Перейти к материалам
истории

Не надо в футуристов углубляться! В Москве заканчивается суд над художником Петром Павленским. Репортаж Ильи Азара

Источник: Meduza
Фото: «Медиазона»

16 и 17 мая в Преображенском суде Москвы прошли прения по делу художника Петра Павленского, которого обвиняют в вандализме за акцию «Свобода»: в феврале 2014 года акционист устроил на Малом Конюшенном мосту в Санкт-Петербурге имитацию киевского майдана с горящими покрышками. Прокурор, утверждающий, что копоть на поверхности моста — это вандализм и нарушение общественной нравственности, попросил назначить Павленскому наказание в виде двух лет ограничения свободы. Адвокаты в свою очередь потребовали признать художника невиновным. Срок давности по делу вышел еще в феврале 2016 года, но Павленский сам отказался от предложения судьи прекратить его. В ходе прений стало известно, что художника избили полицейские конвоиры. За процессом следит спецкор «Медузы» Илья Азар. 

— Я явился в суд под видом политики, а на самом деле женщин потискать, — сказал в коридоре Преображенского суда современный художник Олег Кулик, приобнимая участницу группы Pussy Riot Марию Алехину.

— Ты шутить, что ли, сюда пришел? — возмутилась Алехина.

— Ну а что? Сейчас будет веселый приговор: «Приговариваю всех присутствующих к расстрелу», — сказал, улыбаясь, Кулик.

Пока, впрочем, приговор (причем куда более мягкий) грозит только художнику Павленскому. По части 2-й 214-й статьи УК РФ (вандализм, то есть осквернение зданий или иных сооружений, совершенный группой лиц) он может получить до трех лет лишения свободы.

Прокурор Артем Лытаев в прениях попросил суд назначить художнику наказание в виде ограничения свободы на два года. Гособвинитель предложил запретить художнику покидать место постоянного проживания в ночное время, а также выезжать из Санкт-Петербурга. Еще он попросил судью освободить Павленского от наказания из-за истечения срока давности по этому делу — срок истек еще в феврале 2016 года (а в апреле сама судья Яна Никитина предлагала прекратить процесс).

Однако Павленский через своих адвокатов потребовал продолжить рассмотрение дела (он объявил на суде «регламент молчания» и не произнес в процессе ни слова). Адвокат художника Дмитрий Динзе объяснил «Медузе», что по УПК судья не имеет права прекратить процесс, если обвиняемый желает его продолжать (чтобы, например, доказать свою невиновность), но при этом обязана после приговора освободить его от наказания.

Прокурор объявил, что 23 февраля 2014 года Павленский из хулиганских побуждений в общественном месте, культурном и историческом центре Санкт-Петербурга «нарушил общественную мораль и нравственность, проявил неуважение к обществу и пренебрег общественными интересами». Действовал он при этом «умышленно и демонстративно», понимая, что «его действия содержат вызов к общественному порядку».

Акция «Свобода» Павленского заключалась в том, что он вместе с товарищами устроил на Малом Конюшенном мосту в Петербурге имитацию майдана — поджег баррикаду из автомобильных покрышек и начал стучать палками по железным листам (кто-то держал в руках украинский флаг).

Этими действиями Павленский якобы глубоко ранил жителей окрестных домов. Так, свидетель, школьная учительница Елена Липка назвала акцию «опоганиванием» моста — этот неожиданный термин потом активно использовал и прокурор. «Действия Павленского, по мнению Липки, являются осквернением указанного моста, и в результате его действий произошло опоганивание моста, [в строительство] которого были вложены труд и душевные силы», — цитировал учительницу прокурор Лытаев.

По мнению обвинения, Павленский не только «цинично нарушил нормы морали и нравственности», но и «в ходе своей так называемой акции осквернил памятник культуры, загрязнив дорожное покрытие моста». Уборка, по словам сотрудник специальных служб, обошлась городу в 27 тысяч 14 рублей и 36 копеек.

Акция Свобода
Oksana Shaligyna

Политическое искусство

— Мы присутствуем на презентации большого глубокого художественного произведения, — говорил художник Кулик в коридоре суда в ожидании начала заседания. — А любое художественное произведение идет прямо из сердцевины, оно не «за» и не «против», оно вне политики. Все хотят [его искусство] перенести в политику, но он же сам говорил, что героизм или жертвенность — это язык власти, язык насилия, а он как художник показывает [все] нейтрально. Это самое трудное, ведь никто не хочет видеть, как оно есть. Все, хорошие и плохие, хотят видеть то, что у них в голове.

— Павленский [вообще-то] занимается политическим искусством, — вмешалась Мария Алехина.

— Нет, он занимается искусством, — настаивал на своем Кулик.

