Африка на твоих руках Приключения российских благотворителей-любителей в Уганде, Чикаго и Кондрово

Кроме многочисленных благотворительных фондов, работающих официально, в России существуют любительские благотворительные организации — друзья и знакомые просто объединяются в группы, чтобы помогать сиротам, наркозависимым, заключенным и прочим нуждающимся категориям населения. Одна из таких групп — Street Temple, альянс нескольких московских прихожанок протестантской церкви «Восстановление»; с недавних пор они работают не только с российскими подопечными, но и с детьми в Уганде, семьи которых пострадали от действий армии Джозефа Кони. Специально для «Медузы» Олеся Остапчук рассказывает историю Street Temple и их лидера Наташи Герасимовой, которая до поездок в Африку дежурила у московских аптек, перехватывая наркоманов, и учила брейк-дансу трудных афроамериканских подростков в Чикаго.

Из Африки

Теплым африканским утром Соня Мархоброд искала место, куда можно было бы спрятать паспорта.

Дом, в котором Соня жила вместе с двумя подругами из России и директором местной школы Хосеа Мулинде, находился в угандийском городке Каджанси. Для безопасности им выделили личного охранника — местного жителя, отслужившего в армии. Подобная обстановка Мархоброд и ее коллегам — Наташе Герасимовой и Лизе Каралкиной — была знакома: в июле 2015 года девушки уже в четвертый раз приехали в Уганду с миссией как члены самопровозглашенной благотворительной христианской команды Street Temple. Они преподавали русский язык, общались с детьми, ездили в бедные деревни, чтобы раздавать гуманитарную помощь. Все шло как обычно, очередная поездка подходила к концу, билеты на самолет в Москву были куплены, до вылета оставалось чуть больше недели, но девушек что-то тревожило — и чтобы понять, в чем дело, они объявили трехдневный пост. В первую ночь Лизе приснилось, что нужно перебраться в гостиницу. Во вторую Мархоброд увидела во сне, что нужно прятать паспорта.

Перемотав документы полиэтиленовыми пакетами, Соня засунула их в какую-то трубу под раковиной, не обращая внимания на шутки подруг. На следующий день оказалось, что не зря.

Активистки Street Temple работали в Уганде с организацией Global Community Transformation (GCT), которая поддерживает бедные семьи и помогает устраивать детей в школы. Основал ее тот же Хосеа Мулинде — местный пастор и учитель, который давал девушкам адреса бедных семей и рассказывал, как им можно помочь. Подруги по согласованию с родителями забирали ребенка, чтобы отдать его в школу, и покупали ему все необходимое — канцелярские принадлежности, одежду и даже матрац (жили дети там же, где учились). Деньги Street Temple находили у частных спонсоров в России с помощью социальных сетей: в системе GCT, чтобы устроить одного ребенка в школу, требовалось 150 долларов, еще 50 нужно было ежемесячно платить за обучение. После выпуска подростки, которые нуждались в работе и крыше над головой, обычно оставались в системе GCT.

По стенам домов, где подруги останавливались в Уганде, ползали тараканы в несколько раз больше тех, что встречаются в России. На обед приходилось варить корни, бананы или рис и делать кукурузную похлебку — девушки из Street Temple экономили: иногда спонсорских денег не хватало — и приходилось оплачивать обучение детей самим. Воду брали за несколько километров от дома и тащили в канистрах, а чтобы связаться с мамой или зайти в интернет, порой нужно было ехать в другой город. Но Мархоброд и ее друзьям Африка нравилась. Местные называли их «музунгу» («белая»); выстраивались в очередь, чтобы сфотографироваться; дети и вовсе облизывали им руки, чтобы попробовать на вкус. Каждая девушка всякий раз привозила на себе 30 килограммов гуманитарной помощи — зато на Новый год африканские дети получали свои первые в жизни подарки.

Через некоторое время у российских благотворительниц стали возникать вопросы. Дети, полюбившие своих опекунш, начали рассказывать им, что в школе ночью невозможно уснуть из-за клопов и что за любую провинность их может избить директор. Условия содержания учеников становились все хуже, несмотря на исправно поступавшие на счет Мулинде деньги. Накануне отъезда в Россию Герасимова, Каралкина и Мархоброд, посоветовавшись, попостившись и помолившись, решили разорвать отношения с Global Community Transformation и забрать «своих» детей в другую школу. Спрятав документы, девушки отправились в школу на решающий разговор.

