«Я реально стал патриотом своей страны» Владимир Пресняков — о новых российских ракетах, перестройке и успехе Дмитрия Маликова

Владимир Пресняков-младший начал сольную карьеру в 15 лет, а в 18 прославился на весь Советский Союз, спев песни «Зурбаган» и «Острова» в детском фильме Георгия Юнгвальда-Хилькевича «Выше радуги». Пресняков — и сейчас один из самых известных российских поп-исполнителей, хотя редко записывает альбомы или выступает сольно. Первый большой концерт за пять лет он даст в день своего 50-летия, 29 марта, где исполнит в том числе и новые песни. Перед юбилейным концертом журналистка «Медузы» Александра Зеркалева поговорила с Владимиром Пресняковым — об интернете, хайпе, жизни в российском шоу-бизнесе, новых песнях и недавно проснувшемся патриотизме.

— Недавно я посмотрела ваше интервью киевским журналистам 1989 года. В нем вы рассказываете, что только что съездили в Америку и поп-музыка вас больше не интересует, теперь только рок-н-ролл.

— Да, что-то такое говорил.

— Куда же делся рок-н-ролл?

— Да рок-н-ролл-то как раз жив, просто его не видят. Все, что мы делаем на концертах, — это по-любому рок-н-ролл. Знаете, когда люди впервые приходят на наш живой концерт, они понимают, что попали в другой мир. Это не «Стюардесса по имени Жанна», а нечто совсем другое. Просто очень много хороших музыкантов, которые играют так, что сложно это даже описать словами. Мы можем говорить на ты?

Понимаешь, что бы я сейчас ни говорил про рок-н-ролл, это будет смешно. До тех пор, пока люди не придут на концерт и не увидят все своими глазами. Рок-н-ролл же не про то, что должна обязательно звучать гитара и ты должен трясти головой, а в том, как ты к этому относишься. Я романтик. У моего рок-н-ролла романтическая глубина, может быть. Я вырос на этом.

Так получилось, что люди увидели и познали меня по определенным песням, которые играли по радио, например. А остальная часть моей музыки не так хорошо известна или известна только музыкантам. Мне это не обидно, не страшно, просто это факт. И поэтому люди, которые приходят на концерт впервые, думают, что услышат там «Зурбаган» и «Стюардессу». Они действительно их слышат, но еще они слышат много совсем других песен.

— Вы, получается, считаете себя скорее концертным музыкантом?

— Ну нет, студийным тоже. Я люблю и на студии записываться. Я люблю писать песни для других людей.

— Что будет звучать в «Крокусе» на юбилейном концерте?

— Это будет мой большой концерт, но несколько гостей там тоже будут — в качестве сюрприза. Хотя о некоторых можно сказать. Например, я очень рад, что мне удастся спеть мою любимую песню «Танцы на стеклах» с Максом Фадеевым. Будет Саня Иванов выступать, и еще будут несколько выступлений, действительно неожиданных.

Я хотел отойти от формата «сборный концерт с участием знаменитостей» и сделать необычный концерт — это же мой день рождения. Настоящий день рождения, концерт будет день в день. Конечно, я очень хочу видеть не случайных людей, а тех, с кем у меня что-то важное в жизни связано, а у них со мной. И поверь, таких много.

— Многие, кто увлекается и занимается музыкой, кажется, согласились, что новый рок-н-ролл — это хип-хоп. А ты как к такому консенсусу относишься?

— Что это за такое интересное мнение?

— Довольно распространенное, что рэперы — сейчас самые главные люди в музыке; что они, например, лучше всех чувствуют дух времени.

— Может быть, а может, и не главные. Маятник качается туда-сюда. Сейчас, конечно, за ними очень много [стоит]. За ними то, что происходит в жизни. Но нельзя же скидывать с рельс тех людей, которые играют классную, но другую музыку. Антон Беляев, допустим. Я считаю, что это рок чистый. «Би-2», которые до сих пор звучат офигенно. Может, просто ты общаешься в одной среде, а я — в другой. Хотя кто-то меня убеждает, что я должен быть обязательно в Сети, а я, допустим, не завидую, а благодарен Димке Маликову, который стал блогером, — для меня это очень большая победа.

