«Вновь велик соблазн обвинять во всех бедах Россию» Интервью Оливера Стоуна о «Сноудене», кибероружии и войнах

15 сентября в российский прокат вышел новый фильм Оливера Стоуна «Сноуден». За несколько дней до российской премьеры картину, посвященную бывшему сотруднику ЦРУ и АНБ Эдварду Сноудену, показали на кинофестивале в Торонто. По просьбе «Медузы» кинокритик Егор Москвитин посмотрел фильм в Канаде, а также встретился там с режиссером Оливером Стоуном, чтобы обсудить Сноудена, кибероружие и работу спецслужб.

— Если вы не против, я бы хотел чередовать вопросы о кино и политике.

— Мне не следует обсуждать политические темы. Я категорически не хочу превращать «Сноудена» в причину политических разногласий двух великих стран.

— Тогда скажите, зачем вам вообще понадобилось заново рассказывать историю, которая уже изложена в документальном фильме Citizenfour? Я посмотрел «Сноудена», и мне кажется, что вы его адресуете не просто широкой аудитории, но и технократической элите из Кремниевой долины, нуждающейся в своем политическом и поколенческом манифесте; эдаком «Гражданине Кейне». Если я прав, в чем заключаются ваши ожидания от этих зрителей?

— Вовсе не уверен, что это их «Гражданин Кейн» (улыбается). Видите ли, они были соучастниками, они сотрудничали с правительством. Пока не появились откровения Сноудена, технологические компании не оспаривали действия спецслужб. Некоторые подчинялись вынужденно и неохотно, но они были в меньшинстве. Но признания Сноудена подвергли риску их коммерческие интересы. Ведь если клиенты знают, что они могут получить более надежную защиту своих данных от иностранных компаний — скажем, французских, — то они станут клиентами этих компаний. Просто из соображений безопасности и конфиденциальности. Поэтому американские компании осознали, что могут потерять клиентов. И именно это заставило их совершенствовать механизмы шифрования данных — а вовсе не сочувствие Сноудену. 

Видите ли, Билл Гейтс и Google считают его предателем. Кремниевая долина разделена. Кому-то Сноуден нравится, кому-то нет. Поэтому я не могу прогнозировать реакцию этих людей на свой фильм. Но я могу сказать вам, что наша лента очень достоверна и максимально точна в деталях, касающихся деятельности этих компаний.

А вообще, это сложная тема для осмысления. Мы злоупотребили нашей властью — и это одна из самых пугающих тем моего фильма. Мы создали кибероружие и выпустили джина из бутылки, развязав кибервойну с Ираном в 2007 году. Тогда наша страна запустила вирус Stuxnet (речь идет о компьютерном черве, с помощью которого США и Израиль, как считается, саботировали ядерную программу Ирана; подробнее о нем можно прочитать здесь — прим. «Медузы»), физически разрушив результаты работы иранских ученых. У них ушло около полугода, чтобы восстановить свои системы, а вирус тем временем вышел из-под контроля и перекинулся на другие страны. Так весь мир узнал, что США использует кибероружие в наступательных целях. 

И это было поворотным моментом — событием сродни ядерной атаке на Хиросиму и Нагасаки. После него мы очнулись в мире, где все взламывают всех и никому не известно, кто и за что отвечает, потому что у кибервойны нет начала. Мы вновь оказались в ситуации, когда, как и в 1950-е годы, во всем начинают винить русских. Но правда в том, что даже недавняя хакерская атака на Хиллари Клинтон могла быть организована кем-то из участников национального съезда демократической партии. Правда в том, что Америка создала оружие, которое может быть использовано против нее самой. Нам всегда нужны враги, и сейчас наступило тревожное время, когда велик соблазн вновь обвинять во всех бедах Россию. А ведь именно так начинаются войны.

Так что все это не имеет никакого отношения к Кремниевой долине. Люди в ней просто делают то, что им нужно, чтобы зарабатывать деньги. Google меняет мир. Эта компания не зарабатывала ни цента до 2000 года, но она кропотливо собирала данные. Они обладают колоссальной информацией, и, конечно, правительство воспользуется этой информацией, если получит к ней доступ. И полагаю, что если ваши европейские и российские компании не смогут защитить свои рынки, то однажды Google поглотит весь интернет. Жуткая картина!

