«Такой кайф — видеть истерику фальсификаторов» Рассказы людей, ставших наблюдателями на выборах после протестов 2011–2012 годов

В 2011–2012 годах, после того как стало известно о массовых фальсификациях на выборах в Госдуму, многие люди начали записываться наблюдателями и членами участковых избирательных комиссий. В 2013-м, после изменений в выборном законодательстве, у них появилась возможность стать членами УИК сразу на пять лет. Полномочия многих истекают сразу после выборов президента 18 марта. Корреспондент «Медузы» Ирина Кравцова поговорила с членами УИК из разных городов о том, с чем они столкнулись за эти годы, когда пытались просто посчитать голоса избирателей.

Денис Дорогой

40 лет, предприниматель, Барнаул

Мы с коллегами выявили «карусель» на выборах депутатов в Госдуму 2011 года. Это были молодые люди, студенты, которым заплатили какие-то деньги. Они встали в очередь только к одному члену УИК, подкупленному, как выяснилось, — получать бюллетени. Нервничали, и вот прямо было заметно, что они делают что-то не так. Выяснилось, что от обычных избирателей они отличались тем, что у всех в паспорте был талончик в местную поликлинику. По их схеме талончик был опознавательным знаком для члена комиссии — этим людям надо было дать возможность голосовать повторно. Мы их поймали прямо за руку, написали заявление, вызвали прокуратуру, написали жалобу в [территориальную] избирательную комиссию. Нашу жалобу она рассмотрела, и нам выдали бумагу: «Рекомендовать членам комиссии с правом решающего голоса не есть вкладыши из паспортов избирателей». Не есть? Не употреблять в пищу? Что это было? Объяснения нет до сих пор.

Думаю, на грядущих президентских выборах будут какие-то манипуляции — с голосованием по месту нахождения. Очень много информации везде, в том числе на [созданной независимыми наблюдателями из ассоциации «Голос»] «Карте нарушений», о том, что людей сгоняют. Сотрудников бюджетных учреждений заставляют идти и писать заявление на голосование по месту нахождения и прикрепляться на участок, на котором некие контролеры будут сидеть считать, пришли ли эти люди.

Первый раз в истории моей шестилетней работы в комиссиях членов участковых избирательных комиссий обязали дважды поквартирно обойти всех граждан — оповестить о выборах. Можно смело сказать, что раньше и одного-то поквартирного обхода не было, а сейчас — два.

Раньше члены комиссии просто ходили по подъездам и в почтовые ящички раскладывали приглашение на выборы — такого, чтобы они стучались в квартиры и общались с гражданами, совсем не было. А в преддверии этих выборов мало того, что мы ходим по квартирам, — нам еще выдали анкеты, в которых надо заполнить графу: пойдет ли человек на выборы или нет. Я считаю, что это не совсем законно, поэтому графу не заполнял, но все остальные это делают.

Приглашение на выборы мы вручаем лично в руки — это обязательно — и у граждан спрашиваем, а зарегистрированы ли они по этому адресу. Если нет, разъясняем порядок голосования по месту их регистрации.

Еще члены комиссий сейчас разносят по квартирам брошюры, в которых указано, какие мероприятия будут производиться в школе, где находится УИК, — концерты, фотоконкурсы, где можно выиграть айфон. Все это никаким образом не связано с деятельностью комиссии и с избирателями. Еще у нас выдают приглашение на рейтинговое голосование, которое тоже пройдет в здании школы, но отдельно от избирательных участков, где-то в фойе. Там предложено десять объектов благоустройства — шесть победивших будут профинансированы из бюджета.

Каруселей, скорее всего, не будет, но все равно имеет смысл быть членом УИК. В нашей барнаульской гордуме прошлого созыва именно благодаря активной работе наблюдателей и членов комиссий, заинтересованных в честных выборах, прошел представитель от партии «Парнас». В России такое далеко не везде встречается.

Татьяна Гуляева

66 лет, преподаватель математики в Военном инженерно-техническом университете, Санкт-Петербург

Я решила стать членом УИК в 2012 году, как раз перед выборами Путина. Почувствовала, что нужно было включиться в борьбу. Все [акции протеста за честные выборы] уже шли по нисходящей, но я все равно захотела помочь и предотвращать фальсификации.

В 2012-м я была на избирательном участке около своего дома. Но это был неудачный выбор, потому что рядом с домом — [военно-космическая] академия Можайского, в списках избирателей — две трети курсантов, они все голосовали по приказу. Они собирались за особым столом, и никого к нему не пускали: «У нас все секретно, к нам нельзя». Кстати, за этим же столом бюллетени получали и гражданские — под видом членов семей военных.