— Как раз хотела спросить, не хочешь ли ты пойти по его стопам.

— Я его тут встретил недавно. Он рассказал, что давно хотел это сделать, и он сумел это сделать. А я не пойду туда, в Сеть. Не пойду. Мне есть что сказать песнями. Там, к сожалению, нужен обязательно какой-то такой «перец», какой-то скандал, обязательно. Спокойный тон не работает. Ну, что это за новости: Володя Пресняков подарил девушке гвоздики или, там, перевел через дорогу бабушку — это не новость для Сети, это ни на кого не повлияет. А музыка влияет — это другая история.

— То есть хайп — не твоя история?

— Нет, пока нет. И не пока — не будет, думаю, никогда.

— А как же пиарщики? Не заставляют тебя вести инстаграм и твиттер?

— Я очень редко бываю в инстаграме. Но, тем не менее, когда у меня там что-то появляется — это все равно доброта какая-то, и она много набирает лайков. Я другой человек совершенно, я не конфликтный. Я ненавижу конфликты. Все сделаю, чтобы их избежать. Со мной невозможно конфликтовать.

— Так ведь и Маликов неконфликтный. Он просто милый блогер, которого все любят.

— Его и раньше любили.

— А сейчас еще любит другое поколение, которое, может, и не знало о нем.

— Это здорово, конечно, это работает, но те люди, которые его любят, даже не знают, насколько он колоссальный музыкант.

— Как раз есть шанс узнать, это их точка входа в его творчество.

— Я вижу это немного по-другому сейчас.

— Ты и в разных телешоу стал гораздо меньше появляться с начала двухтысячных. Почему?

— Да, это так. Сейчас у меня появился клип, который для меня очень много значит, и для людей тоже — «Слушая тишину». Я вообще не хотел в нем сниматься, но меня убедили, что в конце я должен все-таки появиться, показаться. Я очень далек от того, чтобы хотеть везде светиться, ты должна это понимать, ты должна задавать вопросы и понимать.

— Я так понимаю, это другой способ существования, наверное, не такой, как у большинства артистов сейчас?

— Это не существование. Я живу. Я люблю. Для меня самое главное — это возвращение домой, к моему маленькому бобику, который для меня все значит, к моей жене. И это не говорит о том, что сцена не важна. Для меня важна сцена, важно то, что будет на 50-летии и вообще на моих концертах. А хайп…

Мы делали раньше много прикольного, были «против системы» все. Но мы все-таки были добрые. Сумасшедшие были на вес золота. Была, наверное, одна Жанка Агузарова. А сейчас этого столько… Везде, в каждом и во всем.

— Сумасшествия?

— Не сумасшествия, а вот этой… чудинки. Причем чудинки, которая выходит за рамки божественного правила.

— Что это за правило такое?

— Это правило объяснено в Библии. А то, как маятник сейчас качнулся в эту сторону, — он так же качнется в другую. И здесь никто не властен.

— И что там будет, на другой стороне? Все просто пишут музыку и не сидят в интернете?

— Все понимают, что они переборщили, и становятся спокойнее. Стремятся к доброте. К Богу, к божественному. Чтобы мальчик любил девочку, любил ее по-настоящему, оберегал.

— А если мальчик любит мальчика?

— Я думаю, что этого будет меньше, кстати.

— Почему, куда все геи денутся?

— Поверь мне, они придут к чему-то другому. Мы уже повторяли эту историю с XVI века, это все было.

— То есть люди снова начнут скрывать, кто они есть, от других?