Когда Герасимова сообщила директору, что Street Temple больше не намерены с ним сотрудничать, Мулинде созвал общее собрание своих сотрудников и стал угрожать девушкам тюрьмой. По документам именно он — а не родители — был опекуном детей, а значит, попытку забрать их из школы можно было расценивать как похищение. Вдобавок директор и его помощники стали требовать с девушек денег. Вернувшись домой, подруги обнаружили в своей комнате хаос и беспорядок — видимо, люди из GCT успели здесь побывать и искали документы. Охранник, который раньше отвечал за их безопасность, теперь не выпускал их из дома. Полиция Канджаси встала на сторону директора и потребовала взятку.

Утром, когда до самолета домой оставалось несколько часов, девушки решили идти на прорыв. Вынув документы из-под раковины и улучив момент, когда охранник открыл ворота полицейскому, они сумели вырваться на улицу и помчались к стоянке «бода-бода» — местных мототакси. Обнаружив пропажу, Мулинде и его люди организовали погоню. Уже в аэропорту девушкам помогли случайно встреченные российские моряки, регистрировавшиеся на тот же рейс, — к белым людям в военной форме директор лезть не решился. (Историю своего пленения и побега девушки рассказали корреспонденту независимо друг от друга — прим. «Медузы».)

Через несколько часов Мархоброд, Каралкина и Герасимова были в Москве.

Брейк-данс как путь к вере

Основательница Street Temple Наташа Герасимова родилась в многодетной московской семье: три сестры (Наташа — вторая) и младший брат. Родители были православными, но без фанатизма: крестик на шее, куличи на Пасху, церковь по большим праздникам. В 1990-х семье приходилось туго — бывало, что не хватало на еду и одежду; матери приходилось торговать вещами на улице; чтобы подарить дочери игрушечного коня, она продала швейную машинку.

В семь лет Наташу отправили отдыхать в лагерь «Колосок» — как оказалось, протестантский. Впрочем, хоть девушке там и понравилось, Герасимова не запомнила ни одной проповеди и ни одного стиха из Библии. Куда сильнее на девушку влияла улица: она связалась с дворовой компанией, увлекавшейся хип-хопом и брейк-дансом, вместе с друзьями выпивала и курила — сигареты и траву. Чтобы найти денег на развлечения, они обычно отбирали деньги и вещи у тех, кто слабее. «Я помню, как издевалась над какой-то девчонкой. За мной стояли человек тридцать, они обычно любили кидать людей на деньги. Вся толпа смотрела, как я срываю с этой девочки шапку, — вспоминает Герасимова. — Я никогда не была доброй. Мы могли забивать ногами бомжей, отнимать на улице вещи у людей, в моем сердце ничего не екало. Родители твердили, что я законченная эгоистка, и были правы. Меня интересовала только я сама. Я танцевала брейк-данс, тусовалась. Это был мой единственный мир».

После девятого класса Наташа, чтобы оправдать надежды отца, поступила в ландшафтный лицей паркового строительства № 311. Дома она появлялась все реже — к тому же в семье начались проблемы. Муж старшей сестры Герасимовой, Ани, оказался наркоманом — и вскоре она сама тоже подсела на героин, попробовав его, чтобы унять зубную боль. Отец бросил семью и ушел из дома.

Перелом произошел внезапно. Как сейчас вспоминает Герасимова, однажды она сидела на кухне в состоянии постепенно накатывающего отходняка. В кухню вбежала ее младшая сестра, 14-летняя Ксюша, вернувшаяся домой из протестантской церкви, где она бывала каждое воскресенье. Обняв сестру, она отчетливо сказала: «Мы живем неправильно!»

«Да что ты знаешь о жизни? Живу как хочу», — грубо отрезала Наташа и накричала на сестру. Ксюша заплакала и убежала. Именно тогда, вспоминает Наташа, внутри нее «что-то сломалось»: «Я упала на колени и попросила: „Господи, пусть моя жизнь изменится“».

