Идеальная проза поэта, новый «Стоунер» и больше, чем фэнтези Два новых романа и сборник блестящих рассказов, прославивших автора после смерти

Литературный критик «Медузы» Галина Юзефович рассказывает о трех новых важных книгах: романе Деборы Леви — прозе, написанной поэтом; фэнтези-романе Роберта Джексона Беннета, который понравится даже тем, кто ненавидит фэнтези; и сборнике рассказов Лусии Берлин — шедевре, который остался незамеченным при жизни автора.

Лусия Берлин. Руководство для домработниц. М.: АСТ, CORPUS, 2017. Перевод С. Силаковой

Американка Лусия Берлин родилась в 1936 году в семье горного инженера и умерла в свой шестьдесят восьмой день рождения, сжимая в руках одну из любимых книг. Она жила в Калифорнии, Колорадо, в Чили и на Аляске, была красавицей, алкоголичкой и горбуньей, преподавала испанский в школе и убирала в чужих домах, работала медсестрой в неотложке и оператором колл-центра, ютилась в трейлере, трижды выходила замуж и родила четырех сыновей. А еще Лусия Берлин писала рассказы — всего семьдесят шесть штук, которые время от времени публиковались, но так и не принесли своей создательнице ни славы, ни денег. Однако в 2015 году прозе Берлин было суждено повторить судьбу «Стоунера» Джона Уильямса: составленный популярным прозаиком и критиком Стивеном Эмерсоном сборник «Руководство для домработниц», в который вошла примерно половина всех текстов писательницы, стал бестселлером The New York Times и одной из самых обсуждаемых книг в англоязычном мире.

То обстоятельство, что при жизни Берлин, в шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые годы, ее рассказы не пользовались спросом, пожалуй, не вызывает особого удивления. Жизнь, мастерски, с едва ли не болезненной точностью в них отлитая, способна зачаровывать только с определенной дистанции — то есть не раньше, чем она бесповоротно закончится. Точно так же не удивляют и сегодняшние восторги, потому что единственная метафора, которая приходит на ум при попытке описать прозу Лусии Берлин, — это бриллиант, отблескивающий сразу множеством мелких граней.

Вообще, граненая дробность, странная, ни на что не похожая фасеточность авторского взгляда, одновременно поддерживающая автономию каждого рассказа и вместе с тем обеспечивающая всему сборнику смысловое единство — чуть ли не главная характеристика «Руководства для домработниц». Все вместе тексты Берлин рассказывают одну и ту же историю — историю жизни самой писательницы, — но в каждом из них отражается какая-то одна из возможностей развития событий, вовсе не всегда реализованная в жизни. Из сочетания этой кинетической и потенциальной энергии, из сложения сбывшегося с несбывшимся рождается невероятный стереоскопический объем прозы Берлин, которую если с чем и можно сравнивать, то разве что с рассказами Реймонда Карвера или Элис Манро.

Девочка-горбунья из протестантской семьи ходит в католическую школу где-то на пыльном американском Юге. Та же девочка — или уже другая, но очень на нее похожая, — помогает своему полубезумному дедушке-дантисту вырвать самому себе все зубы. Женщина ухаживает за впавшим в деменцию отцом, который видит дочь маленькой девочкой и заново переживает их совместные скитания по миру. Та же — или другая — женщина не туда опускает монетку в прачечной самообслуживания, и теперь ей не на что купить стирального порошка. Она же, недавно потерявшая мужа и тщательно маскирующая горе болтовней, едет в автобусе и раздает советы таким же, как она сама, домработницам. Молодая мать четырех сыновей — возможно, та же домработница или ее двойник — впервые попадает в «нарколожку» с приступом белой горячки. Выросшая девочка преподает испанский в монастырской школе. Вот она же, только несколькими годами раньше или позже — думает сделать аборт, потому что у нее на руках маленький сын, а муж, подающий надежды скульптор, ее бросил. А вот она, в другом ответвлении той же истории, — бездетная вдова-учительница, которая едет лечить душевные раны на мексиканское взморье.

Пыль, скука, дрянной виски, монотонно крутящиеся барабаны в прачечной, ненадежные мужчины, изнурительная работа, сыновья без имен и лиц, тоскливое ожидание, унизительная бедность, редкие всполохи радости… Рассказы Лусии Берлин — это обычный мусор и шелуха повседневности, без смысла, вывода и морали, которые каким-то дивным способом прямо на глазах у читателя собираются и трансформируются в высочайшей пробы искусство. Необычайное зрелище и редкий на современном книжном пейзаже стопроцентный шедевр.

Роберт Джексон Беннет. Город лестниц. М.: АСТ, 2017. Перевод М. Осиповой

Роман Роберта Джексона Беннета относится к тому сорту фэнтези, который можно смело рекомендовать даже читателям, фэнтези на дух не выносящим. Возможно, именно это его свойство — принадлежность одновременно и к «высокой», и к «жанровой» литературе — оставило его вне поля читательского внимания: «Город лестниц» вышел по-русски еще этой зимой, но остался несправедливо незамеченным. Между тем, это отличное чтение, сочетающее в себе жгучую увлекательность сюжета с широчайшим спектром затронутых злободневных проблем — от терроризма до ксенофобии.

