Перейти к материалам
истории

«Моего брата зовут Роберт, и он идиот»: прирожденные философы Самый радикальный фильм Берлинале (и, возможно, всего сезона) от режиссера «Жены полицейского»

Источник: Meduza
Philip Gröning

На Берлинале показали картину «Моего брата зовут Роберт, и он идиот» Филипа Гренинга — немецкого режиссера, автора документального фильма «Великое безмолвие» и драмы «Жена полицейского», получившей приз жюри в Венеции-2013. Кинокритик «Медузы» Антон Долин считает, что новый фильм Гренинга — один из самых радикальных экспериментов в этом сезоне, в котором есть и инцест, и насилие, и размышление о природе времени, — на самом деле деконструкция мифа о великой немецкой философии.

Посетители Берлинале к середине фестиваля окончательно освоились в посредственной, по большей части, программе: предсказуемо, комфортно, благородно. Не свободное плавание, а спа с подогретой водичкой. Контрастный душ от немца Филипа Гренинга — самого радикального из участников конкурса — заставил многих встрепенуться, несмело восторгаясь или вдохновенно проклиная режиссера. Его практически бессюжетная, одновременно монументальная и интимная фреска включает в себя сцены инцеста, насилия и нескончаемого философствования. Картина идет три часа и носит соответственно длинное название «Моего брата зовут Роберт, и он идиот». 

Фраза принадлежит второй главной (из всего двух) героине фильма — Елене — и произносится в самом начале. Елена права и не права. Ее брат Роберт школу закончил, а поступать в институт, в отличие от нее, не собирается. Но какой же он идиот, если без его помощи она не в состоянии подготовиться к последнему выпускному экзамену — по философии? На дворе удушливое лето, впереди у Роберта и Елены целый уикенд. Время течет бесконечно медленно. Недаром и темой для доклада Елены они выбрали время: теперь штудируют классиков, от Блаженного Августина до Мартина Хайдеггера. Лежат в поле, гуляют в лесу, отмокают в озере. Заходят на автозаправку неподалеку — единственная примета цивилизации в поле зрения. Брату с сестрой скучно, и они придумывают дурацкий спор. Если Елена до конца выходных с кем-то переспит, то выполнит любое желание Роберта. А если нет, то отдаст ему свой «Фольксваген Гольф», обещанный родителями в качестве подарка на поступление. 

Вы, наверное, догадываетесь, что бесплотным обсуждением абстрактных понятий дело не ограничится, рано или поздно секс и кровь возьмут свое. Тем более, что одежда на двойняшках — сугубо символическая, пиво льется рекой (все-таки Германия!) и подростковая агрессия непременно даст о себе знать. Спойлер? Да нет, ничего неожиданного в кульминации фильма нет. Здесь, скорее, соблюдение канона, чем попытка его нарушить. И философское пренебрежение к расхожим представлениям о сюжете как ключевом элементе кино. Гренинг с удовольствием играет с нашими ожиданиями, постоянно напоминая — не словами, а удивительным, как бы ленивым и рваным, монтажом: время (в том числе, время действия) есть категория сознания. Особенно если речь идет о прошлом или будущем. А на экране мы всегда видим только настоящее, здесь и сейчас. И это важнее, чем то, что случится в следующем кадре.

58-летний Гренинг снимает довольно редко. Его имя звучало громче всего в 2005-м, когда вышло «Великое безмолвие», документальный фильм о монахах-молчальниках из обители Гранд Шартрез. Просветлившись в монастыре, Гренинг обратился к исследованиям незаметного зла, живущего в тихих омутах современной Германии. Об этом его сенсационная «Жена полицейского», посвященная домашнему насилию фантасмагория, награжденная в Венеции. «Моего брата зовут Роберт, и он идиот» — случай более сложный. Мораль Гренинг здесь определенно читать не пытается. Его ангельски красивые герои — брат-брюнет (Йозеф Маттес) и сестра-блондинка (Юлия Цанге) — одновременно невинны и зловещи, привлекательны и пугающи. Адам и Ева до падения — то есть, до осознания понятия «время» и собственной смертности. Они не ведают, что такое грех, потому всесильны и безжалостны. В Америке их назвали бы прирожденными убийцами, но дело происходит в Германии, поэтому перед нами прирожденные философы. 