После окончания ландшафтного лицея Наташа устроилась на работу в автомобильный институт НАМИ. «В мои рабочие обязанности входило сидеть за столом, слушать радио „Маяк“ и двух тетушек, которые обсуждали сериалы и кремы», — вспоминает Герасимова. В обед Наташу посылали за колбасой, она брела по огромному зданию завода, садилась под лестницу, закуривала сигарету и плакала. Пытаясь что-то изменить, Герасимова около года прилежно ходила в православную церковь, но безуспешно. «Мне не очень повезло со служителями — они ругали меня за джинсы, за лак на ногтях, за то, что я не знала, куда встать и поставить свечку. Мне был непонятен старославянский язык», — вспоминает Наташа. Именно тогда она узнала от знакомых, что в Москве есть Русско-американский христианский институт (РАХИ).

В 1990-х группа российских преподавателей и ученых посетила баптистские колледжи и университеты США. Впечатлившись качеством образования и его духовной составляющей, они решили создать частный гуманитарный христианский университет в России. Сначала обучали только английскому; потом, с 1997 года, в РАХИ начали открываться полноценные факультеты — экономики и бизнеса, филологии, социальной работы.

Герасимова выбрала именно последнюю специальность, три месяца готовилась к экзаменам — и поступила. Тогда же она начала ходить в протестантскую церковь «Христианская жизнь» на Пресненском Валу — и постепенно отдаляться от прежнего образа жизни. «Я приходила в компанию, мне говорили: ну че, давай дунем. А я отказывалась: ой, сегодня не могу, ой, завтра голова болит», — вспоминает она. В итоге прежние друзья перестали с ней общаться: «Не спишь с мальчиками до свадьбы? Ходишь в церковь? Монашка, сектантка, сумасшедшая». Родственники, в общем, пришли к тому же выводу.

Тем не менее именно в силу семейных обстоятельств Герасимова занялась благотворительной деятельностью. «У [моего мужа] Максима была сильная зависимость от наркотиков — не помогали ни больнички, ни дорогущие лечебницы», — рассказывает ее сестра Анна. По совету знакомых Максима отправили в реабилитационный центр под Абаканом, подведомственный одной из баптистских организаций. Ветхая маленькая избушка в горах больше напоминала сарай. Туалет — на улице, два раза в неделю можно было помыться в бане-самостройке, стиральная машинка — советская «Малютка». Питались там реабилитируемые тем, что выращивали на огороде, в основном гороховой кашей. Тем не менее это подействовало — и на Максима, и на его жену.

То, как изменилась жизнь ее родственников, произвело на Наташу сильное впечатление. До того девушка по привычке считала, что бывших наркоманов не бывает; теперь решила сама бороться за то, чтобы они становились бывшими. Сначала она помогала знакомым, потом стала вместе с подругой Лизой Каралкиной, родственницей ее невестки, вечерами дежурить у аптек. Наркоманы приходили к аптекам за шприцами и прочими расходными товарами. Девушки пытались завязать знакомство, раздавали им свои визитки, написанные от руки. Под номером телефона на бумажках значилось: «Наташа. Церковь». Они не читали лекций о вреде наркотиков — скорее просто пытались показать зависимым, что существует другой мир, вместе ходили в театры и кафе. Тем, кто уже угодил в тюрьму, — писали письма.

«Эти люди считают себя ничтожествами, — объясняет Герасимова. — Достаточно того, что я говорю им, что их жизнь драгоценна».

Даже свадьба Герасимовой прошла под знаком помощи наркозависимым. С Дмитрием Сантесом они были знакомы еще с подросткового возраста — оба всерьез занимались брейк-дансом и иногда соревновались на танцевальных баттлах; оба независимо друг от друга пришли в церковь. В сентябре 2009-го они решили пожениться. Церемонию проводили во Дворце бракосочетания № 3 в Текстильщиках. Как раз когда нужно было выезжать из дома, у Герасимовой на телефоне высветился незнакомый номер.

