожидая новую перспективную артистку, о которой им прожужжал все уши продюсер Джерри Векслер. В какой-то момент дверь распахнулась — наверняка ее выбили с ноги — и в студию влетело нечто: высокая прическа, громкий голос, крупные черты, едва помещающиеся на лице; глаза, нос, губы, брови, щеки — все огромное и все в постоянном движении. «А ну-ка ноги в руки! — скомандовала перспективная артистка. — Сейчас вы услышите настоящий голос». И — видавшие виды музыканты только и успели скептически переглянуться — бухнулась за фортепиано и запела песню «Respect». Не прошло и минуты, как они обнаружили себя каждый за своим инструментом, с упоением подыгрывающими главной героине; Векслер тем временем догадался нажать на кнопку «запись», и в альбом «I Never Loved a Man The Way I Love You» попал тот самый первый дубль.
Трудно сказать, правдива ли эта история или приукрашена со временем, но поверить в нее проще простого. Голос Ареты Франклин — именно ее Джерри Векслер анонсировал музыкантам Muscle Shoals как новую перспективную артистку — и впрямь был хоть куда: почти четыре октавы. Фортепианные партии на собственных записях она действительно зачастую исполняла самостоятельно. Наконец, темпераменту певицы описанный случай вполне соответствует — Франклин никогда не лезла за словом в карман, не признавала авторитетов и не отличалась ложной скромностью. В английском языке есть выражение «a force of nature» — стихия, первозданная природная сила. К Арете оно подходит идеально: force — про несравненную вокальную мощь, nature — про обезоруживающую естественность всех ее публичных проявлений.
В 1980-м, на съемках фильма «Братья Блюз», вернувшего певицу под свет софитов после нескольких не слишком коммерчески успешных записей, ей довелось петь под фонограмму — выяснилось, что Франклин попросту этого не умеет! И хотя этим эпизодом часто козыряют меломаны-консерваторы — мол, вот была поп-музыка в старые времена, не то что нынешнее племя, — в действительности он свидетельствует лишь о творческих (и жизненных) установках конкретной исполнительницы. Которая была во всем абсолютно натуральна, непритворна — и тем фактически и сделала себе карьеру и имя.
Вообще-то для великой певицы — а Арета Франклин давным-давно неотъемлемая часть американского, да и общемирового поп-музыкального канона — у нее обескураживающе мало великих записей. Творческую юность она провела на лейбле Columbia, выпустив на нем с десяток более или менее проходных альбомов — ее репертуар в те годы представлял собой по преимуществу мягкий соул и салонный поп самого безвредного свойства, а главная героиня лишь изредка демонстрировала возможности своих гуттаперчевых связок. В последние сорок лет жизни у нее были локальные чартовые успехи, однако даже дуэты с Eurythmics и Джорджем Майклом вряд ли открывали новые грани ее таланта, напоминая скорее спланированные выходы под аплодисменты. По сути, творческий пик Франклин продлился всего несколько лет: с 1967-го, когда на свет появился вышеупомянутый диск «I Never Loved a Man the Way I Love You», до 1972-го, отмеченного изданием живого двойного альбома «Amazing Grace». Весьма скромно для исполнительницы, карьера которой продлилась более полувека.
Однако это была поистине сокрушительная пятилетка. Цифры и факты не дадут соврать: более десятка песен на вершине R&B-чарта (к концу ее жизни их количество перевалит за сотню), появление на обложке журнала Time, праздничный День Ареты Франклин, учрежденный в ее честь в родном городе Детройте. Но еще убедительнее о стремительном взлете певицы говорит сама музыка — дюжина впечатляющих альбомов, на которых у Франклин получалось буквально все, за что бы она не взялась.
Кавер-версии современных ей поп-, рок- и фолк-песен белых артистов? Сколько угодно — от «Bridge Over the Troubled Water» Саймона и Гарфанкела через битловские хиты к «Satisfaction» Джаггера-Ричардса (последний пришел в восторг от версии Ареты — он ведь и сам изначально задумывал «Satisfaction» как среднетемповый трек с духовыми; спустя много лет именно Кит Ричардс инаугурирует певицу в «Зал славы рок-н-ролла»). Даже в материале, вызывавшем в оригинале некоторые вопросы — например, в слащавых, сентиментальных балладах подзабытой ныне группы Bread, — Франклин как будто бы находила некий глубоко спрятанный внутренний нерв и обнажала его своим исполнением, вдыхая в эти песни абсолютно новое эмоциональное содержание.
