«Если бы нас не поддержал Патрушев, в Крыму стоял бы американский флот» Интервью крымского политика Леонида Грача о том, как ФСБ помогала Крыму с 2005 года

Три года назад, когда Россия аннексировала Крым, власть на полуострове была поделена между бывшими пророссийскими активистами. Руководящие посты, впрочем, достались не всем. Так, последний советский руководитель Республики Крым и лидер местных коммунистов Леонид Грач остался в оппозиции — хотя всегда горячо поддерживал российскую экспансию в регион. Он утверждает, что имел контакты с ФСБ по крайней мере с 2005 года и что именно ему российские официальные лица изначально предлагали возглавить республику. Спецкор «Медузы» Илья Жегулев поговорил с Грачом.

Леонид Грач родился в 1948 году в Винницкой области, однако вся его политическая карьера связана с Крымом. После службы в армии, в 1970 году он стал секретарем комитета комсомола ГПТУ-6 в Керчи и в дальнейшем двигался вверх по партийной лестнице: в 1980-м стал заместителем заведующего отделом в Крымском обкоме КПСС, с 1984 по 1988 год работал там же заведующим отделом пропаганды и агитации, в следующие два года — секретарем обкома. Фактически именно Грач был последним советским руководителем Крыма. После распада СССР возглавил Коммунистическую партию Крыма; с 1998 по 2002 год возглавлял Верховный совет Крыма, который при нем принял Конституцию Автономной Республики Крым, а в следующие десять лет, до 2012 года, был народным депутатом Украины и работал в Верховной раде.

«Медуза» публикует интервью с Леонидом Грачом в рамках спецпроекта, посвященного третьей годовщине событий в Крыму, закончившихся его аннексикей. Основная часть проекта — здесь.

— До 2014 года Россия участвовала в крымской политической жизни? 

— Конечно. Без Москвы мы бы не выиграли Донузлав. Там мы, по сути, арестовали высадку американо-украинского десанта и поставили ему условие — уйти. Это был 2008 год. Конечно, мы не были бы такими мощными в одиночку. 

— И кто вам тогда помог?

— Патрушев Николай Платонович. Сегодня он секретарь Совета безопасности, тогда он был директором ФСБ. Это единственный человек в Москве, кто не пустые разговоры вел. Я имел доступ ко многим и имею право давать оценки. Николай Платонович — единственный, кто реально не только глубоко видел развитие событий, которые привели к тому, к чему привели, но и реально внес свой личный вклад в то, чтобы мы могли здесь восстать.

— Каким образом? 

— Ну есть методы и формы, как-нибудь позже [их] назову.

— То есть вы с ним встречались?

— Конечно. В Москве, [а также] с его представителями на Кубани. Очень умные, хорошие, порядочные генералы, которые за матушку Россию стоят.

— А что он вам тогда советовал? Деньгами помогал?

— Моя позиция — я уже тогда был народным депутатом Украины — была широко известна, я не сходил с экранов телевидения. Я в открытую исповедовал пророссийские настроения. Более того, я их и реализовал. Я вам хочу сказать: если бы вот эту оппозицию, которую я возглавляю до сегодняшнего дня, не поддержал Николай Платонович, был бы здесь американский флот.

— Как он мог на расстоянии поддерживать? Что он конкретно делал?

— Как-нибудь в другом интервью расскажу как. Мог он. Это человек дела, это человек мозговитый, человек понимающий и человек государственный, в самом глубоком смысле слова.

— А когда это началось?

— В 2005-м.

— После «оранжевой революции»? 

— Да. Он понял первый, а остальные в игры играли.

— Раз не хотите рассказывать про Патрушева, давайте вспомним, как, с вашей точки зрения, развивались события в феврале 2014 года.

— Янукович сдрейфил, предал всех. Как раз 23 февраля он ехал сюда, в Крым. А мне 23 февраля вечером позвонил бывший замкомандующего Черноморским флотом Юрий Халиуллин. Еще в переходный период между советским и постсоветским он был депутатом Верховного совета Крыма, и мы с ним не прекращали добрых дружеских отношений. Сейчас он работает в «Славянке». Звонит он и говорит: «Я вот прилетел, можно к тебе заеду?» Я отвечаю — какие вопросы. Приезжает, звонит, я открываю… Заходит с небольшим человечком, не выглядящим тузово. Знакомимся. Говорит: так и так, это сотрудник «Славянки» Олег Белавенцев (тогда работал генеральным директором ОАО «Славянка» — прим. «Медузы»), который впоследствии стал полномочным представителем президента в Крыму, а сейчас сидит в Пятигорске [полпредом в Северо-Кавказском федеральном округе]. 

