«Инстинкт говорит мне, что я бессмертен» Французский классик Клод Лелуш — о последней роли Джонни Холлидея и фильме «Летят журавли»

На экраны выходят «12 мелодий любви» — новый фильм классика французского кино Клода Лелуша. Это музыкальная комедия, в которой звезда мировой эстрады Джонни Холлидей сыграл свою последнюю роль. Холлидей умер 6 декабря 2017 года. Кинокритик «Медузы» Антон Долин поговорил с Клодом Лелушем — о его друге, музыке и оптимизме.

— Картина начинается с выступления Джонни Холлидея; вскоре после премьеры фильма он ушел их жизни. Он знал, что умирает? Что эта роль — его последняя?

— Думаю, не знал. Я хорошо был знаком Джонни, мы с ним выросли вместе и, в общем, провели жизнь рядом друг с другом. Ближайший мой товарищ, мы столько раз работали вместе… Когда я предложил ему роль алкоголика, он ужасно обрадовался. Он много выпивал в жизни, но, конечно, не обиделся, наоборот: закричал, что наконец-то будет знать, что играет. Юмора ему было не занимать, самоиронии тоже. А еще ему было в кайф играть собственного двойника, фаната, — у него таких ведь и в жизни хватало. Теперь же он исполнил роль такого чудака, так сказать, стал двойником двойника; экранным Джонни Холлидеем, лишенным таланта настоящего Джонни Холлидея.

Мы снимали этот фильм, смеясь и веселясь, шутили не переставая. Однако во время съемок я все чаще замечал, что Джонни не в лучшей форме. Думаю, устал… Он объявил о своей болезни через три месяца после окончания съемок. Перед этим позвонил мне и сказал: «Я не смогу приехать и участвовать в рекламной кампании фильма — у меня рак. Надеюсь его вылечить». 

Я раздавлен его смертью. Он был мне больше, чем товарищем. Можно сказать, братом. Я снял его в первой роли, ему тогда было лет шестнадцать. Снимал его первые клипы… Он был большим ребенком, им и остался до старости. Как и я. 

— Можно ли сказать, что «12 мелодий любви» — его завещание?

— Это вполне точное слово. К Джонни никогда не относились как к хорошему актеру, но мы оба знали: он хорош. И я сказал ему перед съемками: давай пойдем на все риски и попробуем показать миру, насколько ты прекрасный актер. Он мечтал о карьере актера всю жизнь. Карьера певца как раз была случайностью. 

— Он и начинал ведь как рок-звезда, играющая роль рок-звезды. 

— Конечно! Фильм рассказывает именно об этом. Мы все были потрясены на съемочной площадке — Джонни никогда еще не играл так вдохновенно. Он творил что-то невероятное. И тогда у меня почему-то мелькнула мысль, уж не последняя ли это его работа? Слишком сильной была самоотдача. Мы с Жаном Дюжарденом переглянулись после одного дубля и пожали плечами: как ему это удается? После этого дубля вся группа аплодировала. 

— А показанный в фильме концерт настоящий? Или записанный специально для картины?

— Настоящий. Более того, это последний его сольный концерт, и последняя песня оттуда. После него он только пару раз выступил на коллективных концертах. 

— И линия с Холлидеем, и само название, и жанр вашего фильма напоминают о том, как для вас всегда была важна музыка в кино.

— Музыка — попросту центр моей жизни. Чистая добродетель. Лучше музыка, чем слова; я устал от слов. Музыка — язык бога, Господь говорит с нами через музыку. Это универсальный язык, который обращается к нашему сердцу, а не разуму, к нашему бессознательному. Я сделал больше фильмов, которые обращались к биению сердца, чем тех, которые обращались к интеллекту. Интеллект перестал меня интересовать. 

— То, что вас всегда отделяло от режиссеров новой волны.

— Именно так. А я больше не верю в интеллект, не доверяю ему. Мои инстинкты помогают мне в творчестве куда больше, сегодня я верю только им. Инстинкт говорит мне, что я бессмертен. Ум — что я умру. И мне это не нравится. 

