«Бытовая русофобия. Человек проходил мимо и сделал гадость» Основатель блинной сети «Теремок» Михаил Гончаров — о том, почему он закрыл свои рестораны в США
13 июня стало известно, что рестораны российской сети «Теремок» в Нью-Йорке (их было два) закрыты. Основатель компании Михаил Гончаров еще весной обвинял проверявших заведения санитарных инспекторов в «откровенной враждебности» и рассказывал, что они задавали вопросы о связях «Теремка» с Путиным и отмыванием денег. Теперь он сообщил, что рестораны закрыты — и что возобновлять бизнес в США «до изменения отношений между странами» он не собирается. Спецкор «Медузы» Илья Жегулев поговорил с Гончаровым.
— Расстроены тем, что пришлось закрыться в Америке?
— Я совсем не расстроен.
— А клиенты расстроены?
— Да. Это самое обидное. Мы, кстати, держим в сети точки, которые работают в убыток, но жалко покупателей: если закрыть, тысячи человек останутся без блинов. В Краснодаре у нас такая есть. Там совсем нерыночная ситуация по определенным причинам, но я решил, что мы будем кормить все равно.
— Это в Краснодаре. А что произошло в Нью-Йорке?
— Было достаточно много событий. Если обо всем рассказывать, будут говорить, что я жалуюсь, ною, не умею работать; «а может, он все придумал». Я выбрал другую позицию — не рассказывать подробности. Никому это не интересно.
— Как это? Наверняка в России есть много бизнесменов, которые хотели бы выйти на американский рынок.
— Я могу только сказать, что, если бизнес каким-то образом будет связан с Россией, если это русский бренд, на американский рынок точно не нужно выходить. Вчера, например, была замечательная новость — «Лаборатория Касперского» объявила о прекращении работы с европейскими правоохранительными органами.
— Но там есть конкретные подозрения. Их обвиняют в том, что они влезали в чужие компьютеры. Ваши же блины не влезали?
— Я не хочу в дискуссиях участвовать. Я свой выбор сделал, сигнал от американцев принял. Если меня там не хотят видеть и если мне заведомо, путем преступных действий наносят ущерб, то я там работать не собираюсь.
— «Теремок» же не единственный русский ресторан в Нью-Йорке. Есть еще Mari Vanna. У них тоже проблемы из-за происхождения?
— Мы немножко другие. Там отдельный ресторан, местечковая история. А мы все-таки сетевая компания, должны развиваться, пиарить бренд, кухню и так далее. Мы вкладывали в это десятки тысяч долларов. Сравнивать Mari Vanna и «Теремок» — все равно что сравнивать грузовик и Ferrari. Дело не в том, что кто-то лучше или хуже, это просто разные вещи.
— В октябре 2017 года вы говорили, что в Америке у вас дела идут хорошо, а в России — не очень.
— А где вы видели людей, которые говорят, что у них плохо? Что значит — дела идут хорошо? Есть реклама, пиар, отзывы, оборот. Сотня параметров. В России мы предпринимаем активные действия. Дали телерекламу весной, еще что-то. В результате оборот ресторанов на улице вырос на 20–25%, такого за 20 лет работы никогда не было. По торговым центрам, хоть их посещаемость и сокращается, у нас оборот вырос на 5%.
— Есть параметр рентабельности. Она была выше в Америке?
— Конечно, ниже. Ну как она могла быть выше?
— Зачем вообще было идти на американский рынок?
— Странный вопрос. «Теремок» — это бизнес, который должен развиваться. Это как если бы вы спросили, почему я поехал на море.
— Многие рестораторы, которые выходят на международный рынок, начинают все же с Европы.
— Это рестораны, а мы — крупная сеть. Рестораны — местечковая история: есть повар, который колдует какие-то рецепты. А мы мощнейшая машина бизнеса.
— «Теремок» в Нью-Йорке был популярен?
— Мы получили порядка 400 отзывов. Общая оценка была выше, чем у американских конкурентов. Например, по сравнению с [местными сетями] Five Guys или Panera Bread у нас оценка была нереально высокая.
