Перейти к материалам
истории

«Анна Каренина» Шахназарова: все за и против Сериал по мотивам романа Льва Толстого — без Левина, но зато с Русско-японской войной

Источник: Meduza
Фото: Мосфильм

Сериал «Анна Каренина» Карена Шахназарова, показанный на телеканале «Россия-1», оказался одним из самых обсуждаемых российских телевизионных проектов года — и вызвал совершенно противоположные отклики. Большинству зрителей новый сериал показался фальшивым и беспомощным, а то и вовсе свидетельством упадка современной русской культуры. Меньшинство полагает, что эта «Анна Каренина» — с Елизаветой Боярской и Максимом Матвеевым в главных ролях — не только не хуже других экранизаций, но и абсолютно самодостаточна. «Медуза» собрала все за и против нового сериала, а в самом конце дает возможность читателям самим выбрать идеальную Каренину.

Чем «Анна Каренина» так всех раздражает?

  1. Здесь очень слабая завязка. Редкий роман или сериал может похвастаться тем, что он разделяет судьбу своей героини. Телезрители встретили «Анну Каренину» с тем же холодом и презрением, что и петербургский высший свет XIX века — оступившуюся Анну. Скорее всего, перед тем, как посмотреть первую серию «Карениной», вы прочитаете про нее очень много неприятного в фейсбуке. Что Шахназаров исписался, Матвеев слишком слащав, Боярская слишком груба, у героев то и дело отклеиваются усы, а финт с Русско-японской войной (на которой повзрослевший Сережа Каренин встречает поседевшего Вронского) понадобился для распила бюджета. Преодолеть эти предубеждения многим зрителям сразу вряд ли удастся. В результате первые полчаса «Анны Карениной» и правда разочаровывают: здесь чересчур знакомые лица, надоевшие декорации и слишком привычные трактовки.
  2. А еще здесь нет линии Левина и Кити. «Анна Каренина» Льва Толстого не заканчивается на вокзале: история брака Кити и Левина, тихого, но созидательного, для автора не менее важна, чем страстная, но разрушительная история Вронского и Анны. Убрав и Швейцарию, и Покровское, Карен Шахназаров придал повествованию динамику, но оставил зрителя без возможности сравнить две формулы любви.
  3. Зато здесь много отсебятины! Шахназаров экранизирует не только «Анну Каренину», но и повесть Викентия Вересаева «На японской войне». Вересаев — полевой врач и ветеран событий — не имел в виду Вронского, рассказывая свою историю. Однако Шахназаров использует повесть как рычаг, чтобы превратить «Анну Каренину» (историю частного) в нечто громоздкое — вроде подражающих «Титанику» «Солнечного удара» Михалкова или «Адмирала» Кравчука, то есть историю государственного. Каждая из серий начинается с того, что камера скользит по гобелену в доме Карениных, изображающему грандиозную битву. Вместе с японской сюжетной линией этот ход, кажется, сообщает зрителю, что русской душе свойственны лишь два агрегатных состояния — или любовь, или война. Какой там Левин с его аграрными реформами! Хотя, возможно, режиссер хотел сказать что-то другое.
  4. Некоторых лобовых метафор можно было избежать. Шахназаров очень скучно снимает ключевую для понимания романа сцену — скачки, во время которых гибнет несчастная Фру-Фру. В порыве страсти, стремясь к цели, всадник не почувствовал лошадь, и как бы ни хотелось сравнивать священный образ Карениной с кобылой, но скачки — метафора этой истории любви. Авторы предыдущих экранизаций это понимали и превращали гибель Фру-Фру в самую эмоциональную сцену. У режиссера Джо Райта и драматурга Тома Стоппарда в картине 2012 года лошадь, к примеру, падает прямо в театральный проход, стирая дистанцию между зрителями и героем. У Шахназарова эпизод снят очень скромно, зато полно других спекулятивных сцен. Например, вокруг старого Вронского все время вьется китайская девочка — намек на его чувство вины перед дочерью Аней. В военном госпитале он встречает женщину, которая две недели возит на тележке труп мужа, — конечно, это метафора его неспособности расстаться с уже мертвой Анной, но зачем же так в лоб? А на вокзал Анна мчится в черной карете, запряженной черными лошадьми, и эта инфернальность совершенно точно не украшает сериал.
  5. Здесь очень спорный финал. После неубедительного старта «Анна Каренина», вообще говоря, расцветает (об этом ниже), но когда приходит время ставить точку, героиня оказывается намного решительнее режиссера. Анна рвется на станцию, но сериал не поспевает за ней. Почему болезненная повседневность вдруг так резко обрывается самоубийством? Почему Анну так оскорбляет невозможность встречи с Кити в Покровском — хотя в предыдущих семи сериях Кити появлялась на полминуты, а Левин не появлялся вовсе? В романе это было понятно — куда больше, чем презрение светского общества, Анну ранило отстранение Кити и Левина, вкладывающих в свою любовь столько же труда и стараний, сколько она сама. Но у Шахназарова самоубийство выглядит просто результатом истерики, которую вовремя не предотвратил Вронский. И вместо новой интерпретации мы видим приторный финал в духе блокбастеров: седой герой в дыму и пламени идет в самоубийственную атаку на японцев, прикрывая бегство молодого Каренина и девочки из Китая.
Анна Каренина: История Вронского — Трейлер (2017)
iVideos

