«И все это блажь, ерунда, бред» Отрывок из неизвестного сценария Геннадия Шпаликова

В сентябре 2017 года поэту и сценаристу Геннадию Шпаликову исполнилось бы 80 лет. Автор сценариев к фильмам «Я шагаю по Москве» и «Застава Ильича», покончивший с собой в 37 лет Шпаликов — один из самых недооцененных поэтов второй половины XX века. Его неопубликованные рукописи продолжают находить до сих пор: например, журнал «Искусство кино» в апреле опубликовал неизвестный сценарий Шпаликова «Спой ты мне про войну», написанный за несколько месяцев до самоубийства. С любезного разрешения редакции «Медуза» представляет фрагмент этого сценария.

Перед сценами, описанными ниже, главный герой получает приглашение в город Н на встречу выпускников Суворовского военного училища (сам Шпаликов окончил Суворовское военное училище в Киеве), отпрашивается с работы и решает ехать. Вместе с ним отпрашивается Марина — девушка, которая отговаривала его от поездки.

Вскоре они уже стояли на улице, и погода на самом деле была такая, какой ей и следовало быть. Только вечер ее чуть украсил, и фонари уже светились, блестели мостовые, и ощущение унылости, которое днем преобладало, исчезло само по себе, а появилось в облике города то вечернее славное состояние, когда деревья, уже темные, облетевшие, поблескивают, ветви блестят, мокрые, черные, и откуда-то из переулков, от реки, что ли, проплывает туман. Да, время это славное, особенно если ты не один, но и одному в такую погоду бывает хорошо — исчезнуть, затеряться.

— …Леша, — говорила Марина, запахнувшись в плащ.

— Что?

— Куда мы идем?

— Я еще не знаю. Мы вообще, Марина, еще недавно идем. Мы еще соображаем, — Леша говорил не задумываясь.

— Ну так, — Марина крепко взяла его под руку. — Во-первых, во-вторых, у меня ноги мокрые. Понял?

— У меня тоже, — сказал Леша. — Ты бы вообще приоделась.

— И тебе бы не мешало.

— Мне — не мешает.

— Долго мы так будем разговаривать? — спросила Марина. — Поехали куда-нибудь в тепло, — сказала Марина. — Можно ко мне. Но что у меня? Даже телевизора нет. И проигрывателя. И холодильник пустой, хотя можно чего-нибудь по дороге купить. Но это скучно. Чай вдвоем.

— Можно и водки выпить, — сказал Леша. — По такой погоде.

— Можно, — согласилась Марина. — Но вдвоем как-то… Пошли в гости, а? К твоим сослуживцам. К твоим генералам или даже не к генералам, а вообще. У тебя хотя б телефон кого-то есть?

— Нет, — сказал Леша.

— Вот тип! — удивилась Марина. — И ни одного телефона нет?

— Нет, по-моему. Может, дома есть. Знаешь, поехали ко мне.

— Нет, — сказала Марина.

— Почему?

— Леша…

— Потому что я не могу сейчас быть тут вообще один. — Вырвалось это у Леши как-то сразу, внезапно, и он замолчал.

— Леша, — сказала Марина — я, конечно, поеду. Ладно?

— Спасибо, — сказал Леша.

— Не стоит благодарностей.

Они стояли в толпе, в плотной вечерней толпе.

— Понимаешь, видеть никого не хочется, — говорил Леша. — А ты… Я не знаю… Ты домой поезжай, я же так. Ну что мы с тобой, Марина, вчера знакомы или что… Я не обижаюсь, и все это блажь, ерунда, бред — одним словом… И ты не обращай на меня внимания… Это пройдет, завтра, и вообще я зря все это затеял… И вот, видишь, как все глупо, а ты веселишься подневольно… Я что, не вижу… И вообще, мотай-ка ты домой! Ну что ты на меня уставилась?

Пакет за пять копеек они купили в продовольственном магазине и сложили туда разные покупки, и пакет, конечно, порвался, пока они поочередно стояли в разных кассах, в разных очередях — за колбасой, сыром, пельменями, и пришлось еще один пакет покупать, а потом Марина встала в очередь за луком, зеленым, а он продавался в секции самообслуживания, где на выходе вес проверяют — что взято здесь, в этой секции, а что внесено, может быть, и незаконно, все это обошлось, и хотя и суеты было много, но не очень, и они еще посмотрели, как красиво вода в большой чистой витрине обмывает непрерывно свежие овощи, выпили по стакану томатного сока, обмокнув ложки в соль, и, облегченно вздохнув, вышли на улицу, еще более потемневшую, хотя и при фонарях, — только ветер по ней вдруг подул, но им с такси повезло. Сели и поехали.