— В марте вы говорили, что вас спрашивали нью-йоркские инспекторы о том, не проводили ли вы тайных встреч, не связана ли ваша компания с Путиным. Это кажется довольно удивительным.
— Да. Ну, в принципе, все страны такими инструментами пользуются. Вы не слышали, что в Америке закрыли Huawei? Вынудили уйти из страны компанию, которая стоит 100 миллиардов долларов. (На самом деле речь о полном уходе Huawei с американского рынка пока не идет, хотя у компании действительно есть проблемы — прим. «Медузы».)
— Ну вы все-таки не настолько крупный игрок.
— Это общая ситуация неприятия. Она всего касается. В России, когда Telegram пытались блокировать, вы видите, какое было общественное мнение. А там поднялась волна протеста, что запретили Huawei работать? Не видно никого, не слышно.
— Вы не думали, что вам могли задавать вопросы из-за ваших инвесторов и акционеров? Например, четверть «Теремка» принадлежит Роману Фуксу; его брата Павла Фукса связывали с криминальными группировками.
— Во-первых, у нас финансирование велось из московского офиса «Теремка», и все было официально. Во-вторых, какое тут может быть подозрение? Когда есть какие-то документы, они об этом говорят. Когда просто не хотят [чтобы ваш бизнес работал], они по-другому действуют. Приходит какой-то маленький инспектор, который никого не знает; никто его не знает, как его зовут… Кроме того, Павел Фукс никогда не был акционером, за десять лет я видел его один раз — лет восемь назад. Роман — его брат, но живут они раздельно, и бизнесы у них — раздельно.
— А Владимир Тер-Аванесов? Его брат — член Совета Федерации, и о нем писали, что он женат на дочери человека, который находится в санкционном списке США. Он не числится сейчас среди учредителей вашей компании?
— Я эту информацию не раскрываю. Он действительно был в составе учредителей, а что сейчас — не раскрываю. Но санкции же носят персональный характер, а не семейный. Если бы это было, у нас как раз возникли бы финансовые проблемы. Заморозили бы счета в банках. Ничего этого не было. Простой санитарный инспектор. Это как раз показывает отношение простых людей. Если бы какой-то высокопоставленный человек [предъявил претензии], можно было сказать, что тут другие мотивы. А если на таком бытовом уровне — это как раз бытовой шовинизм. Бытовая русофобия. Человек проходил мимо и сделал гадость.
— Вы хотели открыть два ресторана и развиваться. С выручкой было все в порядке, но с регуляторами возникла проблема. Я правильно понимаю?
— Да, именно так.
— Нью-йоркские русскоязычные бизнесмены мне говорили, что развиваться там с точки зрения регулирования проще, чем в России.
— Это ложь и вранье. В Америке открыть ресторан гораздо сложнее — с точки зрения проектов, согласований, разрешений. Эмигранты вам скажут, что в Москве дерьмом все намазано и люди ходят и ссут под деревьями. Это же люди, у которых цель в жизни — доказать, что все здесь дерьмово.
— Взятки проверяющие тоже пытались брать, как это в России бывает?
— Взяток не нужно. Там взяток нет. Открыть сложнее с точки зрения согласования проектов. В России все проще согласовать. В этом иезуитская суть эмигрантов и есть. Когда в России все четко — эти козлы говорят, что здесь у нас бюрократия. А когда у них бюрократия — то это значит, что у них все четко. Просто надо определиться, если ненавидишь свою страну, тогда и говори: я ее ненавижу, поэтому здесь бюрократия. Это и называется двойные стандарты.
— Вы планируете еще куда-то за рубеж сейчас двигаться?
— Да, у нас очень много предложений из Германии, там вышел сюжет [о «Теремке»] на телеканале «Галилео». Мы порядка 50 предложений получили. Есть идеи с Японией, к нам в Москву даже приезжал настоящий миллионер из Японии, ел в «Теремке». Но пока рассказывать нечего, все в процессе.
— Не боитесь, что в Германии будет то же самое, что в Америке?
— Зачем мне бояться? Это же бизнес. Я, когда первый киоск открывал на улице, боялся, что никто не подойдет.