В 2014 году [на губернаторских и муниципальных выборах] я перешла на другой избирательный участок, но там тоже из 1200 человек было 800 военных. Это трудно проверить, но поговаривали тогда, что военные вообще едва ли не строем ходили голосовать с участка на участок.

Все это время я просто пыталась бороться с фальсификаторами, но добивалась правды не всегда. Меня за настойчивость отчитывали другие члены комиссии — мол, как мне не стыдно мучить людей. Один раз на дежурстве со мной сидел подполковник — он отвечал за стол, где голосовали курсанты. Я спросила его, сколько приблизительно курсантов проголосуют? А он мне: «Ишь вы какая. Меня на мякине не проведешь». И вот таких совершенно не интеллигентных ответов я наслушалась море. Причем здесь мякина? Почему проводить надо?

Одна женщина с нашего избирательного участка думала, что нашла ко мне подход. Звонила перед очередными выборами мне на домашний телефон, поздравляла с именинами. На участке закуски предлагала, выпить чего-нибудь спиртного. Я, безусловно, отказывалась, хотя видела, что некоторые члены комиссии не гнушались закусками и питьем. Тем не менее я думала, что эта член комиссии — порядочная женщина, а она лишь усыпляла мою бдительность. Уже после выборов я узнала, что на нашем участке был прямо вопиющий случай — она переписала цифры, удвоила их за нужного кандидата.

После этого у меня стало немного меньше желания в этом участвовать. Чувствуешь, что камарилья вокруг тебя что-то творит, а тебя просто за дурака держат.

Есть люди очень решительные, борцы, но мне очень трудно быть такой — мне 66 лет, и у меня очень тихий голос. Чтобы увидеть вброс, нужно подойти поближе, а меня сразу одергивали: «Вы мешаете».

Я больше не буду входить в УИК — не разочаровалась, у меня просто не тот характер, я не могу драться, а на другие методы они не реагируют. При мне даже однажды с помощью милиции выталкивали наблюдателей. Вот так воинственно, как они, я не могу.

Павел Новиков

29 лет, инженер, Москва

Я слабослышащий, на выборы всегда хожу со слуховым аппаратом. Неизменное удовольствие доставляет наблюдать за обеспокоенными лицами членов комиссии, которые думают, что у меня в ухе специальный аппарат — и я какой-то спецагент.

Самым интересным опытом для меня были выборы муниципальных депутатов в Метрогородке в 2017 году. Тогда проводили так называемую сушку явки: о выборах граждан толком не извещали, сами выборы назначили на День города — и почти все москвичи, конечно, поехали в парк «Зарядье», а не голосовать. Ко мне на участок явились целых 300 человек из 1800. Члены комиссии были очень этим недовольны. Еще их раздражало, что они работают, а вся Москва гуляет, и ко всему они относились очень формально, халатно. Я заметил, что члены комиссии плохо знают законодательство, поэтому возникали стычки, споры: кто что должен делать. Нам не давали обзванивать надомников [людей, заявивших, что хотят голосовать на дому]. Мы обращались с жалобами в вышестоящие инстанции, оттуда звонили и как-то все пытались сгладить. Члены комиссии не пускали наблюдателей [к спискам избирателей], прикрываясь законом о защите персональных данных, хотя наблюдатели просто хотели посмотреть, нет ли каких нарушений.

Тогда были «карусели», люди по несколько раз голосовали. Завершился день летальным исходом для одного из членов комиссии. Председатель комиссии не растерялась и, воспользовавшись этой суматохой, отказалась от пересчета голосов, несмотря на то что при первом подсчете были замечены нарушения. И, я думаю, тогда необходимое количество голосов все же ушло к нужному кандидату. Работу мы закончили к 5 часам утра.

Помню, я обратился к членам комиссии, говорю им — «коллеги», а они мне в ответ: «Ты нам не коллега, ты оппозиционер». Хотя я всего-то был членом УИК от КПРФ.

Максим Самолетов

32 года, IT-специалист, Саратов

Моя мама была долгое время членом УИК, и с 2009 года я тоже им стал.

Хоть мне и делегирует полномочия КПРФ, я не скрываю своей позиции — я не партийный. Хожу, чтобы выборы были честными. Проголосуют честно за «Единую Россию» — пускай будет «Единая Россия». Хотя интересно, что за все эти годы я ни разу не видел вбросов за кандидатов не из правящей партии.

Однажды ночью во время подсчета голосов мне позвонили, представились администрацией [города] и предложили 25 тысяч рублей, чтобы я просто встал и ушел с избирательного участка — не следил за итоговым подсчетом голосов. Им нужен был определенный процент явки, а он никак не получался, и они хотели просто нарисовать его. Я остался, итоговый процент посчитали правильно.