— Это Наташа? Здравствуйте, — просипел голос в динамике. — Я сегодня вышел из тюрьмы, сидел 28 лет. Теперь на свободе и не знаю, что делать. Плохо, сил нет, хоть вешайся.

— У меня через полтора часа свадьба. Вы приглашены! — не задумываясь, ответила невеста.

Через час, вспоминает Герасимова, в ее квартиру вошел мужчина в выцветших брюках и застиранной футболке. Ему подыскали праздничный наряд и новую обувь. В костюме он явно чувствовал себя неловко: постоянно одергивал пиджак, стараясь спрятать тюремные наколки под рукавом.

Небольшой свадебный кортеж подъехал к загсу. На Наташе было короткое белое платье и бежевые туфли-лодочки, подружки невесты оделись в стиле 1960-х годов. В руках Наташа сжимала плюшевого котенка Тотошку — а по обеим сторонам от нее стояли два чернокожих парня с игрушечными стволами в руках. «Мы охраняем маму Джи, не приближайтесь», — объясняли они ошеломленным сотрудницам загса. Жених, одетый в светлый костюм и шляпу, в руках держал маузер. После официальной церемонии вместо марша Мендельсона в торжественный момент заиграл рэп.

Незваный гость сторонился гостей и, явно смущаясь, сидел в углу. Через несколько дней новобрачные отвезли его в реабилитационный центр для людей, вышедших из тюрьмы.

Рэп в Чикаго

Окончив РАХИ, Герасимова долго думала, что делать дальше, — ей постоянно казалось, что той помощи, которую она оказывает, недостаточно. Как только появлялась возможность, она хваталась за подработки — официантом, преподавателем танцев, продавцом. Вместе с Каралкиной они открыли интернет-магазин украшений: плели браслеты и подвески и продавали их через инстаграм. Семье удавалось сводить концы с концами, потому что муж Наташи занимался бизнесом: был соучредителем консалтинговой компании Heart Beat, генеральным директором агрегатора детских лагерей «Поехали дети», а затем открыл свою образовательную компанию Business Machine и школу фандрайзинга.

Когда знакомый священник предложил Наташе вести уроки брейк-данса в протестантской церкви в Америке, она согласилась сразу: подростковое увлечение неожиданно совпало с новой жизненной миссией. Герасимова отправилась в Лоундейл — один из самых криминогенных районов Чикаго, где хип-хоп использовали, чтобы привести молодежь к Богу.

Одиннадцатилетние дети ходили по району с оружием, подражая родителям. Перестрелки случались прямо у церкви. Вдобавок у Герасимовой был неуместный цвет кожи. «То, что белая девушка приехала туда, было против правил, — вспоминает Герасимова. — Мне говорили: „Посмотри в зеркало, ты же белая“».

Наташа, однако, не оставляла попыток сдружиться с подростками — и через пару месяцев у нее все-таки получилось. Она учила их танцам, ходила с ними в кафе, снимала вместе с ними клип о жизни в районе; они ходили к ней в гости, провожали до дома и посвящали ей граффити. По выходным Герасимова вместе с одним из новых друзей, музыкантом Тео, выходила на улицу — он ставил переносную колонку, брал микрофон и читал рэп; она танцевала. «Это был не такой рэпер, как те, кого я вижу в России. Им важны крутые тачки, крутые клубы. А Тео читал рэп для отбросов общества, и это было действительно круто», — вспоминает Наташа.

В Чикаго она провела все лето — и когда вернулась в Россию, на месте ей уже не сиделось. В том, что следующим пунктом назначения стала Африка, снова сыграла роль семья. Сестра Герасимовой Ксюша тоже увлеклась благотворительностью — и в 2014-м поехала в ЮАР на ранчо Алабанза, где помогали реабилитироваться людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию: наркоманам, мамочкам и детям-беженцам (сейчас Ксюша работает над запуском похожего проекта в Наро-Фоминске). Однажды она прислала сестре СМС: «К нам прибились мальчишки, сбежавшие из плена. Тебе нужно сюда».