— «Сноуден» кажется духовным наследником «Уолл-Стрит» (Стоун кивает). Мы вновь видим амбициозного юношу-идеалиста, пытающегося проникнуть в манящий его мир. Но стоит ему получить свой счастливый билет, как он понимает, что этот мир испорчен, и тогда он пытается изменить его изнутри. В свое время «Уолл-Стрит» сильно повлиял на целое поколение зрителей — и далеко не факт, что именно так, как вы хотели. А какой призыв к действию содержит «Сноуден»?

— Это прежде всего призыв к осознанию ситуации, которая всегда будет запутанной, потому что мы живем в сложном и скользком мире. Кодирование информации — важнейший инструмент, но быть осведомленными, говорить друг с другом, осмыслять происходящее и пытаться что-то сделать — не менее важно. У меня нет всех ответов. Я могу снять кино, я могу разговаривать. Сноуден делает то же самое — разговаривает. И активно работает над программами, которые могут помочь (адвокат Сноудена Анатолий Кучерена в интервью говорил, что его клиент, находящийся в России, работает в сфере IT — прим. «Медузы»). Лучший способ дать сдачи — понимать, что происходит. И протестовать, насколько это возможно, существующему государству.

— На роль Сноудена вы взяли актера, который похож на героя не только внешне, но и характером: Джозеф Гордон-Левитт известен своей активной гражданской позицией. Насколько при выборе исполнителя для вас важна его политическая и гражданская позиция?

— Я все еще не могу сказать, что хорошо его знаю. Я увидел несколько фильмов с Джозефом, и мне понравилась его тихая манера игры. Не могу сказать, что он кинозвезда, потому что звезды в современном понимании — это герои действия; актеры, играющие своим телом. Он же больше похож на Дастина Хоффмана. Поэтому я позвонил ему — а тогда мы еще не были знакомы — и сказал, что мне было бы интересно работать с ним. Он согласился. Я абсолютно доволен выбором актера и тем, что Джозефу удалось выглядеть, двигаться, мыслить как Сноуден и чувствовать себя Сноуденом. Повторюсь, он не похож на больших кинозвезд, но вместе с Шейлин (Шейлин Вудли — актриса, исполнившая роль подруги Сноудена Линдси Миллс, — прим. «Медузы») они проделали отличную командную работу.

— Тема, которой я не могу не коснуться, — ваш документальный фильм о Владимире Путине.

— Это не та тема, которую я готов обсуждать сейчас. Давайте вернемся к ней через год, когда мы выпустим этот фильм.

— Тогда все же, если позволите, два вопроса о ваших планах. Первый — о формате. Не собираетесь ли вы вслед за «Нерассказанной историей США» сделать еще один проект на телевидении? Второй — о повестке: не думаете ли вы снять кино о Сирии?

— Пока у меня нет планов возвращаться на телевидение. Что касается Сирии, то я не хочу гоняться за новостями, это не мое дело. Видите, в мире происходит огромное количество событий, а я не журналист, я драматург. Мне необходимо найти историю, которая меня вдохновит, а я не отношусь к своим сюжетам как к сериалу. Каждый фильм требует двух лет сильнейшего эмоционального вовлечения и сочувствия героям, интенсивных переживаний о проекте. Это тяжелейшая работа. Журналистика — тоже занятие не из простых, но я вовсе не уверен, что все журналисты пишут о Сирии предельно ответственно. И уж тем более я не думаю, что к кино можно относиться так же, как к теме статьи.

— Скорее всего, «Сноуден», как и Citizenfour в свое время, будет претендовать на «Оскар». Я вспоминаю историю последних лет, когда академикам пришлось выбирать между фильмами «Цель номер один» и «Арго». Первый казался сложнее, провокационнее и реалистичнее. Второй, по большому счету, был сказкой, но именно ему присудили «Оскар». Как вы оцениваете шансы своего фильма?