— Куда? — спросил таксист.

— На Н… вокзал, — сказал Леша.

— По Садовой или как? — спросил таксист.

— Все равно, не важно. Лишь бы побыстрее, идет?

— Идет, — согласился таксист, и они помчались.

— И… Деньги у тебя есть? — спросила Марина. — Билетные хотя бы?

— Ты поедешь со мной?

— Зачем тебе все это? Ты можешь толком объяснить? — Марина говорила раздраженно. — Зачем?

— Поедешь? — спросил снова Леша.

— У меня трешка. Видишь? — она показала.

— Таксист, — спросил Леша, — тебе плащ не нужен?

— Какой плащ?

— Да вот, на мне, — сказал Леша.

— Нет, — сказал таксист, не оборачиваясь. — Спасибо.

— Он шутит, — сказала Марина. — Это у него такая манера.

— Бывает, — сказал таксист.

— Стоп, — вдруг сказал Леша. — Марина, ты посиди. Я сейчас.

— Ты куда? — растерянно спросила Марина.

— Она — под залог, — кивнул Леша водителю. — Я скоро.

 Такси остановилось около кафе. Не самое лучшее из кафе. Из тех, что днем — столовая, а вечером — кафе. Леша прошел сразу к судомойке, на кухню. Жара там, горы грязной посуды, и чистые тарелки сушатся, и женщины усталые, в потемневших за день халатах. Леша жестом подозвал одну из них. Разговор был не слышен — о чем они. Из кафе тем более гремела музыка. Леша снял хороший, на подстежке плащ. Женщина, бегло его осмотрев, пошла куда-то. Леша остался ждать. Вскоре женщина появилась и позвала Лешу в буфет. Там, за стойкой, он увидел немолодую и тоже усталую женщину. Она несколько удивилась, что Леша совершенно трезв, что он в белой рубашке, в галстуке, — потому что плащи и прочие вещи люди продают с себя только с большого отчаяния, но Леша был и спокоен, и вежлив, и молча ожидал своей судьбы — насчет плаща.

— Сколько возьмете? — спросила женщина.

— Вообще, я покупал за триста, но тут такое дело, — Леша развел руками. — Вы уж сами смотрите…

— Мне-то он и не нужен. У меня мужиков нет… Сыну он вроде бы и дороговат…

— Давайте за сотню. Я вам паспорт покажу. Это мой, правда, — сказал Леша. — Понимаете, очень нужно.

— Да я понимаю, — сказала буфетчица. — А свитерок не продаете?

— С плащом? — спросил Леша. — Пожалуйста, — он уже приготовился и свитер снимать. — Только у меня на рубашке с пуговицами не очень в порядке, — вспомнил он.

— Вы сюда пройдите, — сказала буфетчица. — Вот сюда, — она показала за малиновую штору. — Запрещено это, понимаете?

— Исключительный случай, — сказал Леша. — Честное слово!

Из кафе Леша вышел очень скоро, в пиджаке, в ослепительно белой, утренней рубашке. Веселый, уверенный. Сел рядом с шофером.

— Поехали! — он обернулся к Марине, лицо его мальчишеское, веселое. Улыбался победно.

Марина и слова произнести не могла.

— Вот, — Леша протянул ей бутылку вина, — положи в пакет.

— Что это?

— Это, Марина, вино. По-моему, от сердца, от души. Они все мне порывались пуговицы пришить, но я не дался. На живом человеке пуговицы пришивать — плохая примета, верно?

— Какие пуговицы? — Марина ничего не понимала.

— Понимаешь, Марина, прачечная имеет — безусловно — свои пре­имущества… Но вот беда: достигнув жесткости воротничков и манжетов, они — не они — машины, ими закупленные у зарубежных государств за бешеные валютные суммы, — ломают пуговицы… Так вот, эти милые женщины порывались все вместе пришить мне пуговицы, искалеченные валютной машиной.

— Где плащ? — спросила Марина.

— Какой плащ? — спросил Леша. — Не было никакого плаща. Не было и нет! Верно, товарищ таксист… — Леша прочитал фамилию таксиста на переднем щитке: — товарищ А.Н.Свиридов?

— Это мой сменщик Свиридов А.Н., — сказал таксист дружелюбно, — а я — Толя.