— Политическим! — не сдавалась Алехина.

— Ну назови как хочешь!

— А вы зачем здесь? — спросил Кулика кто-то из журналистов.

— Я влюблен в Машу, — объяснил художник и широко улыбнулся.

— Это не так, — строго поправила Кулика Алехина.

— Маша, а что такое политическое искусство? — обратился к Алехиной корреспондент портала «Грани.ру» Дмитрий Борко.

— Я цитирую Петра на самом деле… — начала отвечать Маша, но Кулик, явно наслаждаясь вниманием прессы, ее снова прервал: 

— Можно я отвечу как бойфренд Маши? Ответа на этот вопрос нету. То же самое как суверенная демократия. Ведь это тоталитаризм.

— Политическое искусство взаимодействует с властью, — медленно формулировала Алехина, тщательно подбирая слова. — Оно работает с механизмами, которыми пользуется власть, и взламывает их.

— Хотя я знаю, — вдруг продолжил художник Кулик. — Политическое искусство — это когда слова не расходятся с делом. В XX веке давно определено, что искусство никак не связано с личностью художника, а Петр этот момент перечеркивает. Он отвечает за свои слова. Это и можно назвать политическим искусством!

Свидетели с майдана

Схожей позиции придерживались и выступившие в понедельник в суде пятеро свидетелей защиты. Адвокат Динзе еще в апреле (заседания на этом процессе Павленского проходили с большими перерывами, потому что судье приходилось приезжать на них из Санкт-Петербурга) анонсировал появление бездомных. В понимании Павленского бездомные и допрошенные судом 27 апреля в качестве свидетелей защиты проститутки — самые свободные люди, и именно они должны оценивать акцию «Свобода». Однако после произведенного проститутками фурора (они акцию Павленского искусством не сочли и полностью согласились с позицией обвинения) сам Павленский передумал, и бездомные в суд не появились.

16 мая в Преображенском суде выступали исключительно граждане Украины и говорили о майдане и акции «Свобода». Первой показания давала глава общественной организации «Громадське телебачення» Наталья Гуменюк. Зайдя в зал, она тепло поприветствовала Павленского, которого назвала своим приятелем (в ходе допроса Гуменюк они с художником все время улыбались друг другу).

Гуменюк, как и остальные свидетели из Украины, лично знакома с художником. Они познакомилась зимой 2013–2014 годов, когда художник приезжал посмотреть на майдан. Адвокат Динзе поинтересовался у Гуменюк, что она думает об акции «Свобода». Как и остальные свидетели защиты, украинская журналистка видела ее только в интернете и восприняла «как акцию солидарности с украинским народом». «Покрышки, которые согревали людей на майдане, музыка жестяных банок, которая звучала на майдане и была воспроизведена в Санкт-Петербурге, должна была передать атмосферу празднования свободы и дать гражданам России почувствовать ее дух», — говорила свидетель. «Это очень сильная акция, акция мирового уровня, и я могу только восторгаться этим актом искусства и политическим жестом», — сказала Гуменюк.

Адвокат Динзе, задавая вопросы свидетелям, прошелся по всем тезисам гособвинителя.

— Как акция повлияла на нравственный и моральный облик Санкт-Петербурга. Нанесла ли ему урон? — спрашивал он Гуменюк.

— Эта акция сделала Петербург теплее, светлее, радушнее и дружелюбнее. Теперь для украинцев этот город — не просто сердце империи.

— Является ли эта акция опоганиванием, осквернением или вандализмом?

— Огонь и дух свободы только очищает, а не оскверняет, — ответила журналистка.

— Вандализм не имеет никакого отношения к акции Павленского. Вот если бы Павленский унес мост с собой, то это можно, наверное, было считать вандализмом, — сказал позже еще один свидетель защиты, научный сотрудник Центра имени Леся Курбаса (Киев) Лариса Венедиктова.

— Публичное пространство и должно быть использовано для такого рода высказываний. Поэтому акция никак не оскверняет мост. Мне кажется, ей там самое место, — добавил студент факультета культурологии Дмитрий Чепурной.

Излишняя образованность свидетелей защиты очень раздражала судью Яну Никитину. Когда Венедиктова начала рассказывать про венский акционизм середины XX века, судья ее прервала: «Это общедоступная информация, и мне неинтересна история акционизма». Но особенно в этом смысле отличилась магистр культурологии Марьяна Матвейчук.

— Нарушила ли культурный облик Санкт-Петербурга акция Павленского? — спрашивал Динзе.

— Культура — это не то, что в музеях законсервировано, это то, что каждому по нраву. Без этого культуры не бывает. Каждый создает то, что ему по нраву, и если углубиться в футуристов…

— Не надо в футуристов углубляться! — взмолилась судья.