Девушкам так тоже казалось — еще и потому, что недавно они посмотрели фильм «Проповедник с пулеметом». Кино, основанное на реальных событиях, рассказывает биографию Сэма Чайлдерса — бывшего байкера, бандита и наркомана, решившего изменить свою жизнь после выхода из тюрьмы. Чайлдерс стал проповедником и поехал с миссией в Судан. Там он узнал о повстанческой «Господней армии сопротивления» и ее лидере Джозефе Кони и решил вести с ними свою личную войну.

Основательницы Street Temple решили последовать его примеру — правда, без оружия. Денег на поездку не было. Наташа подрабатывала где могла: официанткой, поваром, преподавателем танцев, плела украшения, которые Лиза продавала в соцсетях, чтобы заработать на билеты. Вдохновившись рассказами Ксюши, Герасимова и ее подруги отправились туда, где пострадавших детей было, по рассказам, больше всего, — в Уганду. Знакомые знакомых знали там человека, который как раз занимался помощью бедным семьям и помогал детям получить образование, — пастора Хосеа Мулинде.

Кони и его дети

Джозеф Кони говорил, что способен останавливать пули. Сын католического наставника, представитель проживающей в Северной Уганде народности ачоли, в 1980-х он возглавил «Господню армию сопротивления» — военную организацию, которая продолжила дело «Движения Святого духа», поднявшего восстание против президента Йосери Мусевени. В первой половине 1980-х в Уганде бушевала гражданская война одних военных с другими, победителем в которой вышел именно Мусевени, победивший президента Милтона Оботе, а также Тито Окелло, еще одного представителя народности ачоли, ненадолго возглавившего страну в результате военного переворота.

«Движение Святого духа» организовало поход на столицу Уганды. Именно после того, как он был жестоко подавлен, Джозеф Кони создал свою армию. Он провозгласил себя посланником Бога на земле, а своей целью — очищение Уганды от греха и создание теократического государства, основанного на смеси верований ачоли и базовых ветхозаветных ценностей. Борьбу за эту праведную цель Кони два десятка лет вел с помощью террора — его армия пряталась в лесах, а совершая набеги на города и селения, насильно рекрутировала себе новых солдат. Зачастую ими становились те, кого Кони считал «безгрешными», — то есть дети: ГАС отбирала их у родителей и навязывала десяти-тринадцатилетним мальчикам и девочкам собственную моральную систему координат, в которой война, убийство и безоговорочное подчинение вождю были священной миссией праведника.

В середине 2000-х Кони был объявлен в розыск Международным судом в Гааге. В 2006-м переговоры между ГАС и правительством Уганды завершились соглашением о прекращении огня — но сам Кони в итоге отказался заключать мир с врагами и ушел с группой сторонников в джунгли Центральной Африки; теперь они совершали вылазки уже в поселения Судана, Демократической Республики Конго и Центральноафриканской Республики.

Тогда же, в середине 2000-х, в Америке возникла некоммерческая организация «Невидимые дети» (Invisible Children), целью которой стало привлечь внимание западного мира к Кони и его армии детей. Сотрудничая с Мусевени и правительством Уганды, они сняли несколько документальных фильмов (самый известный, «Кони 2012», собрал на ютьюбе более 100 миллионов просмотров), спрямлявших факты для наглядности, но возымевших эффект: принято считать, что американцы начали активно участвовать в операции по поимке Кони именно благодаря усилиям активистов. По занятному стечению обстоятельств основали «Невидимых детей» трое студентов — точь-в-точь как Street Temple.

На странице группы Street Temple во «ВКонтакте» размещена фотография: тропические деревья, бедные дома с остроконечными деревянными крышами, проселочная песчаная дорога, каменная гора на фоне белого неба.

«Эти горы разделяют Уганду с Южным Суданом и Конго. Дорога, по которой мы ехали сюда из Гулу в Колонго (речь идет о дороге на север Уганды — от столицы Кампалы к отдаленным деревням — прим. „Медузы“), именуется кровавой, ни одна машина во время войны не доезжала до севера, — пишет в комментарии к картинке Соня Мархоброд. — В джунглях, по которым мы ехали, прятались дети во время войны. Атмосфера ужасная. Парень, администратор в мотеле, котором мы остались на ночь, весь изуродован шрамами, его тело больше похоже на месиво. Земля истощена войной».