— Я не думаю об «Оскарах». Я думаю только о том, чтобы мои фильмы были понятны аудитории. Зритель для меня остается превыше всего. Так что получить доступ к широкой публике по всему миру было бы большой удачей для нашего фильма. А «Оскары» необязательны (Оливер Стоун — обладатель трех статуэток — прим. «Медузы»).  И, между прочим, оба фильма, которые вы упомянули — и я удивлен, что вы, будучи русским, не заметили этого, — создавались при участии ЦРУ. Так что ни при каких обстоятельствах ни один из них я бы не стал считать ролевой моделью для политического кино. Они сами стали объектом манипуляции и подвергают пропаганде зрителей. Не могу сказать, что таков весь «Оскар», но не в моих силах контролировать, какие награды достанутся «Сноудену». Я просто хочу снимать хорошее кино, пока могу. 

«Сноуден», режиссер Оливер Стоун, 2016

Главное достоинство «Сноудена»: в век стремительного кино он умудряется быть похожим на старые фильмы Оливера Стоуна. Историю Эдварда Сноудена режиссер рассказывает так же обстоятельно, как биографии своих героев-военных — калек и патриотов. 

Стоун соглашается, что «Сноуден» в некотором роде наследует «Уолл-Стрит». Мы вновь имеем дело с героем, сгорающим от желания стать частью системы, но обнаруживающим в ней изъяны — и решающим исправить ее изнутри. В начале фильма Сноуден истово выполняет все приказы своей страны. Вот грустный очкарик проходит испытания в спецназе. Вот он буквально калечит себя, чтобы не отставать от товарищей. Вот поступает на службу в ЦРУ, правильно ответив на собеседовании на вопрос, какая страна величайшая в мире. Вот он бьет все рекорды на испытаниях по программированию. Вот путешествует по Европе и Азии, знакомясь с изнанкой работы спецслужб. 

Оливер Стоун строит интригу фильма вокруг вопросов, вынесенных на афиши: «герой или предатель? вор или патриот?» Однако его собственная позиция очевидна с первых секунд, поэтому все средства выразительности картины работают на то, чтобы расположить к Сноудену аудиторию. Герой начинает свою духовную эволюцию как консервативный патриот, но знакомство с либеральной красавицей закономерно превращает его в бунтаря. Стоун рисует Сноудена христианским мучеником, и все, что не вписывается в этот образ (скажем, его увлечение видеоиграми, буддизмом, историей России и аниме), аккуратно выносится за скобки. Стоун пишет житие святого — и не хочет отвлекаться.

Прокат фильма в России начался в тот же день, когда Стоуну исполнилось 70 лет (15 сентября), а биография персонажа явным образом пересекается с биографией режиссера. Каждого из них подлинный патриотизм сделал изгоем в родной стране, а жажда правды вынудила стать бескомпромиссными художниками — возможно, лучшими в своих жанрах. На афишах фильма вполне могли бы быть сразу два лица, а называться он мог, скажем, «Стоуден» — и нарциссизма, свойственного российским мэтрам кинорежиссуры, в этом бы не было. Только отчаянное желание рассказать свою историю максимально широкой аудитории — потому что она напрямую касается повседневной жизни любого. Спецслужбы прослушивают абсолютно всех, веб-камеры хранят наши секреты, а компании, которым мы доверяем, собирают о нас информацию отнюдь не только в коммерческих целях — в этом после фильма перестанет сомневаться даже самый прекраснодушный зритель.

Те части фильма, где Стоун имеет дело со знакомыми темами — историей становления личности, армейскими буднями, конфликтами мужских характеров, ему удаются лучше всего. Шпионские интриги, невидимая борьба, информационные технологии — не его материал. Там, где надо проявить изобретательность, режиссер использует клише. Скажем, Сноуден в одной из сцен идет по коридору и вдруг растворяется в ангельском свете. А в другой — скачивает файлы на флешку, тревожно оглядываясь по сторонам, хотя в реальности история великой информационной кражи была куда грандиознее.

Тем не менее, общая динамика двухчасового фильма от этих условностей не страдает. Лента заставляет сопереживать героям прежде всего благодаря актерам — убедительному Джозефу Гордону-Левитту и давно переросшей «Дивергента» Шейлин Вудли — и архетипам, которые они воплощают. Сноуден — одновременно и Прометей, желающий помочь целому миру обрести свободу через знания, и Одиссей, отправившийся ради справедливости в рискованное путешествие. А его возлюбленная — современная Пенелопа, отыскавшаяся среди поколения, считающегося самым мелочным и мягкотелым за всю историю. Наблюдать, как развиваются их отношения — и осознавать, что это реальная история, изменившая мир, — более чем увлекательно.