Почему все эти недостатки «Анне Карениной» можно простить

  1. Все актеры на своих местах. Бич российских сериалов — несоответствие кордебалета примам. В нашей стране достаточно звезд, готовых справиться с главными ролями. Но вокруг героев ведь еще должны быть десятки ментов, бандитов, врачей и мажоров — и вся эта массовка губит самое дорогое, что есть в любом современном сериале: психологическую достоверность. «Анна Каренина» — счастливое исключение, подобных проблем тут почти удалось избежать. Здесь есть замечательная Долли (Виктория Исакова), полностью подходящий под толстовское описание Стива (Иван Колесников), одновременно безвольный и мужественный Сергей Каренин (Кирилл Гребенщиков). Очень убедительны актрисы и актеры, изображающие светский серпентарий. Невероятно хорош актер Виталий Кищенко в роли Алексея Каренина — персонажа, страдания которого замечали далеко не все классические экранизации. Между Максимом Матвеевым и Елизаветой Боярской есть пресловутая «химия», и если отбросить нашу вечную стыдливую неловкость за отечественное кино, то можно заметить, что реальные супруги здесь справляются с ролями вымышленных ничуть не хуже, чем, например, звезды фильма «Лазурный берег» (с Анджелиной Джоли и Брэдом Питтом). Боярскую критикуют за низкий голос и резкие черты, но именно это помогает ей изобрести Каренину заново и показать, как героиня превосходит своих мужчин в силе. А Матвеев — Вронский — не такой молодой, как в голливудских экранизациях, и не такой импозантный, как в отечественных, — лучше прочих иллюстрирует скрытое за внешним лоском тоскливое безволие героя.
  2. Левин и Кити здесь не нужны. Сериал носит подзаголовок «История Вронского», и страшно представить, что бы случилось, будь он еще и «Историей Левина». Во-первых, драматургия бы безобразно разбухла, и вместо мини-сериала «Би-би-си» из «Анны Карениной» получилась бы очередная бесконечная костюмная драма наших федеральных каналов. Во-вторых, есть большие сомнения, что деревенская линия была бы качественно написана и сыграна. В-третьих, отсутствие Левина и Кити делает менее очевидной позицию самого Льва Толстого — а значит, позволяет зрителям по-своему интерпретировать трагедию Анны. Если бы не посредственные рейтинги сериала, можно было бы пофантазировать, что у Левина с Кити будет собственный сезон. Но здесь и сейчас без этих героев правда лучше, хотя они гораздо ближе Толстому, чем Вронский и Анна.
  3. Прочтение Шахназарова имеет право на жизнь. Внезапно начавшаяся Русско-японская война позволяет показать, какие последствия гибель Анны имела для остальных — Вронского и их дочери, Каренина и их сына. Это ценный акцент, потому что он дает основания по-разному трактовать ее поступок (например, как месть). Повзрослевший Сережа Каренин — куда более наглядный пример того, что может произойти с ребенком в распавшемся браке, чем пару раз мелькнувший в кадре мальчик. Их встреча с Вронским — схватка характеров, от которой ждешь перемирия. Наконец, искусственно состаренный Максим Матвеев — это очень красиво; некоторые зрители даже спрашивают, не сыграл ли зрелого Вронского Константин Лавроненко. Но самое важное в новой структуре «Анны Карениной» — что без описания русской деревни эта история вдруг превращается в описание русской государственной машины. «Всю жизнь свою Алексей Александрович прожил и проработал в сферах служебных, имеющих дело с отражениями жизни», — писал Толстой. У Шахназарова, наоборот, в сценах из жизни отражается все государство: так много внимания сериал уделяет карьере Каренина, его окружению и нравам этого окружения. В итоге мы имеем громкое высказывание, критикующее всякое вмешательство государства в частную жизнь, — на федеральном канале!
  4. Здесь есть блестящие сцены. Примирение соперничающих мужчин у кровати Анны. Поход Анны в театр, где на нее обрушивается весь светский Петербург — а Вронский не смеет ее защитить. Холодный разговор Каренина-старшего с Карениным-младшим о том, что труд ради награды мучителен, а труд ради труда — прекрасен. Сцена, в которой Вронский просит показать ему тело Карениной — и видит бесформенную груду мяса, прикрытую шубкой. Камера оператора, опускающаяся вниз, к ногам раненого офицера, которые вот-вот начнет отпиливать Каренин-младший. Появление светских ведьм, желающих искусить Каренина-старшего, — это, честное слово, выходы в духе Оленны Тирелл из «Игры престолов». А чего стоят проходы героев по их немыслимо красивой и холодной квартире. Но главный спецэффект сериала — подлинный язык Толстого. Герои говорят не словами, а образами, не предложениями, а тезисами — но при этом о вещах земных и банальных. Последние пятнадцать лет право обсуждать интимную сферу на российском телевидении монополизировали «Дом-2» и Андрей Малахов. Спасибо, что наконец-то дали слово и Льву Толстому.
  5. «Анну Каренину» можно смотреть запоем. Первый эпизод сериала преодолевается зрителем через «не могу»: слишком много вокруг токсичных мнений и дурных ожиданий. Финальные суетливые сборы на вокзал тоже разочаруют — западные драмы приучили нас в конце каждого сериала испытывать не недоумение, а катарсис. Но между первым и последним эпизодом есть шесть других — и каким-то образом их хочется смотреть непрерывно. Если не считать некоторые «японские» эпизоды, то в сериале нет неловких пауз. Почти все ключевые для книги диалоги остаются таковыми и на экране, заставляя зрителя интенсивно думать. Кажется, для этого — а вовсе не для сравнений между собой — новые прочтения классики и нужны.
Фото: Vida Press (10); Scanpix / LETA (6); ТАСС (2); канал «Россия» (3)

Егор Москвитин