Истории тех, кто выжил после встречи с ГАС, было слушать тяжело — в какой-то момент Каралкина даже, не выдержав, выбежала из комнаты, где сидела с детьми, и потом долго не могла успокоиться. Герасимова осталась, но потом всю ночь не могла уснуть, молилась и ревела. Она вспоминает, что семнадцатилетний Джамаль рассказывал им, как потерял семью. Люди, в руки которых он попал, выдали ему автомат и заставили стрелять в родных и друзей. «Постепенно я начал убивать автоматически. Не знаю, сколько людей. Может, десятки, сотни, тысячи. Таковы были указания наших лидеров», — говорил он девушкам.

Во время первой поездки Street Temple в Уганде пастор Мулинде познакомил их с Кареном Мелик-Cимоняном, президентом Российско-африканского фонда науки, культуры и делового сотрудничества, который уже 20 лет живет в Уганде. Он выслушал девушек, приехавших с миссией в Уганду, и сказал: «Вы христианки? Боюсь, вы опоздали. Вы должны были приехать раньше. [Кони] вырезал слишком много детей».

Увиденное в Уганде еще больше осложнило отношения Наташи с организованной верой. «Ненавижу религию, это контроль похуже наркомании, — говорит она. — Люди, прикрываясь Богом, творят ужасные дела». Несмотря на это, Герасимова практически все время носит с собой Библию на английском языке — потрепанную книгу с кучей стикеров и подчеркнутых карандашом, ручкой и фломастером цитат. На некоторых страницах каракули и неразборчивые фразы — «тайные послания от африканских детей».

За три года Street Temple побывали в Африке шесть раз. Если в первые поездки они действовали по указке Мулинде, то сейчас делают все сами. Ищут детей, спонсоров и школы, закупают им все необходимые вещи, играют с ними и готовят им еду. Несмотря на то что занимаются Street Temple, по сути, благотворительной самодеятельностью, организовывать свои акции они стараются максимально серьезно. Девушки преподают на английском, но могут поддержать разговор и на местных наречиях: в деревнях говорят на луганде, на севере Уганды — на ачоли. И даже если не понимают, о чем говорят за их спинами местные, то используют стандартные фразы: «Я слышу, что вы там обсуждаете» и «Я не глупая». Обычно этого хватает. По словам Street Temple, местные побаиваются тех, кто знает язык и одет не как турист.

«Если ты не выучишь английский, не выучишь местный язык, то ты никуда не едешь. И во время миссии строгие правила: подъем и прочее, все по расписанию — объясняет Герасимова. — Это важно. В команде ты не можешь сидеть и в носу ковыряться. Волонтеры с нами ездили — с них спросу нет. А вот команда должна быть постоянно в тонусе. Это не игрушка, это людские судьбы».

В одну из последних поездок в декабре 2015-го круг замкнулся: девушки лично встретились с человеком, история которого вдохновила их на поездку в Африку.

«Проповедник с пулеметом» Сэм Чайлдерс ехал через Уганду в Южный Судан, где по-прежнему орудуют бойцы ГАС. Американец продолжает бороться с армией Кони и курирует основанную им деревню «Ангелы Восточной Африки», где на его попечении сейчас находится более трехсот сирот. Работают в детском доме под открытым небом выросшие жертвы ГАС, вдовы, оставшиеся без мужей и детей, бывшие сексуальные рабыни боевиков, которых не принимают обратно в родные деревни. Из них же состоит персонал в основанном Чайлдерсом ресторане Ersam в столице Уганды Кампале. Именно там с боевым священником встретились Герасимова и ее подруги. До этого люди из России к нему не приезжали.

«Первое, что он сказал нам: „Вы что — сумасшедшие, почему вы без охраны?“», — вспоминает Герасимова.

Сейчас Чайлдерс базируется в Мьянмуре, на границе Уганды и Южного Судана, — и продолжает воевать.