Когда-то жители Сайпура были рабами обитателей Континента, лежащего за Южными морями. Континентцам — пуританам, консерваторам и традиционалистам — помогали могучие Божества, дарившие своим почитателям неиллюзорное покровительство и наполнявшие их жизнь мелкими и крупными чудесами. Однако за несколько поколений до описываемых в романе событий сайпурцы изобрели оружие, способное физически уничтожить Божеств. Теперь угнетатели и угнетенные поменялись местами: сайпурцы железной рукой правят Континентом, сайпурские войска топчут священную землю Мирграда — главного города порабощенной страны, но главное, всем континентцам строго запрещено изучать собственную историю и любым способом упоминать Божеств или использовать их символы.

Среди жителей Континента нет согласия. Некоторые стремятся порвать с прошлым, принять новую реальность и начать глобальную модернизацию, чтобы выстроить конкурентноспособную либеральную экономику по модели сайпурской. Но параллельно набирает силу движение «реставрационистов», небезосновательно убежденных, что Божества не умерли до конца, что чудеса возможны, а ход истории еще можно обратить вспять. В этой ситуации приезд в Мирград сайпурского историка Ефрема Панъюя, желающего ознакомиться с памятниками континентской древности, неизбежно оборачивается трагедией. Панъюй зверски убит, и расследовать его гибель поручено самому опытному агенту секретной службы Сайпура Ашаре Комейд, обманчиво неприметной очкастой серой мыши, и ее гиганту-секретарю, выходцу с варварского Севера.

Детектив, шпионский роман и экономический триллер на поверхности, небанальная рефлексия на темы колониализма, инаковости, коррупции и коллективной памяти внутри — словом, сложно устроенная книга, уместная скорее на одной полке с «Погребенным великаном» Кадзуо Исигуро, чем с бесконечными томами традиционной фэнтези-макулатуры про орков, гномов и эльфов.

Дебора Леви. Горячее молоко. М.: ЭКСМО, 2017. Перевод Е. Петровой

«Горячее молоко» прошлогодней букеровской финалистки Деборы Леви — идеальная проза поэта (на родине, в Британии, автор известна скорее как поэт и театральный деятель): мерцающая, зыбкая, она словно бы собрана из отдельных картинок. Лето, жара, морская соль, влюбленность, налипший на тело песок, тягостное и сладкое ощущение молодости как неопределенности, как пространства возможностей, которые все равно скоро схлопнутся, и тревога от того, что момент тягучего безвременья нельзя задержать навечно — вот примерный набор образов и ощущений (безусловно, неполный), которые порождает книга Леви.

Впрочем, кое-какой сюжет в «Горячем молоке» тоже имеется. Двадцатипятилетняя София с непроизносимой греческой фамилией, унаследованной от бросившего ее отца, и плохо применимым в жизни дипломом антрополога, приезжает с матерью Розой в испанское приморское захолустье. Мать больна — уже много лет у нее недиагностируемые (а потому неизлечимые) проблемы с ногами: она почти не ходит, а еще ее мучают боли неясной природы, страхи и бессонница. Роза постоянно дергает Софию, их отношения — нездорово-симбиотические: мать и дочь срослись не хуже сиамских близнецов и уже плохо различают, где заканчивается одна и начинается другая.

В Испанию Софию и Розу привела надежда на исцеление — расположенная здесь клиника доктора Гомеса, вроде бы, работает именно с такими сложными случаями на стыке физиологии и психосоматики. Пока Роза подвергается сомнительному и сильно отдающему шарлатанством лечению, София коротает время на пляже, страдает от нападений медуз, расковыривает внутренние болячки, ворует рыбу на рынке и заводит сразу два романа — с молодым студентом-испанцем, работающим в пляжном медпункте, и с красавицей-немкой, рукодельницей и вышивальщицей. Дремотное солнечное существование, вроде бы, напрочь лишенное цели и смысла, неожиданно оказывается для Софии правильным камнем, на котором она вдруг принимается энергично править саму себя и свою судьбу. Она срывается и летит в Афины к отцу, чтобы поставить эффектную точку в их отношениях, а после довольно причудливым способом освобождается и из цепкого капкана материнского контроля. Свобода как неопределенность трансформируется в свободу осознанного выбора, на смену затянувшейся туманной юности приходит ясная и определенная зрелость.

Впрочем, предложенная интерпретация — лишь одна из многих возможных. Нарочито неоднозначная, струящаяся и изменчивая проза Леви упорно противится любому окончательному толкованию. Подобно пятну Роршаха — или, если угодно, дымчатому зеркалу, она становится идеальным способом, как говорила шекспировская Гертруда, «обратить глаза зрачками в душу» и ощупать себя изнутри на предмет потаенных страхов, нездоровых привязанностей и неосознанных желаний.