— «12 мелодий любви» — картина именно об этом, о смерти и бессмертии.

— Конечно, я рад, что это сразу видно. 

— Вернемся к музыке. Ваш соавтор здесь вновь — Франсис Ле, у нас вся страна знает его как композитора музыки к вашему шедевру «Мужчина и женщина».

— Франсис — мой посредник в этом разговоре с божественным, который я пытаюсь вести через музыку. Он мой двойник. Невероятный мелодист, от природы. Возможно, самый мой любимый из всех соратников. Он первый, кому я рассказываю замысел фильма, а потом оставляю его с заданием: расскажи мне то же самое, только при помощи музыки… И он всегда это делает. Мы работаем над кино в тандеме: Франсис отвечает за иррациональное, я — за рациональное. Мы дополняем друг друга, но не повторяем. Я работал с другими замечательными композиторами — Мишелем Леграном, например, — но всегда возвращался к Франсису. Он никогда не работает на себя; только на фильм.

— Сквозная тема вашей новой картины — юмор как лучшее лекарство от любых болезней и напастей. Вы правда в это верите?

— Чувство юмора — потрясающая добродетель. Сам юмор — дар свыше. Единственное, что мы можем противопоставить всем несправедливостям и кошмарам бытия. Юмор позволяет простить все, что угодно. Хотя юмор может быть жестоким. Я считаю, что смеяться можно над чем угодно, лишь бы это было смешно. 

— Чисто французская идея.

— Да, но не забывайте — главное, должно быть смешно. С этим сегодня проблемы. Я помню времена, когда люди хохотали от души; сегодня они посмеиваются. Помню, как рыдали, — сегодня хнычут. Мы вырастили поколение испорченных, избалованных детей. Мы живем в райских условиях и сами превращаем рай в ад. Ну что же, я пытаюсь остаться оптимистом в мире сплошного негатива. Если десять человек скажут мне гадость, а один человек — что-то доброе, я поверю этому одиночке. Буду держаться за него. У каждого есть достоинства и недостатки. Просто надо придавать значение достоинствам, а не недостаткам. 

— Вы ругаете избалованных детей, но ведь все ваши персонажи похожи на детей. Их же вы любите?

— Ругаю, но люблю! Я просто постарался сделать картину о чуть менее омерзительных людях, чем все остальные. Идеальных героев не существует, я и не пытаюсь их искать. 

— В «12 мелодиях любви» много диалогов вокруг знаков зодиака. Для вас правда важна эта тема? Или вы шутите с этим?

— Шучу, но в этих шутках есть доля правды. Зодиак важен, планеты влияют на каждого из нас, как бы невероятно это ни звучало, знаки зодиака определяют нашу личность. Я, например, Скорпион. Настоящий, стопроцентный Скорпион, а ведь это — самый гнусный из всех знаков. Что же поделать? Остается принять себя таким, какой я есть. Другого выхода нет. 

— В этом году исполнится 60 лет с того дня, когда на Каннском фестивале единственный раз «Золотую пальмовую ветвь» получила российская картина — «Летят журавли» Михаила Калатозова. Вы были на ее съемках, и этот опыт помог вам самому стать режиссером. Что вы скажете сегодня о том фильме?

— Я регулярно пересматриваю «Летят журавли». Он не устарел ни в чем, по-прежнему великолепен. Я не видел более прекрасного фильма из России. Думаю, я в принципе не видел фильма лучше этого. Не кино, а чудо. Хотя в СССР было немало гениев…

В «Летят журавли» камера важнее актеров. Я вообще считаю, что камера — главный актер кинематографа: она играла во всех фильмах. Но у Калатозова была самая свободная камера. Увидев «Летят журавли», я сразу понял, что моей профессией должно стать кино. И что я буду, как и Калатозов, снимать фильмы о чувствах. И фильмы, способные вызывать сильные чувства. Нельзя превращать кино в апологию дерьма! Оно должно возвышать. «Летят журавли» возвышает. Меня поражает, что Калатазова в свое время не считали великим режиссером. Сегодня ему наконец-то отдали должное.