— А я — Леша, — представился Леша. — А она — Марина, известный летчик-испытатель. Фамилию вам, надеюсь, называть излишне. Путешествует инкогнито…

Марина сидела на заднем сиденье, забившись в угол, молчала, а шофер, пока ехали, пустил по транзистору какую-то веселую музыку — хорошо ехали. Леша более ни слова не говорил, не оборачивался.

Так до вокзала и домчались, развернулись очень ловко — прямо у входа.

Поезд был, билетов не было.

— Нет билетов, — сказали им в кассе — Нет, понимаете?

— Нам любые, — просил Леша. — На крыше есть?

— Ничего нет.

— Товарищ, — вмешалась Марина (она уже несколько пришла в себя), — а мягкие?

— Ничего нет, — совсем не раздраженно ответила им женщина. — Поезд Мира — все билеты.

— Мы тоже за мир, — сказал Леша, но как-то уже уныло. — Честное слово, и вот Марина… Она — пожалуйста…

И все-таки они уехали.

Правда, отчаявшись, едва не поругавшись (Марина уходила, Леша ее догонял, и было уже поздно, и в вокзальный ресторан, где можно было под музыку переждать до лучших времен и обстоятельств, уже не пускали, и вообще уже никуда не пускали, где можно присесть спокойно, но постоять у буфета, где вовсю наливали горячий кофе, продавали бутерброды, — это все можно, но стоя, а Леша и особенно Марина устали все же, и как-то им удалось пристроиться на длинной скамейке, где спали, ужинали, читали, дремали, разговаривали разные приезжие люди — со всей страны, судя по одежде, по говору, по безропотности к обстоятельствам вокзала и прочим неудобствам, и Марина с Лешей как-то пристроились среди них и ничуть не помешали никому, а напротив, им даже место уступили, отодвинулись несколько. Поэтому можно было раскрыть пакет, где лежали купленные продукты, и даже зеленый лук, и сыр, колбаса, пельмени, совершенно непригодные в данной ситуации ни для каких целей, поэтому подаренные в обмен на перочинный ножик одному из добродушных соседей по вокзальной скамье, который сунул эти пельмени в свой необъятный мешок, предложив еще (кроме охотничьего ножа) два отличных яблока, настолько огромных, белоснежных, что, не казалось, а на самом деле, эти яблоки излучали свет и были настолько свежи, зрелы, что легко разламывались пополам, распространяли вокруг необычайный аромат, а как хрустели они, эти яблоки. А как смотрел на то, как они хрустели, этот бородатый обладатель, очевидно, огромного сада, где эти плоды произрастали в какой-нибудь Черниговской области или же в Липецком крае, который, как известно, знаменит тоже яблоками, и Леша, чтобы не терять общения, спросил бородача, куда он отправляется.

— В Н-ск, — сказал бородач. — А вы?

— Мы? — спросил Леша. — Мы… Вина хотите?

— Пожалуй, — сказал бородач. — А что за вино? И хозяйка не против?

— Хозяйка ничуть, — сказала Марина. — Хозяйка, когда поест, даже ­ночью, она добрая. Так что приступайте. А я посплю, если не возражаете.

И она прилегла.

И Леша накрыл ее ватником бородатого человека.

— Жена? — спросил бородач, когда они выпили.

— Это у нее спросите, — сказал Леша. — Тоска у меня.

— Заткнись, — сказала из-под ватника Марина.

— Ну вот. И поговорить нельзя, — вздохнул Леша. — Тоска.

— Ох, — Марина встала. — Пошли отсюда!

— Куда? — удивился Леша. — Сидим, все хорошо.

— Пошли. Я придумала.

— Но вот товарищ тоже в Н-ск едет, — сказал Леша, — доберемся.

— Очень может быть, — сказала Марина, вставая. — Пошли. Спасибо за ножик и прочее.

И все-таки они уехали.

Поезд был на самом деле поездом Мира. Такие поезда вот почему: дружелюбие преобладает.

И все-таки надо билеты предъявлять.

— Ты на каком-нибудь языке разговариваешь? — спрашивал Андрей, пока они шли в толпе иностранных делегатов и провожающих товарищей. — Ну, в размере средней или высшей школы?

— Со словарем, — Марина зевала, но была настроена решительно. — Ты помалкивай главное. Вещей у нас нет, и — молчи.

 На платформе уже пели «Подмосковные вечера». Леша присоединился к поющим, провожающим. Марина с удивлением наблюдала, как он вдохновенно что-то говорил человеку явно испанского вида, потом произнес речь — короткую, на каком-то странном языке, потом взял Марину за руку и решительно провел в вагон. Билета у них не спросили.

Полный текст сценария читайте в журнале «Искусство кино».