Режиссера можно обвинить в тривиализации серьезнейших вопросов, над которыми философы бьются со времен Гераклита, а он легкомысленно, между делом, превращает их в дайджест или коллаж. Но стоит ли смешивать автора с его героями? Бурлящие гормоны и тревога от предстоящего экзамена буквально сводят подростков с ума, и они сами не знают, чего им хочется больше: сформулировать, в чем природа времени, или кого-то изнасиловать. А может, просто выпить еще одну бутылку пива. Тогда и откроется истина (соотношение понятий «времени» и «истины» — одна из ключевых проблем философии Хайдеггера).

Слова ускользают, теряют смысл на лету, уходят, как вода в раскаленный песок. Гренинг и не пытается их поймать. Он изучает время по-своему, кинематографическими средствами. Уподобляясь немецким художникам-романтикам, Беклину и Фридриху, в своих широкоэкранных живых картинах любуется тем, как солнце сменяется дождем, а утро — сумерками (режиссер и снимает, и монтирует собственные фильмы). И тут же сам над собой смеется. Например, Роберт с Еленой замирают в поле, любуясь живописным закатом, но стоит солнцу спрятаться за холмами, суетливо бегут на пригорок, чтобы посмотреть закат еще раз. Брат и сестра хотят дружить с кузнечиком, слушать с ним музыку и делить нехитрую пищу, но для этого приходится поймать его и посадить в пачку из-под сигарет. Они мечтают, чтобы мир исчез, оставил их в покое, но шум автомобилей с автострады не дает о себе забыть. Буколическое слияние человека с пейзажем Гренинг подвергает саркастическому осмыслению: недаром же среди полей воткнута уродливая бензоколонка с засорившимся туалетом. 

Philip Gröning

Отношения героев в чем-то похожи на влюбленность других брата и сестры — Ульриха и Агаты из «Человека без свойств» Роберта Музиля, мечтавших о наступлении «тысячелетнего царства». Как мы помним, роман Музиля так и не был завершен, утопия не могла осуществиться. Так же, как не был дописан другой важнейший текст немецкоязычной литературы — «Генрих фон Офтердинген» Новалиса, фигурирующий в фильме. У историй идеалистов не может быть светлого финала. Только тупик или оборванная на полуслове рукопись.

«Моего брата зовут Роберт, и он идиот» ловко притворяется философским трактатом на экране. Стоит, тем не менее, приглядеться и понять, что это, скорее, деконструкция мифа о великой немецкой философии. Ее Гренинг превращает в собрание невероятно красивых и внутренне противоречивых идеалистических максим. Эдакое «В мире мудрых мыслей», в которых больше поэзии, чем смысла. А поэзия — штука не менее опасная, чем молодость. Вполне логично, что идеи Хайдеггера заставляют Роберта и Елену взяться за оружие. Что-то подобное ведь случалось и в реальности. 

Человек способен быть непредсказуемым, капризным, разным в каждый миг своего существования — как само время, не способное остановиться. Искусство умеет заставить человека замереть. Превратить в едва различимую точку в живописном пейзаже — как у Фридриха или Гренинга, неважно, — или, наоборот, увеличить до предела, сделать безразмерной абстракцией (в фильме потрясающие сверхкрупные планы). Это проще, чем понять необъяснимое. Впрочем, фильм Гренинга — тот самый случай, когда «если нужно объяснять, то не нужно объяснять». В нем довольно точно сказано, что каждый вопрос заключает в себе ответ, о котором вопрошающий знает, только себе не признается. По-настоящему безответные вопросы и в голову не придут. 

А картина, как тот самый ответ, сложится в голове зрителя сразу после финала. Ведь кино подобно мелодии, которой завершает свой философский доклад Елена. Между прочим, фильм озвучен чудесной песенкой Сержа Генсбура La javanaise (а ведь мог бы Вагнером или Шенбергом). Вроде, никакой песни и не существует — только череда звуков, у каждого из которых определенная высота. Но почему-то в памяти — то есть, в прошлом, в том самом неуловимом времени, — остается именно мелодия. 

Антон Долин