— Нет. Но не надо это афишировать, не надо выставлять напоказ гнусности, не надо быть с бородой женщине. Надо быть такими, какими нас изначально родила природа. Мужчина создан для того, чтобы развивать свой род, женщина — для того, чтобы рожать. Если теряются эти штуки, куда мы приходим? Рождаются больные дети, происходят войны — это все связано. Люди ведь не умеют просто общаться, спокойно, весело, здорово. Если, допустим, мы говорим об этой гей-истории, то разговор всегда переходит в спор о том, можем ли мы показывать все, что хотим. А это уже переходит в агрессию. Получается все не так

— Почему переходит в агрессию, с какой стороны?

— С любой. Так, мы с тобой запутались уже.

— Нет, почему, мне интересно понять, куда качнется этот маятник и где его конечная точка.

— Знаешь, как выглядит маятник? Он очень медленно качается. Было уже так, когда у нас ничего не было. И вдруг он — б-у-у-ум — сразу все. И мы подумали: о господи, мы все сами можем, мы фирмачи, мы молодцы. Но маятник в какой-то момент дошел до потолка. И дальше все имеет тенденцию закрываться. То есть все, конец.

— Речь о перестройке, я правильно понимаю? Выходит, перестройка — это тоже было раскачивание маятника?

— Да.

— Это же время твоего взросления. Как ты лично ее переживал и что в семье об этом говорили?

— Родители мои всегда отличались отношением к жизни очень светлым, веселым, и я все вижу через шутку, через какой-то прикол. Мы даже не умеем ссориться с Тусей (певицей Натальей Подольской, женой Владимира Преснякова — прим. «Медузы»), как только доходит до кипения, мы начинаем прикалываться и хохотать до слез, смеяться, обниматься. Вот мне кажется, это правильнее, чем копаться в чем-то мрачном — сказал смешное и все, все закончилось.

— А если все-таки про перестройку и то, как вы ее переживали. Вы, выходит, ее не замечали? В стране менялась власть, а у вас в семье все было просто хорошо?

— Больше того, становилось еще лучше. Допустим, когда «Ласковый май» зарабатывал безумные деньги, миллионы, а я собирал по три стадиона в день и зарабатывал за все это 120 рублей, я был счастлив. Я мог сводить всех друзей в ресторан, а о большем и мечтать не мог. Я никогда не думал о прибыли, я счастье не мерил тем, что собрал «Олимпийский». Просто делал то, что дарит людям радость, что-то клевое. Я не думал о зарабатывании денег. Более того скажу, мои ребята, которые со мной уже по 20 лет работают, группа, которую я считаю одной из самых лучших, не спрашивают меня, сколько мы получаем, ни разу ни один человек не спросил. Мы просто играем, репетируем, ну да, получаем какие-то деньги.

— И слава тоже не интересовала?

— Слава — нет, никогда. Мне один раз только было обидно, когда ко мне подошел человек и сказал: «Знаешь, Вова, вот я на твоей „Стюардессе“ заработал столько денег». Где-то у него там в Лондоне рестораны, бизнес. И он мне говорит: «Короче, смотри, у меня есть ресторан в Москве, я тебе даю карточку, ты можешь там бесплатно питаться». Вот единственный раз, когда мне стало за себя обидно.

Тебе, наверное, сложно это понять. Перед тобой я говорил с людьми моего поколения, и им легче понять. Я никогда не думал о заработках. Я, наверное, последний из всех российских артистов, кто сам построил дом. Мы с Тусей совсем недавно его построили.

— А где вы жили до сих пор?

— В квартире. Мне хватало. Я никогда не стремился к большим заработкам, более того, всегда все раздавал. И если давал взаймы — всегда забывал.

— Но твой случай, мне кажется, довольно уникальный. Ты оказался буквально в эпицентре российского шоу-бизнеса, когда он только зарождался. И, в целом, в нем и остался до сих пор.

— Ничего подобного. Меня редко куда-то зовут. Я вообще вне всего этого. И у меня очень много песен, которые совсем неформатные.

— Но ведь много и форматных, которые вся страна поет.