Сели. Жена чуть-чуть поворчала, что не предупредил я. А я откуда ж знал? Ну был там борщ, какая-то закуска, бутылка водки, и мы начали разговор. Я обрисовываю им всю ситуацию, [говорю,] что она взрывоопасная, потому что киевских здесь вояжеров более чем достаточно, от Кузьмуков до Порошенко, чего только не носилось. Говорю: дело худо будет, надо принимать меры по защите Крыма. На этом мы после разъехались, а через несколько дней, 26 февраля, эта компания в расширенном составе опять прибывает ко мне в дом. 

— Это в каком расширенном составе?

— Добавился еще замкомандующего военно-морскими силами Александр Федотенков, он был недолго командующим Черноморским флотом, и сейчас он замкомандующего ВМФ. 

Заходят — и разговор, как говорится, с места в карьер. Это было вечерком уже, часиков в 9 вечера. Так и так: мы по поручению. Ссылаются на [министра обороны РФ] Сергея Шойгу: мол, Шойгу согласовал, просят, чтобы ты завтра дал согласие на назначение тебя премьер-министром Крыма; мы понимаем, что ситуация тяжелейшая. Я говорю: «Ребята, у меня нет никаких проблем. Я с Крымом в могилу пойду. У вас есть проблема». «Какая?» «Ну, — говорю, — как какая? Вы же понимаете, что [председатель Верховного совета Крыма] Константинов и вся компашка Партии регионов люто меня ненавидят, они не проголосуют [за меня] ни при каких условиях». — «Да нет, Леонид Иванович, не волнуйся, все будет нормально». Я говорю: «Ну, пожалуйста, смотрите». А в это время мне по телефону звонят: генерал ФСБ просит встречи, прилетел их сотрудник, и крайне важно встретиться с ним сегодня. Я говорю: хорошо, сейчас закончу только другую встречу.

— Что за сотрудник?

— Ну я же не знал его. Кто звонил, я знал. Скажем так, это человек Службы. Генерал, который по поручению Патрушева начиная с 2005 года занимался Крымом. Надо отдать должное его профессионализму — мы встречались в Москве, на Кубани, но он ни разу сюда не ездил. А сотрудника, который приехал в Крым, я не знал. Я говорю: «Хорошо, чуть позже встречусь». В этот момент ко мне в дом в прихожую заносят специальный аппарат правительственной связи — такую коробку с антенной и трубкой — и соединяют меня с министром обороны Шойгу.

Мы начинаем разговор: привет-привет, все такое. Я ему говорю: я хорошо вас помню еще со времен, когда первый секретарь заходил в отдел оборонной промышленности ЦК КПСС и с инструктором Шойгу знакомился. (Смеется.) Шойгу мне говорит: «Ну я вас прошу, дайте согласие…» Я отвечаю, никаких сомнений, надо только решить одну проблему — и повторяю ему то же, что остальным. Он говорит: «Это не проблема». Мы расстаемся с этой компанией, а мне звонит в очередной раз человек [из ФСБ], с которым надо встретиться.

Он говорит: «Я здесь, в соборе Петра и Павла». Я вызываю машину свою, еду к собору. Там справа есть небольшая пожарная часть, а рядом с ней одноподъездная гостиница под названием «Европейская». Подъехал, смотрю — что такое? Стоят Федотенков, Халиуллин, с которым мы час назад расстались. А водитель мне говорит: «О, смотри, охрана и водитель Константинова». Я говорю: «Так, не понял».

— То есть Константинов уже был в тот момент на переговорах с тем же Федотенковым и Белавенцевым?

— Да. И я говорю: «А что такое?» Они говорят: «Да пошли там разговаривать. И [лидера партии „Русское единство“] Аксенова позвали». Я говорю: «Я что-то не понял, ребята. Ну ладно». Хотя сердце екнуло, как говорится. 

Пошел встречаться с эфэсбэшником. Подходит человек: «Я полковник такой-то, пойдем, я вас с генералом соединю». А он снял там временно жилье, у них все законспирировано. Мы пошли в квартиру, у них своя связь, он меня соединяет с генералом. И опять мне говорят: «Ты должен дать согласие… Завтра собери утром митинг и заяви, что ты даешь согласие быть премьер-министром». Я говорю: «Ребята, это какое-то детство, херня по большому счету. Я соберу, но это детство». Я собрал, кстати, забегая вперед. А в это время все шло — это же все было на фоне [событий] 26 февраля.

