«Донбасс» Сергея Лозницы: театр военных действий и абсурда На Каннском фестивале показали фильм о жизни в ДНР и ЛНР

На Каннском кинофестивале показали новый художественный фильм Сергея Лозницы «Донбасс» — о жизни самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик во время и после войны. По мнению кинокритика Антона Долина, картина по разным причинам может не нравиться как российским, так и украинским зрителям, однако это не делает ее менее пугающей, парадоксальной и выдающейся.

«Это бомба!», — обычно говорят о чем-то, когда хотят похвалить. «Донбасс» Сергея Лозницы — безусловно, бомба, или даже мина замедленного действия. Но не факт, что это комплимент: угроза взрыва слишком ощутима и реальна. Впрочем, когда бомба взорвется (и взорвется ли вообще) — большой вопрос. Европейским и американским зрителям тема военного противостояния на Донбассе известна слишком слабо, а зрители из России и Украины по разным причинам могут отвернуться от такой картины. Слишком уж она некомплиментарна для любых участников «гибридной войны», непосредственных или косвенных. Перед нами исключительно неуютное кино, наследующее «Счастью моему» и «Кроткой» того же автора — выдающегося документалиста, который окончательно прописался в игровом кино. 

Нынешний Донбасс, а именно непризнанные республики ДНР и ЛНР — фильм возвращает нам слегка вышедшее из употребления понятие «Новороссия», — находится в серой зоне, и не только в юридическом смысле. Это пространство между фантазией и реальностью, ужасом и мечтой. Можно было бы сказать, что здесь — нейтральная полоса между враждующими государствами, если бы на ней не стреляли и не убивали, что отменяет любую нейтральность. Реальность без опознавательных знаков, как «зеленые человечки», отпускники неизвестно откуда. Театр военных действий, причем с упором на слово «театр»: его постановочность Лозница и вскрывает в своей картине. Недаром среди многочисленных актеров, профессиональных и нет, здесь фигурируют любимцы Киры Муратовой — комики из «Маски-шоу» Наталья Бузько и Георгий Делиев. В таком условном пространстве мастера комедии дель арте уместны как нигде. 

Первыми на экране появляются артисты массовки в вагончике непонятной съемочной группы — как выясняется вскоре, это ряженые «свидетели» для выпуска новостей, рядовые бойцы пропагандистского фронта. Тут же возникает вопрос: реален ли сам фронт? Про тетку с нарисованными синяками под глазами, что-то бурно излагающую на камеру, все понятно, но трупы и взорванный троллейбус на заднем плане — настоящие или нет? Жуткий, окончательно сюрреалистический, но снятый нейтрально-документально, будто камерой наблюдения, финал даст ответ на этот тревожный вопрос. 

Актеры и ряженые повсюду. Даже у пограничника позывной «Артист». Каждый играет свою роль, а некоторые роли играть никто не желает. В одном из эпизодов немецкий журналист разговаривает с ополченцами, восседающими на танке и поедающими соленые огурцы, но ответа на простой вопрос «кто у вас главный?» получить никак не может. Как в детской игре, смеющиеся бойцы переводят стрелки друг на друга, а потом приводят к растерянному иностранцу колоритного «казачьего атамана» по кличке Чапай.

В этом фильме большинство героев безымянные, и прозвищ больше, чем имен: Батяня, Гюрза, Купон, Дровосек. Есть кульминационная сцена свадьбы, где брачующихся регистрируют под настоящими именами, по паспорту, но имена — неправдоподобно колоритные, как будто списанные у Гоголя: Анжела Тихоновна Купердягина выходит замуж за Ивана Павловича Яичницу. И ведь не удивишься, если выяснишь, что фамилии Лозница позаимствовал из какой-нибудь документальной съемки.   

Картина Лозницы состоит из череды ужасающе рельефных, гротескных, гиперреалистических фресок, мастерски снятых постоянным соратником режиссера оператором Олегом Муту. Формально они не связаны единым сюжетом, хотя связаны пространством. Вот некий авторитет в кожаной куртке устраивает шоу в нищем роддоме, из которого главврач ворует продукты и медикаменты. Вот пограничники измываются над гражданскими, приехавшими в Донбасс повидать родных и проверить, существуют ли еще их дома. Вот у непривлекательного бизнесмена местная власть отжимает красивый автомобиль, да еще требует с него откупные. А вот украинского бойца с табличкой «Доброволец карательного батальона» ведут по улицам и привязывают к фонарному столбу, чтобы народ выпустил пар, покуражился. От смешного до кошмарного здесь меньше шага. 

Кстати, кроме этого молчаливого бородача, других украинцев на экране почти нет — но звучат выстрелы, грохочут взрывы. «Донбасс» определенно снят не для того, чтобы занять политическую позицию и оправдать действия украинских военных. Просто Лозницу интересует прежде всего то, что находится по «новороссийскую» сторону баррикад. Любопытно было бы представить себе сиквел «Донбасса», снятый с другой стороны. 

При этом никакой двусмысленности в позиции режиссера нет. «Донбасс» — отчетливо антивоенная картина, никак не оправдывающая организованное насилие с какой бы то ни было стороны. Она показывает, как война калечит человека, превращает в чудище, комическое и ужасающее одновременно. И как полон достоинства тот, кто в этом насилии не участвует. В «Донбассе» есть один пронзительный эпизод, когда камера бесконечно кружит по лабиринту разрушенной ночлежки, где живут оставшиеся без крова люди. Нам не дано увидеть, кто держит эту камеру — автор или его очередной карикатурный персонаж, ведущий съемку в своих, наверняка корыстных, целях. Не в меньшей степени, чем природе современной войны, «Донбасс» посвящен масс-медиа, социальным сетям и другим посредникам, превращающим войну в шоу. Это само по себе делает фильм невозможным парадоксом: картина — о том, что не может и не должно превращаться в «просто кино». 

Неизвестно, был ли какой-то специальный умысел у дирекции Каннского фестиваля, поставившей премьеру «Донбасса» на 9 мая. Как не вспомнить, что предыдущий документальный фильм режиссера «День победы», снятый в берлинском Трептов-парке ровно год назад, был посвящен одноименному празднику. В новой работе Лозницы не только беспрестанно звучит риторика, характерная для современной российской пропаганды (упрощенно определим ее формулой «деды воевали»), но и показывается непреодолимая дистанция между войной, в которой есть смысл, и теперешней ее «гибридной» модификацией, отчетливо абсурдной и равно жестокой ко всем участникам. Главный незаданный вопрос «Донбасса»: возможен ли в финале такой войны — ведь когда-нибудь она кончится — день победы? Или любой результат будет поражением?