«День победы» Сергея Лозницы: карнавал на братской могиле Фильм о том, как русские в современном Берлине отмечают девятое мая

На Берлинском кинофестивале показали документальный фильм режиссера Сергея Лозницы «День победы» — о том, как русские эмигранты отмечают девятое мая в берлинском Трептов-парке в 2017 году. Кинокритик Антон Долин считает, что зритель сам должен выбрать, воспринимать героев фильма победителями или побежденными, а единственное, чего хочет режиссер, — это в честь дня окончания войны подумать о мире.

Сергей Лозница — все-таки русский или антирусский? И без того непростой вопрос, в котором сплелись национальность, гражданство и политические взгляды режиссера-космополита, стало совсем невозможно задавать в связи с его новым документальным фильмом «День победы». 

С одной стороны, картина стопроцентно немецкая — и с точки зрения финансирования, и потому, что снималась от первого до последнего кадра в Берлине. С другой, более русского фильма не найти: время действия — девятое мая 2017 года, место — берлинский Трептов-парк, где находится всемирно известный мемориал в память о погибших во Второй мировой советских солдатах. Действующие лица, разумеется, за скромным исключением, тоже русские (по меньшей мере, русскоязычные) — европейцы отмечают свой День Победы восьмого мая. 

Русский мир как он есть. По-ярмарочному разноголосый и разноцветный. Празднично одетый. Танцующий, пьющий и поющий, хором и соло. Поклоняющийся отеческим гробам. Камера — как всегда у Лозницы, нейтрально и без комментариев — снимает этот день с утра и до наступления сумерек. 

«Майдан», «Событие», «Аустерлиц», почти прямым продолжением которых можно считать «День победы», — взгляд на войну и память о ней, но не через травматический, а через праздничный опыт. Фильмы этого режиссера — своеобразные «машины желаний». Они предлагают зрителю сформировать свою интерпретацию, предлагая чрезвычайно сильные образы в качестве модели для сборки. «День победы» в этом отношении показателен. Можно оскорбиться всем увиденным. А можно растрогаться. Поводы найдутся и для того, и для другого. 

Два вельштерьера катят тележку с портретом Сталина, в которую воткнуты красные флаги с серпом и молотом, на груди у собачек знак «Новороссия». А вот толпа «Ночных волков», успешно завершивших мотопробег, — румяные здоровяки в кожанках, с татуировками, тоже с флагами. Толпа в разноголосицу старательно выводит под «минусовку» что-то ностальгически-патриотическое: тут и Давид Тухманов, и «Катюша», и даже почему-то «Ти ж мене пiдманула» и «Я рожден в Советском Союзе» Олега Газманова. В ритм пению размахивают портретами предков-ветеранов (куда же без «Бессмертного полка»). Заводной, хоть и немолодой выходец из братских республик браво отплясывает лезгинку. Рядом хнычут младенцы в хаки и пилотках. На обтягивающей чье-то пузо футболке умостился иконописный Путин. Веселая компания распивает явно не первую бутылку водки, и зритель не сразу осознает, что все они находятся на братской могиле. 

Возмутительные русофобские карикатуры! Или самая суть той национальной идеи, за которую сейчас всем миром виртуально пинают артиста Серебрякова? Или умилительные картины народного единения? Эстетика «зрелого путинизма» находит здесь свое идеальное — потому что преувеличенное — выражение. Придется преодолеть соблазн обвинить режиссера в предвзятости — он показывает то, что есть. 

Парадокс ситуации, конечно, в том, что происходит дело в Берлине. Русские вновь в столице Германии — чем не символическое отражение того самого Дня Победы? Но это если вычеркнуть из памяти, что большинство празднующих — эмигранты, покинувшие родные края и худо-бедно встроившиеся в капиталистический немецкий рай. Кто они в этой ситуации — победители или побежденные? Ответ зависит снова не от автора фильма, а от зрителя. Одна из самых сюрреалистических сцен «Дня победы» — диалог сердитого пожилого немца-левака с бодрым русским. Первый пытается убедить второго, что в нынешней Германии опять правят фашисты, а тот боевито отстаивает честь новой родины. 

«День победы» не довольствуется колоритными репортажными картинами праздника. Ритм фильма образуют статичные кадры с фрагментами барельефов Вучетича — образы поразительной силы, чья суровая монументальность контрастирует с карнавальным разгулом вокруг. Но это не назидательное напоминание об изначальном скорбном смысле дня памяти и самого мемориала, воздвигнутого на могилах тысяч советских солдат, а, скорее, приглашение к размышлению на тему тоталитарной эстетики. Ее секрет утерян, а ее главные памятники превратились в объекты поклонения, материальные и таинственные, сакральные и безусловные. Недаром музыка в фильме стихает лишь в одной сцене — когда оператор вместе с посетителями парка входит в здание мемориала, где сложена ритуальная гора красных гвоздик, а вместо неба — сияющая призрачным светом красная пятиконечная звезда. 

За вычетом этой сцены, «День победы» — настоящий мюзикл, хоть выпускай саундтрек. Разнообразие, богатство, выразительность звукового ряда (над ним, как во всех последних картинах Лозницы, работал звукорежиссер-кудесник Владимир Головницкий) не дополняет, а иногда даже превосходит крикливую визуальную составляющую. Трудно поверить, что именно эти песни на самом деле звучали в парке в течение одного дня — уж слишком их набор похож на концептуальный сборник. «Прощание славянки» переходит в «Десятый наш десантный батальон», «На безымянной высоте» вдруг откликается «Казаками в Берлине», а там уже полшага до непременной «Калинки-малинки» — но не вечно же веселиться, и настает время «Журавлей», «Алеши», «Темной ночи».

Лозница добавил к этим песням только одну, которая в тот день, очевидно, не звучала в Трептов-парке. Это и есть тот самый момент в фильме, когда режиссер явно выражает свою позицию, свое отношение к увиденному и показанному. Тихая «Шинель» Булата Окуджавы открывает и закрывает «День победы». И недвусмысленно предлагает уже как-нибудь закончить ритуальную потешную войну, захватывающую умы и телеэкраны ровно раз в год, чтобы наконец задуматься о мире. Бери шинель, пошли домой.