— Ну, что значит форматные? Вот у меня есть старая подружка, [основатель лейбла звукозаписи Velvet Music] Алена Михайлова. Недавно она мне сказала: «Вован, слушай, давай споем такую песню, которую ты бы в жизни не спел?» Это песня «Если нет рядом тебя» Саши Виста, еще одного моего друга. Убедила меня это сделать, я спел. Каким-то образом ее заметили радиостанции. Потом она сказала: «Давай споем песню „Слушая тишину“». Я тоже не сразу увидел ее — и сам бы не спел никогда. Эта песня сейчас играет везде, и я сам в шоке от того, как она мне нравится. И я понял, что эта помощь моего друга, вера всей компании Velvet Music в эти песни помогла мне понять, что действительно я забывал иногда о хороших песнях, не вслушивался в них.

К примеру, я сделал дуэт с Натальей Подольской «Дыши», в клипе я был с синей бородой. Люди говорили: что это, зачем, почему, где же «Зурбаган»? Но мне позвонил мой сын Никитон и сказал: «Папа, это чума!» Для меня это было главное. Я подумал, что [младший сын] Темка, когда вырастет, может быть, скажет: «Прикольные у меня были родители».

— Ты вообще ориентируешься на вкус Никиты? Советуешься с ним по поводу музыки?

— Конечно, мне очень интересно, что он думает. И он со мной советуется, но мы с ним часто все равно клюем на одно и то же в музыке.

— А как, кстати, тебе его группа? (Никита Пресняков c 2014 года играет в альтернативной рок-группе Multiverse — прим. «Медузы».)

— Она чумовая, просто супер. Сумасшедшие музыканты. Он так же, как и я, перфекционист, только еще в большей степени. Если я могу иногда пойти на компромисс, согласиться, что где-то переборщил, что-то вышло тяжеловато, то он гнет свою линию до конца.

— И ему все равно, поймет его слушатель или не поймет?

— Абсолютно. И я уверен, что его музыка все равно дойдет до людей.

— Он вернулся из Америки или все еще там живет?

— Вернулся. Но уже хочет обратно. Ему непросто тут, действительно.

— Почему?

— Люди его поколения намного лояльнее и добрее, но все равно его постоянно здесь преследует тема «внук Пугачевой, сынишка Преснякова-Орбакайте, этих попсовиков», и я, честно говоря, удивляюсь, как ему хватает сил это выдержать. Когда у меня что-то похожее было, мне было проще, потому что я был обезьян. Что мне только ни говорили: кастрированный, педрила, хиппи.

За мной и [актером] Димкой Марьяновым гонялись хулиганы бауманские, чтобы побить. Все думали, девочка в фильме [«Выше радуги»] поет, а вдруг оказался мальчик. И в училище я дрался за своих родителей, когда говорили, что они волосатые, хиппи, я всегда дрался. Это потом я даже не отнекивался, а просто не обращал внимания, делал то, что мне было интересно. И тем самым доказал самому себе и окружающим, что я все-таки имею право на свою собственную точку зрения, на свою музыку. Я хочу, чтобы Никитка это понял и меньше обращал внимания. Сейчас такой век, такая жизнь, что любой должен ущипнуть.

— И он все это принимает близко к сердцу?

— Очень. Но сейчас уже меньше, он сильнее стал. Он знает, что действительно умеет здорово играть, здорово петь. Так что я им горжусь.

— А почему вы вообще отправили его в Америку?

— Это было наше общее с Кристиной [Орбакайте, певицей и бывшей женой Владимира Преснякова] решение, чтобы он там побыл один, поучился английскому языку. Здесь ему не давали.

— Здесь он с детства был «мальчик из знаменитой семьи»?

— Ты сейчас трагично так сказала, это было не так трагично. Но действительно ему было сложно, хотя он даже сам не понимал в чем сложность, — все ждали, когда он споткнется. Никто в этом не виноват, я никого не осуждаю, но тем не менее, есть такой факт жизни.

— А как вы воспитываете Артемия, к чему его приучаете?

— Мы так делаем, чтобы его не интересовали всякие айпады, игры, только мультики, в основном наши — «Винни-Пух», например, а еще мультики про машинки и самолетики. А все остальное — не на экране, реальное. Мы прививаем ему любовь к спорту, он катается на лыжах, он ходит в детский садик, поет песни. Вот, например, сегодня, когда я приеду, он должен выучить песенку про мартышку и мне представить.