На [губернаторских] выборах 2017 года я был членом УИК с правом решающего голоса. Тогда я впервые в жизни столкнулся с тем, что директор школы — и по совместительству председатель УИК — может угрожать члену УИК, причем в присутствии сотрудников полиции. Совершенно безнаказанно, открыто давая понять, что полиция будет на ее стороне.

Случилось это из-за разногласий при подсчете голосов. Когда из урн на стол вывалили бюллетени, мы, члены УИК, начали перебирать их, раскладывая по стопкам за каждого кандидата отдельно. Я стал замечать [в общей куче] бюллетени, сложенные прямо пачками — и все за одного кандидата. Прямо вот как будто бюллетени взяли, согнули пополам по одной линии — и кинули в урну.

Я начал обращать на это внимание наблюдателей. К сожалению, они были инертными, их это совсем не интересовало. Я несколько раз продемонстрировал стопроцентный факт вброса сотруднику полиции. Наблюдатели посмеялись, и на этом все закончилось. Затем я заметил, что член УИК по фамилии Колесникова просто подкладывает бюллетени за других кандидатов в стопку кандидата от власти прямо при подсчете — и эта стопка увеличивается.

Я попросил председателя реализовать мое законное право проверить эту стопку — она отказала. Тем не менее я бегло проверил одну двадцатую стопки — и достал оттуда десять бюллетеней за других кандидатов. Председатель УИК подбежала и вырвала у меня из рук эту стопку. Бросила в черный пакет, замотала и завизжала: «Хватит нам мотать нервы и издеваться надо мной!» Наблюдатели и полицейский все это видели и молчали.

Когда я удалился писать особое мнение о нарушениях, которые увидел, ко мне подбежал муж председателя комиссии — он был на тех выборах наблюдателем от ЛДПР. Он начал на меня кричать: «Я тебе сейчас лицо разобью, мы еще с тобой встретимся неоднократно!» Председатель комиссии кричала из другого угла: «Самолетов, да ты еще не знаешь, как квартиры горят и машины! У тебя же ребенок есть!» Больше всего меня поразило, что угрозы расправиться с моим ребенком шли от директора школы. Ее оттаскивали другие педагоги и члены УИК, а сотрудник полиции стоял, будто примерз к полу. Я сказал: «Ну поеду напишу заявление в полицию». Председатель комиссии услышала это и сказала: «Если вы напишете заявление на меня, я напишу на вас заявление, что вы меня изнасиловали».

На следующее утро, когда я уже собрался идти в полицию, мне позвонила член УИК с правом решающего голоса, которая присутствовала со мной на выборах — от «Справедливой России». Она попыталась запугать меня, что [председатель комиссии и ее муж] очень страшные люди, что на их счету даже убийства были.

Тем не менее я написал заявление. С тех пор мне уже трижды отказывали в возбуждении уголовного дела [по факту фальсификации результатов и угроз].

Но еще за несколько дней до этого скандала председатель комиссии вызывала меня к себе и сказала, что ей сверху дают «определенные указания». За то, чтобы я не мешал ей выполнять план, она предложила подкинуть 200 голосов кандидату, которого я сам поддерживал. Этот разговор я записал на диктофон, а потом представил запись в областную избирательную комиссию и ЦИК. Вот она повлияла на то, что эта женщина сложила с себя все полномочия — перестала быть и председателем, и членом УИК.

Поймите, мне просто больно видеть, как бабушка в 80 лет идет на избирательный участок голосовать, а потом ее голос тонет в пачках вот этих вбросов — просто издевательство же над человеком. Это и мотивирует меня бороться дальше. После избирательной кампании 2017 года я быстро поседел. В городе меня называют фанатиком.

Искандер Ясавеев

46 лет, преподаватель социологии, доцент, Казань

Для меня очень болезненно знать, что так много учителей причастны к фальсификациям — я очень уважаю представителей этой профессии, у меня мама и жена — учителя. Из одиннадцати членов участковой избирательной комиссии восемь — это почти всегда учителя. Совершенно типичная история: учителя буквально встроены в административную машину, которая обеспечивает нужный властям результат.

Особенно мне запомнились выборы президента Татарстана в сентябре 2015 года. Вбросы там были осуществлены, собственно, учителями. Накануне, в субботу, как обычно, мы работали — готовились. Когда был готов избирательный участок, когда уже собрали кабинки и установили столы, нам сказали: участок откроется в семь утра. Предупредили, что прийти нужно за час до открытия — распечатать конверты с бюллетенями [тех, кто голосовал досрочно] в присутствии всех членов комиссии, опустить их в стационарную урну — такая процедура.