— Тогда как раз были столкновения между митингом меджлиса и пророссийски настроенными сторонниками «Русского единства».

— Да. И противостояние такое было, что не поймешь, для чего и что. На следующий день Халиуллин и Федотенков заходят ко мне в офис, а вслед за ними и Белавенцев. Названивают кому-то, шушукаются. Потом еще два человека приходят. А я уже получаю информацию по своим каналам, что проголосовали за Аксенова, что меня удивило вообще. У человека ни руки, ни головы нет, ничего не умеет. Человек донецкого мира. А эти тоже… Сидят у меня, жрут мои бутерброды, пьют мою водку. Разводят руками и говорят: «Понимаешь, не получилось». И тихонько сбежали. 

Оставшиеся у меня сотрудники ФСБ затянули новый сериал — Леонид Иванович, с завтрашнего дня организуем митинги в поддержку референдума и нового крымского правительства. Тут уж я разозлился. Говорю: «Ребята, без меня. Свое лицо не продам. Одно дело — пророссийские силы, а другое — поддержка бандитов». На том и расстались. 

Проходит несколько часов. Белавенцев ходит по Верховному совету, руководит. И уже к вечеру появляются по всему Крыму «вежливые человечки». Что само по себе является абсолютно оправданным. Если бы этого не было, мы бы не сидели бы здесь и не беседовали. 

— Вы понимаете, как «человечки» приехали?

— Это десант был. Транспортные самолеты садились, и все. Ну и силы Черноморского флота подняли. Самолетов было с десяток. А дальше просто — локализовали воинские подразделения украинской армии, морского флота и так далее без единого выстрела. Если бы не локализовали, здесь пошла бы стрельба — и это было бы большущее горе для всех. А они взяли по большому счету умом и на испуг. 

— Вы ожидали, что дальше так быстро все это произойдет — с референдумом и входом в состав России? Помните, все эти заседания с Чалым…

— Меня туда уже никто не звал. Я уже не нужен был.

— Какие эмоции испытывали?

— Прямо скажу: обида была. Взяли кого попало. Ну [глава Севастополя Алексей] Чалый ладно — время показало, что он не к месту был. Но я переживал. Я понимал, кто такие Аксенов и Константинов, и у меня была тревога.

Потом, кстати, проходит несколько месяцев — и вдруг заместитель полпреда президента в Крыму обо мне вспоминает. Звонит: не могли бы вы прийти к нам в представительство? Иду, там куча охраны. Паспорт просят, документы. Я им говорю: Грач в Крыму один. Они куда-то позвонили и пропустили. Меня заводят в кабинет Белавенцева. Белавенцева нет, есть его зам, тоже генерал, эфэсбэшник. Поет мне оды, вручает медаль «За освобождение Крыма», удостоверение за подписью Белавенцева. 

Через месяц, в сентябре 2014-го, начинается подготовка к выборам в Госсовет Крыма. А я уже легализовался политически. В зюгановскую партию не пошел, пошел в мальчишечью партию, «Коммунисты России» Сурайкина. Решил участвовать в выборах, хотя уже знал, что дана команда. Председатель Центризбиркома, с бородой — Чуров, да, — дал команду: Грачу не больше двух процентов. Этим же всем руководил Володин — страшный по большому счету человек.

В общем, пошел я к заместителю [Белавенцева] и говорю: «Смотрите. Вы же видите, что это одна шайка-лейка. Разделят Госсовет напополам. Часть Аксенов приведет, часть Константинов. И почти все — [бывшая] Партия регионов. Самые порочные, которых все знают. Что же вы будете делать?» Отвечает: «Иванович, да мы не допустим». Что вы не допустите, когда я знаю, что уже есть команда [замглавы администрации президента Вячеслава] Володина? Это же разошлось по городским, районным избирательным комиссиям, а там свои люди, и все [говорили]: «Как можно?! У Грача такой авторитет. Он только за счет авторитета возьмет эти 5%». Но команда была — рубить.

А затем последовало то, что последовало. Очень высокого патриотического уровня настроение столкнулось с самой махровой российской бюрократией, которая является фундаментом коррупции в стране. Я сегодня всем — и Путину, и Чайке, и Бастрыкину — пишу письма с доказательствами коррупции в Крыму во всех сферах.

— А Патрушеву?

— И ему пишу.

— Но он уже не звонит?

— Нет. Теперь уже нет. «Мавр сделал свое дело».