«Многие верующие со мной не согласятся, но я его понимаю, — говорит Наташа. — Я считаю это грехом, но это необходимо. А как? Что, когда убивают террориста из ИГИЛ, ты говоришь — ой, какие грешники? Да и правильно! Их и надо так. Если б можно было им деньги заплатить, мы бы заплатили. Но если они убивают детей, то по-другому с ними никак. С Сэмом многие не соглашаются, потому что они не видели этих детей. А из церкви сидеть и рассуждать очень легко. Все думают, что христиане такие лохи. Будут твоего ребенка забивать, и ты будешь стоять и молиться? Нет, подойду и тресну ему».

Команда

Из неравнодушных девушек получилось нечто среднее между компанией и семьей. Они не зарегистрированы как юридическое лицо и не являются частью официальных фондов; деньги и гуманитарную помощь Street Temple собирают в социальных сетях по мере необходимости, там же отчитываются о своей деятельности. Их команда сложилась давно и с тех пор существенно не менялась: Наташа Герасимова, Лиза Каралкина, Соня Мархоброд и Иветта Семенова вчетвером работают и в Африке, и в детских домах под Москвой. Для единичных акций, впрочем, им часто требуются волонтеры — летом, например, они искали волонтера-напарника для Каралкиной, который в случае опасности мог бы защитить девушку. В сентябре 2016 года девушки даже открыли платные курсы волонтеров. 

«С одной стороны, то, что они делают, достойно уважения и поддержки. С другой стороны, собирать деньги системно через фонд лучше, чем на свои личные карточки. Ведь однажды они могут не собрать нужную сумму, и что тогда? Дети останутся без еды и медикаментов, без одежды и без обучения?» — комментирует деятельность Street Temple руководитель проекта «Нужна помощь.ру» Митя Алешковский.

Алешковский также отмечает, что российские благотворители редко работают в Африке. Впрочем, Угандой территория Street Temple не ограничивается. Девушки долгое время ездили в детский дом в Кондрово, что в Калужской области; оттуда же Герасимова с мужем взяли приемного ребенка (грань между личной жизнью и благотворительностью у них не возникла и после свадьбы). Участницы Street Temple обучались в школе приемных родителей, сотрудничали с фондом помощи детям-сиротам «Чувство дома», запустили свой проект «Первый шаг» и летний лагерь «Выживший».

В выходные и праздничные дни Герасимова и ее соратницы ходят в туберкулезные, психоневрологические диспансеры и в хосписы. Раньше они навещали там своих знакомых наркоманов, потом, заметив, что в такие больницы редко наведываются посетители, стали ходить ко всем подряд, называя на входе вымышленные фамилии — администраторы все равно особо не вглядывались в списки больных. Молодые люди, которых они там встречали, порой не могли встать с кровати или поесть без посторонней помощи. В прошлом у пациентов был один шприц на пятерых и разборки «стенка на стенку», в настоящем — комната с белым потолком без права на надежду. Одному парню — на вид ему было двадцать — активистки Street Temple подарили открытку. Она растрогала его до слез — и стала последней в его жизни.

«Если кто-то из нашего окружения умирает, мы плачем не больше пяти минут, потому что иначе можно впасть в депрессию и просто сойти с ума, — говорит Герасимова. — Я не жалею себя. Я не позволяю себе впасть в депрессию. Нужно двигаться вперед. А не сидеть на диване и говорить всем, что ты такая маленькая и хрупкая девушка».

Их помощь не всегда оказывается востребованной. Беспризорник, которого семья Наташи приютила у себя, украл у ее мужа паспорт и пытался взять по нему кредит. Многие из наркоманов, с которыми общались девушки, так и не обратились в реабилитационный центр.

Впрочем, бывает и по-другому. На воскресном служении в христианском центре «Восстановление» можно встретить дизайнера одежды Александра Колдобского. Пять лет назад он проснулся, достал из кармана бумажку с номером телефона и подписью «Наташа. Церковь», которую девушка вручила ему на одном из хип-хоп-баттлов, и позвонил. Наркотики он принимал около одиннадцати лет — в том числе сам синтезировал амфетамины. Поначалу он просто дружил с Наташей — заходил к ней в гости, потому что жила она по дороге к дилерам. Потом стал посещать службы.