В ту ночь мне плохо спалось, и я приехал на участок к половине шестого, за полчаса до назначенного времени. И увидел, что вся комиссия, за исключением нас, независимых членов УИК, уже в сборе. Восемь учителей уже вовсю вскрывали конверты и опускали бюллетени в одну из двух урн.

В течение всего дня учителя активно заполняли списки избирателей — вносили мертвых душ, людей, которые не приходили на участок. А когда начался итоговый подсчет бюллетеней, мы перевернули урну, и со дна буквально вывалилась стопка вброшенных бюллетеней. Стало очевидно, что учителя вбросили их рано утром и прикрыли подлинными.

Этот вброс мы сняли на видео. Конечно, написали жалобы, было мое особое мнение как члена избирательной комиссии — я требовал аннулировать результаты выборов на нашем участке. После этого была целая серия судебных разбирательств — в нескольких судах, но ни один не признал факт фальсификации. Суд пришел к выводу, что это не стопка бюллетеней, а несколько бюллетеней, которые, видимо, случайно склеились.

Как социолог я стараюсь использовать весь этот опыт. Работа в избирательной комиссии позволила мне посмотреть на школу изнутри. Я увидел полную подчиненность учителей администрации. Учителя все понимают, видят, отдают себе отчет в том, что делают.

Отдельный опыт я получил, когда ходил с переносной урной и видел очень тяжелые условия жизни людей. Люди с инвалидностью не выходят из своих квартир — буквально не могут спуститься по лестнице. Живут в совершенной нищете и все равно спрашивают: «А где здесь за „Единую Россию“ можно поставить галочку?»

Ольга Моисеева

44 года, администратор проката велосипедов, лыж и коньков, Москва

Членом УИК мне давно предложил стать приятель. Я сразу думала, что будет борьба, но не ожидала, что настолько захватывающая. Количество нарушений зашкаливало. Это был лучший психологический тренинг и незабываемые впечатления. Такой кайф — видеть истерику фальсификаторов, у которых нет возможности фальсифицировать.

К примеру, на [муниципальных] выборах в сентябре 2017 года благодаря независимым членам УИК фальсификаторы не смогли вбросить бюллетени. Я и мои единомышленники весь день стояли по очереди рядом с урной, распределив дежурства по часам. Мы помешали получить голоса надомников, которых соцработники включили в списки против их воли. Уже тогда у председателя УИК случилась истерика, она бегала по залу и причитала: «Кошмар! Кошмар! Провалили надомное голосование! Никогда такого не было!»

Ситуация и правда для нее была патовая. Приходим мы к старушке, я спрашиваю, подавала ли она заявление на надомное голосование — она молчит. Спрашиваю: хочет ли она голосовать — молчит, косится на соцработника. Объясняю ей, чтоб она не волновалась, голосование будет тайным, она может голосовать за кого хочет или не голосовать совсем. Старушка тихо-тихо произносит: «Не хочу». И тут соцработник взрывается: «Как?! Тебе же привезли холодильник! Меня же накажут!» Выскакивает бабушкина соседка, просит пожалеть соцработника, ведь бабушка от него зависит, он ей продукты и лекарства приносит. А соцработник зависит от начальства: не проголосует — его накажут. В том случае бабушка оказалась смелее и голосовать не стала.

На тех выборах никто из независимых кандидатов на нашем участке не прошел. Не хватило ребятам голосов — одному 12, другому — чуть больше. Вероятно, так получилось из-за того, что из психоневрологического интерната приехала толстенная пачка бюллетеней с одинаковыми ровными и уверенными галочками, за одних и тех же кандидатов от «Единой России».

Один раз мы фальсификаторов при подсчете голосов поймали прямо с поличным. В результате комиссия надула губы и отказалась от работы. Сказали: «Раз так, дальше сами все считайте», и ушли. Председатель вышестоящей комиссии ходил за ними и уговаривал: «Девочки, ну надо же досчитать!» Но председатель УИК к работе так и не вернулась. Вместо нее появилась дама, не имевшая никакого отношения к этой избирательной комиссии, но продолжившая в том же духе — попыталась приписать голоса кандидату от «Единой России». Когда ее уличили, начала торговаться: «Давайте половину голосов вам, а еще половину — нам. Как вам такой поворот?» Конечно, мы отказались. Тогда она решила надуть нас с копией протокола. Выносит документ, а там вместо «экземпляр 1» значится «экземпляр 2». Мы говорим: ошибка. Выносит опять — а там неверное время указано. Потом нет подписи. И та же история еще пять раз. Наконец, она сдалась. Заорала: «Уходите отсюда!» — выключила свет и стала выталкивать нас из помещения!

Это все было бы здорово, но как подумаешь, кем работают эти люди, — становится не по себе. Работают-то они учителями! В самой престижной школе района.