— Я смотрела его исполнение «Спит придорожная трава» в твоем инстаграме, очень хорошее.

— Мне тоже очень нравится.

— Ты вот, кстати, говоришь, что интернетом не пользуешься, но у тебя есть инстаграм, в котором очень много фотографий жены и сына. Даже кажется, что это инстаграм не артиста, а просто папы-блогера.

— Я не блогер, конечно. Я просто хочу нести что-то милое и доброе. Ты же не встретишь в моем инстаграме что-то страшное, плохое, чтобы я говорил, например, что я не доволен женой. А что-то, что вызывает улыбку, я всегда выложу. И не буду смотреть, сколько у меня там лайков.

— А комментарии не читаешь?

— Читаю. В основном они хорошие, на плохие я не реагирую. Всем кажется, что когда пишут добрые комментарии, — это нормально, естественно. Для меня это не нормально — для меня это супер. Я это ценю, впитываю; вещи, которые мне пишут, для меня очень важны. Иногда бывают такие комментарии вкусные, со стихами, такие умные.

— Ты же еще несколько лет назад вроде не пользовался инстаграмом.

— Да я до сих пор не умею. Мне много людей с этим помогают.

— Что еще в интернете читаешь, какими соцсетями пользуешься?

— Давай начнем с того, что все эти истории, которые живут день, к примеру, «Бузова показала сиську», обязательно кто-то возьмет и напишет. Следующий день — Бузова опять что-то сделала — ничего, кстати, не имею против этой девушки, она добрая, классная. Но все это считанные дни. Ты забываешь, что было в России позавчера.

— А если говорить о серьезных новостях? Не «Бузова показала сиську», а Путин показал баллистические ракеты новые и рассказал, что теперь мы всех победим.

— Он так не сказал. Вот видишь, ты сейчас хайпанула чуть-чуть. А зачем? Он так не сказал. Он сказал, что у нас есть такая штука, которой нет у других. Мы не собираемся нападать.

— Хорошо. Но значит, новости ты читаешь.

— Я, естественно, слежу за всем, я очень умный в этом плане человек.

— И как ты на новости реагируешь? Для тебя важно, что у нас теперь есть ракеты, с которыми мы не нападаем ни на кого?

— Сейчас такое время, что нужно уметь постоять за себя. Не подставлять щеку, а уметь постоять за себя. Я реально стал патриотом своей страны.

— Раньше не был?

— Не то что не был, я просто не обращал внимания. Как-то смотрел через розовые очки на все, никогда не видел плохого. Если я заходил в бар, я видел всегда прикольных людей, веселых. А здесь я стал, как сказать, по-настоящему патриотом…

— Это как — по-настоящему?

— По-настоящему — это значит, приехать в Киев, и к тебе на улице подходят незнакомые люди и говорят: «Вова, неужели ты в Киеве, господи, этого не может быть, дай я тебя обниму». И это не один человек, не два — их много, и ты начинаешь понимать, что люди живут изначально добром — не войной, не злобой, а добротой. И тебя это подогревает, причем очень сильно.

— А патриотизм в этом где?

— Патриотизм — это патриотизм Земли. Когда ты понимаешь, что людей, которые хотят смеяться, хотят любить, хотят иметь детей, — больше. Ты можешь это не понять.

— Почему ты не светишься на всяких общественно-политических мероприятиях?

— Выступить в каких-то благотворительных акциях — вообще без проблем, я всегда это делаю. Для детишек, для интернатов, только это я считаю важным. А что-то политическое — нет.

— Ты пойдешь на выборы? (Интервью было взято 2 марта — прим. «Медузы».)

— Да, я уже решил все для себя.

— За кого голосовать будешь, уже знаешь?

— Да. Но, очевидно, это секрет.

Концерт Владимира Преснякова состоится 29 марта в московском «Крокус Сити Холле».