«Однажды у меня началась сильная паранойя. Я испугался. Стал молиться, очень боялся, что в этот день меня копы накроют с производством. И решил, что если копы меня не примут, то уеду на центр (имеется в виду реабилитационный христианский центр „Восстановление“ — прим. „Медузы“), — вспоминает Колдобский. — В обществе, в котором я находился, принято отвечать за слова. Вот я и уехал». В центре он молился, постился, читал Библию и работал. Через три месяца его назначили лидером (куратор, который наряду с профессиональными психологами опекает проходящих реабилитацию). Со своей прежней компанией Александр сейчас не общается.

«Я встречала людей, которые творили реальный криминал. Но они были искренними, — говорит Наташа. — В них было больше человечности, чем во многих из тех, кто не пьет, не курит и ходит в церковь. Не мне судить, но те мне казались ближе к Богу».

Соборный клуб

Каждое воскресенье в полдень в клубе Red (раньше он, что характерно, назывался «Рай») на Болотной набережной начинается богослужение христианского центра «Восстановление». На танцполе собирается молодежь; на балконах — беременные женщины и старики. На огромном экране показывают черно-белую презентацию, которая сопровождает выступление пастора. Его зовут Евгений Пересветов, на нем клетчатая рубашка и рваные джинсы, он бегает с микрофоном по сцене, иногда шепчет, иногда переходит на крик. Проповедь больше напоминает лекции TED: пастор шутит, рассказывает истории из жизни, пересказывает выдержки из Библии своими словами. Далее следует засвидетельствование — кто-то из прихожан рассказывает собственную историю, увязывающую веру, религию и жизнь; параллельно поют песни про Спасителя и спасение под аккомпанемент живой группы. Все это обычная процедура для служб пятидесятников в любой стране мира — но из-за антуража религиозное мероприятие больше кажется похожим на рок-концерт.

Пересветов родился в Киеве, в юности увлекся евангелическим христианством, а в 19, переехав в Москву, основал свою первую церковь — филиал украинской религиозной организации «Посольство Божье», созданной нигерийцем Сандеем Аделаджи, которого позже обвинили в финансовых махинациях и сексуальных домогательствах. Связи с Аделаджей, который также поддерживал украинскую «оранжевую революцию» 2004 года, а в 2006-м был депортирован ФСБ из России, принесли «Восстановлению» репутацию секты (об этом пишут на интернет-форумах и даже снимают репортажи на федеральных каналах), однако сам Пересветов, который говорит, что из «Посольства Божьего» давно вышел, относится к этому легко. «Для человека неверующего, но православного секта — все, что не православие, все, что не Путин», — рассуждает создатель «Восстановления». Сравнения подведомственных ему реабилитационных центров с печально известными «мотивационными домами» Пересветов также отвергает: в «Восстановлении» людей не лечат и при необходимости оказания медицинской помощи подопечным вызывают скорую; нет здесь и фиксированных расценок — на аренду помещений, еду и вещи для реабилитируемых наркозависимых можно пожертвовать любую сумму, которую родственники считают уместной. Помимо центров для наркозависимых у «Восстановления» также есть «Убежище» — центр для женщин, подвергающихся домашнему насилию, а также разнообразные молодежные клубы: «клуб мужских ценностей» Menʼs Power, «клуб для счастливых пар» Love Is, «женское движение» «Создана сиять», «институт построения семьи» «Стройка» и так далее. Street Temple для Пересветова — тоже один из таких проектов: хоть формально они с «Восстановлением» никак не связаны, пастор называет Герасимову и подруг «одной из ярких страз в короне центра».

После того как Street Temple разошлись с организацией Хосеа Мулинде, многих детей выгнали из школ — им пришлось либо возвращаться к родителям, либо жить на улице. Пару месяцев назад Герасимовой позвонил Давид — один из старшеклассников, который пытался помочь девушкам, когда их взяли в плен в собственном доме. Мальчик задыхался от радости — он сообщил, что полиция все-таки рассмотрела жалобы на директора, провела обыск в его доме и нашла детские паспорта. Собрав денег на взятку, Давид смог получить документы у полицейских.

Сейчас девушки ищут своих подопечных и продолжают устраивать детей в другие школы. В очередной раз Герасимова уехала в Уганду 5 октября. Следующая их большая миссия — в декабре.