«Ему ничего не стоит жить на западные контракты» Марина Давыдова — о Кирилле Серебренникове и его репутации за рубежом

Кирилл Серебренников — художественный руководитель «Гоголь-центра», обладатель награды «Кинотавра», участник Авиньонского смотра — один из немногих российских режиссеров, кто известен и работает за рубежом. 23 мая в московской квартире Серебренникова и в «Гоголь-центре» прошли обыски по делу о хищениях в основанной им «Седьмой студии» — сам режиссер проходит в качестве свидетеля. Эти события вызвали большой резонанс не только в российских, но и в зарубежных СМИ — многие деятели культуры связали обыски с давлением на режиссера и на его театр. О работе и востребованности Кирилла Серебренникова за границей «Медузе» рассказала главный редактор журнала «Театр» Марина Давыдова.

Ценность любого творческого человека состоит в том, что он талантлив. Талант — это единственная новость, которая всегда нова. Кирилла Серебренникова знают в мире, потому что он талантливый режиссер.

Как только это все случилось [обыски у Кирилла Серебренникова и в «Гоголь-центре»], мне стали обрывать телефон не только российские средства массовой информации, но и зарубежные. Я сейчас буду писать статью для главного немецкого журнала — Theater Heute. Мне вчера звонили из Washington Post с просьбой дать комментарий, французские средства массовой информации тоже сразу активизировались. Это произошло практически моментально. И само по себе свидетельствует о том, что Кирилл Серебренников — то имя, на которое они сразу реагируют. У нас в стране есть несколько человек в театральной сфере, которые сейчас активно действуют на Западе — их хорошо знают за пределами страны, у них не только общероссийская, но и общемировая, общеевропейская известность. И конечно, Кирилл Серебренников входит в эту тройку-пятерку режиссеров. Это просто объективный факт.

Также объективный факт — на одном из самых крупных и престижных фестивалей, на Авиньонском, российский театр не появлялся, если мне не изменяет память, с 1998 года. С тех пор этот фестиваль вообще утратил интерес к российскому театру, хотя его эмиссары приезжали сюда довольно регулярно. И вот, спустя 17 лет, в 2015-м они по-настоящему открыли Кирилла Серебренникова и позвали его в Авиньон со спектаклем «Идиоты», и — невероятно — на следующий год снова, уже со спектаклем «Мертвые души». 

Два года подряд звать одного и того же режиссера, один и тот же коллектив, один и тот же театр — в общем, это не принято. Здесь важен момент ротации. И когда руководство фестиваля зовет два года подряд [режиссера], значит, что на нем делается какой-то особый фокус. И это тоже уникальный случай — нет ни одного российского режиссера, которого бы два года подряд приглашали на один из самых престижных форумов.

В том же 2015 году «Мертвые души» Серебренникова были показаны на другом, крупнейшем фестивале, Венском (Wiener Festwochen), к которому я имела отношение — но в 2016-м, когда отвечала за его программу. И тоже был триумф. И третий фестиваль… «БИТЕФ» в Белграде, легендарный фестиваль. Кирилл там выступал в 2015 году. Это такой уровень… как если бы фильмы какого-нибудь кинорежиссера в течение одного-двух лет появились сразу на Венецианском фестивале, Каннском, Берлинском и еще где-нибудь в Торонто. Пробиться туда очень сложно, особенно из России; все-таки они воспринимают наше пространство как далекое, не очень понятное и даже чужое. Это об объективной стороне вопроса.

Что касается самого режиссерского стиля Кирилла, надо сказать, что он являет собой довольно редкий тип режиссера, который, с одной стороны, работает на большой площадке, иногда с артистами-звездами, и при этом делает сложносочиненные спектакли, всегда насыщенные мыслью, немножко артхаусные. Обычно в современном театре это не сочетается — произошло разделение: театр как развлечение и театр артхаусный, постдраматический, который часто существует на каких-то небольших площадках. Да, он экспериментальный, он не рассчитан на бурную реакцию аудитории и на какие-то овации в финале… Обычно это другой способ взаимодействия со зрителем. Совмещать эти две вещи очень сложно.

Если рассматривать в контексте мирового театра, то я знаю лишь несколько режиссеров — их не так много, — которые умудряются делать спектакли большой формы, яркие, зрелищные, привлекающие широкую аудиторию, и при этом оставаться в поле фестивального, артхаусного, продвинутого театра; в наших краях он называется «актуальный театр». Кирилл — как раз такой режиссер; не случайно «Гоголь-центр» — очень зрительский театр, хотя он считается одним из самых авангардных. Обычно это два взаимоисключающих понятия. Для нас это радость — мы просто рыщем в поисках такого рода спектаклей, они нужны любому продюсеру.

И еще Кирилл — один из немногих, кто делает очень социальный театр. У нас долгие годы это было не принято — в 90-е годы традиция такого острого, политического, социального театра исчезла. Разве что ее более-менее продолжал развивать Лев Додин. И в нулевых социальным театром начал заниматься Серебренников — как-то сразу он мне этим запомнился и полюбился. Кирилл невероятно силен, когда он делает социальный бурлеск, это его жанр. И неважно, где он работает — в опере, в драматическом театре, в кино — когда он находится в рамках этого жанра, у него практически нет конкурентов.

После фестивалей его начали приглашать ставить на Западе. У Серебренникова было несколько оперных постановок, например, «Саломея», которая с большим успехом прошла в Штутгартском театре. В берлинской «Комише Опер» — я, к сожалению, не видела — был очень громкий спектакль «Севильский цирюльник». Вчера, кстати, Чеховский фестиваль открывался гастролями «Комише Опер» — и весь коллектив театра, включая Барри Коски (главный режиссер «Комише Опер» — прим. «Медузы») накатал огромное письмо в поддержку Кирилла и про то, какой замечательный спектакль он у них поставил.

У Кирилла будет постановка в Deutsches Theater, он ставит в Латвийском национальном театре. Это начало — один контракт идет за другим. В сущности, ему ничего не стоит переехать и просто жить на западные контракты, их будет много, это уже сейчас абсолютно очевидно.

Мы много про это разговаривали — надо ли уезжать, потому что на театр давят… Это же не какая-то неожиданная история, он все время это ощущал, постоянно шли разговоры, надо ли оставаться или эмигрировать, потому что не дадут работать. И всякий раз решалось, что надо остаться, потому что хочется работать со своими артистами, потому что создан уникальный театр, его ничем невозможно будет заменить внутри России. И там, конечно, ничего такого нельзя будет повторить. Уникальное — оно неповторяемо.

Для меня он в первую очередь театральный режиссер. Для киномира он — одна из ярких фигур, а для театрального — просто уникальная личность. Людей, которым удается создать такие театры, как «Гоголь-центр» — театры как некоторое художественное целое… по пальцам можно пересчитать. Он уже вошел в историю нашего театра — как когда-то Таганка. А, может, даже в большей степени. Мы не должны его потерять.