Произведения собственного сочинения? Возможно, это не то, чем Франклин запомнится массовому слушателю, но и таковых в ее дискографии было немало — включая блистательные, недооцененные композиции вроде «Donʼt Let Me Lose This Dream». Вряд ли какая-либо из них войдет в учебники музыкальной теории — певица и ее соавторы (например, первый муж Тед Уайт или сестра Кэролайн Франклин) почти не отступали от стандартных для блюза и соула аккордных последовательностей. Но искренность, пылкость исполнения без труда компенсировала любые сочинительские недоработки — когда со слушателем говорят вот так, напрямую, без обиняков, раскрывая ему душу и фактически не требуя при этом ничего взамен, он готов многое простить. Тем более, что сырой, жесткий саунд аккомпанирующей группы — той самой Muscle Shoals Rhythm Section — идеально подходил голосу артистки. Что осознавали и сами ее участники — после эпохальной первой сессии в Алабаме они сами послушно, по первому зову летали записываться с Аретой Франклин на восточное побережье.
Разнообразный «черный» репертуар? Ну, конечно — от той же «Respect», в оригинале спетой Отисом Реддингом, через работы Рэя Чарльза, Джеймса Брауна и Кертиса Мэйфилда к, например, «A Change Is Gonna Come» друга, ментора и некогда возлюбленного Сэма Кука. Последняя, и без того представлявшая собой духоподъемное песнопение, исполнена Аретой с такой сногсшибательной эмоциональной силой, что у самого прожженного скептика пропадут всякие сомнения — перемены в самом деле не за горами. При этом по соседству на том же альбоме располагается «Drown In My Own Tears», прославленная Рэем Чарльзом, — пронзительная скорбная песнь, от которой слезы в соответствии с заголовком сами наворачиваются на глаза; в этом эмоциональном модусе Франклин также оказывается абсолютно органичной.
Ну и «Respect» — может показаться парадоксальным, что этот и некоторые другие треки певицы, прослывшие феминистскими гимнами, были сочинены композиторами-мужчинами. В действительности противоречия нет: Франклин с легкостью присваивала себе любой репертуар, работала с ним так, что даже оригинальное, авторское исполнение переставало быть исчерпывающим. Неважно, кто первым спел ту или иную композицию — как только она попадала в к Арете, у нее наступала новая жизнь. Строго говоря, далеко не все классические записи артистки подходят на роль феминистских гимнов по своему содержанию — например, хит «Chain of Fools» спет от лица женщины, которой напропалую изменяет возлюбленный, а она при этом вздыхает, сетует на судьбу, клянет свою глупость, но все равно остается с ним. Зато иконой феминизма была сама певица — первая женщина в «Зале славы рок-н-ролла», ворвавшаяся в этот мужской клуб примерно так же, как когда-то в студию Muscle Shoals.
В уникальной исполнительской органике Ареты Франклин, кажется, поровну врожденного и приобретенного. Харизма и неотразимое стихийное обаяние — безусловно, от природы, но выразительность подачи — из другого источника. Мать Ареты пела в церкви, а отец, несмотря на то, что вел, мягко говоря, не слишком христианский образ жизни (с женой они расстались после того, как он изменил ей с 12-летней прихожанкой), был успешным проповедником — кстати, одним из первых представителей своей профессии, кто выпускал свои выступления на аудионосителях. Его даже называли «голосом на миллион долларов» — потому что из каждой поездки он возвращался с туго набитым кошельком.
В исполнительской манере Франклин есть многое от проповеди: ей свойственна нескорушимая убедительность человека, привыкшего обращаться к массовой аудитории, знающего, за какие ниточки необходимо дернуть, чтобы за ним пошла многотысячная паства. Поэтому любая жалоба на жизненные невзгоды в устах Ареты превращается в исступленную молитву, а оптимистичные, мажорные треки, в сущности, довольно-таки «низкого», бытового содержания неизменно звучат как вдохновенные духовные гимны. Они и аранжированы были соответственно — с бэк-вокалистками, сопровождающими основной голос в лучших традициях церковного антифонного пения (в этой роли в разные годы выступали, в частности, родные сестры певицы, Эрма и Кэролайн, а также управляемый матерью Уитни Хьюстон ансамбль Sweet Inspirations).
В далеком 1956 году 14-летняя певица дебютировала альбомом госпелов — церковных песнопений. Затем отошла от духовного репертуара, но привнесла присущий ему эмоциональный пафос в светские жанры блюза, соула и фанка. А в 1972-м коротко, но триумфально вернулась к корням, записав «Amazing Grace», возможно, самую яркую и удивительную пластинку во всей ее дискографии — набор религиозных гимнов, исполненных в сопровождении натурального церковного хора, но и одновременно с верной фанк-роковой командой аккомпаниаторов. Диск стал чартовым рекордсменом не только благодаря громкому имени артистки (что периодически происходило с ее записями позднее), но и как уникальный сплав духовной и секулярной традиций черной музыки. В сущности, для прижизненной канонизации Франклин — в светском, а не церковном смысле этого слова — с лихвой хватило бы его одного.