— У австрийских художников была попытка осмыслить аншлюс, и их искусство было очень жестким, с кровью, с внутренностями животных. Это была попытка забросить в общество необходимость рефлексии своего прошлого.

— А как вы относитесь к термину «политическое искусство»? — продолжал Динзе.

— После [падения] тоталитарных режимов, после научно технического прогресса отпала необходимость рисовать то, что ты видишь, и искусство стало только политическим.

— Считаете ли вы акцию Павленского вандализмом или осквернением?

— Вандализм — это иррациональная акция, а акция Павленского продумана и рациональна, следовательно никакого вандализма в ней нет. Осквернение неприменимо в этой ситуации, так как это разрушение чего-то священного, а мост в городе не может быть священным, так как это публичное пространство, мост — для всех. Опоганивание же происходит от слова «погань», а с появлением христианства поганцы — это язычники, так что и это слово из некоего религиозного словаря.

— Есть ли тут нарушение общественной нравственности?

— Нет никакой общественной нравственности, это лишено смысла, нравственность и мораль индивидуальны, у меня есть статья на эту тему. Все нормы общественной морали не имеют смысла.

Прокурор же у каждого свидетеля защиты из Украины спрашивал о том, были ли они в Санкт-Петербурге и знакомы ли с определением вандализма из российского УК. Ответы были в основном отрицательными, что очень радовало прокурора. Гособвинитель намекал на то, что вандализм — это не только уничтожение, но и просто порча имущества.

Столкновения на Майдане в Киеве, 18 февраля 2014 года
Фото: Emeric Fohlen / NurPhoto / Sipa USA / Scanpix / LETA

Позиция защиты

Адвокаты Павленского Динзе и Светлана Ратникова выступили в прениях 17 мая и не согласились с квалификацией прокурором действий художника как вандализма. «Фактически это уголовное дело — против политического высказывания. Художник же занимается искусством и имеет право на политическое высказывание. Мы доказали, что Павленский художник и занимался политическим искусством. В рамках акции „Свобода“ Павленский продемонстрировал свое политическое высказывание, после чего в отношении него были произведены репрессии. То, что Павленский вел себя иррационально или у него был умысел на вандализм, никак не доказано», — сказал Динзе.

«Просто плюнуть на мосту и растереть — это тоже получается вандализм? Разница — в масштабе», — говорил он уже после заседания.

По словам адвокатов на прениях, все свидетели обвинения давали собственную оценку действий Павленского. «Следствие интересовало мнение граждан о том, является ли акция вандализмом. Этими оценками следствие и ограничилось, но мнение граждан не имеет доказательного значения в суде», — добавила Ратникова.

Адвокат Динзе добавил, что никакого вреда историческому и культурному облику Санкт-Петербурга нанесено не было, «потому что эти понятия исключительно индивидуальные и не могут соотноситься с мостом». «Мы слышали в ходе заседания, что с мостом можно разговаривать, и у него есть душа, но это из области иррационального», — сказал адвокат.

Защита настаивала, что вандализм — это «разрушение объекта или его существенное уничтожение». «Поверхность брусчатки не является культурным слоем, изначально мост был деревянным, а брусчатка появилась где-то в 1990-х годах. Ей ущерб не был причинен, и после уборки она снова стала чистой», — сказал Динзе.

Отдельно раскритиковал адвокат комплексную социопсихолингвистическую экспертизу, выводы которой были положены в основу обвинительного заключения. «Она не может быть принята судом во внимание и должна быть признана недопустимым доказательством», сказал Динзе, так как из экспертизы, например, не следует, каким образом слово «осквернение» или «опоганивание», которые относятся к святым местам либо памятникам, связанным с религией, появилось в деле про Малый Конюшенный мост.

По словам Ратниковой, главный признак вандализма — наличие ущерба, а заявленные 27 тысяч «не являются достаточным для квалификации действий Павленского как вандализма».

Оба адвоката попросили оправдать Павленского в полном объеме. Судья, выслушав адвокатов, предоставила подсудимому последнее слово, но тот лишь молча уставился на нее (так он делал на протяжении всего суда при каждом обращении к нему судьи). «Молчание подсудимого суд рассматривает как отказ выступать с последним словом. Приговор будет оглашен 20 мая», — закончила Никитина заседание 17 мая.

* * *

Уже в ходе заседания суда 17 мая выяснилось, что Павленского накануне избили. Адвокат Динзе сообщил, что художник в автозаке «сцепился» с бывшим сотрудником полиции, за которого вступились конвоиры. «Павленскому дали по печени, он упал на пол, после чего его избивали восемь-десять человек», — сказал адвокат. Павленский запомнил личный номер одного из избивавших его полицейских — № 007666.

Илья Азар

Москва