Как в Москве, но с поправкой на менталитет Спецкор «Медузы» Илья Азар рассказывает о своем задержании в Грозном

Рано утром 9 мая на одной из окраин Грозного произошел теракт. Взрывом ранило шестерых полицейских, смертник погиб, его напарник был застрелен. Глава Чечни Рамзан Кадыров назвал террористов «бесполыми существами» и «гаденышами», а в ночь на 11 мая дома, где жили боевики, сгорели. То же самое происходило и с домами участников нападения на Грозный в декабре 2014 года, когда Кадыров объявил, что теперь за террористов будут нести ответственность их родственники. Спецкор «Медузы» Илья Азар, который 11 мая находился в Грозном, отправился посмотреть на сгоревшие дома и пообщаться с соседями и родственниками террориста, но был сам заподозрен в пособничестве «Исламскому государству» (организация запрещена в России) и задержан полицейскими.

27-летний Шамиль Джанаралиев и 25-летний Ахмед Иналов утром 9 мая подошли к КПП на окраине селения Алхан-Кала Грозненского района. По информации силовиков, Джанаралиев взорвал себя и ранил шестерых сотрудников МВД Башкирии, которые были в Чечне в полугодовой командировке (четверо из них находятся в тяжелом состоянии в реанимации), а Иналов пытался отнять у одного из полицейских оружие — и был застрелен.

Глава Чечни Рамзан Кадыров эмоционально отреагировал на теракт, назвав его исполнителей «гаденышами», «бесполыми существами, позорно и бесславно сдохшими на КПП», и «бессовестными мразями, потерявшими честь, совесть и достоинство, которые пытаются омрачить жизнь тысячам ни в чем не повинных граждан».

Еще в декабре 2014 года после вооруженного нападения группы боевиков на центр Грозного (тогда погибли 14 сотрудников МВД, 36 были ранены) Кадыров анонсировал применение принципа коллективной ответственности в отношении родственников террористов: «Пришел конец времени, когда говорили, что родители не отвечают за поступки сыновей или дочерей». Он пообещал, что родственники смертников будут выдворены за пределы республики, а их дома будут уничтожаться. К концу декабря 2014 года, по данным «Кавказского узла», сгорело 15 домов. Поджигатели найдены не были, ответственность за поджоги никто на себя не взял.

Утром 11 мая 2016 года появилась информация о том, что дома Джанаралиева и Иналова, атаковавших КПП 9 мая, сгорели. Также сообщалось, что при пожарах никто не пострадал. 

Джанаралиев жил в одном из домов по Линейной улице в поселке имени Кирова (входит в состав Грозного). В центре сонного поселка — новая мечеть и несколько магазинов, от них же отходят маршрутка и такси в город. Местные жители, которые сидят на бревне и следят за пасущейся неподалеку коровой, подсказывают, как найти сгоревший дом: «Утром мы там проходили, он еще дымился». О том, что дом Джанаралиева близко, свидетельствует сильный запах горелого, а непосредственным указателем на место происшествия является толпа людей (на других улицах поселка тихо и малолюдно).

Полиции здесь почему-то нет, но я успеваю сделать только две фотографии сгоревшего дома прежде, чем ко мне подлетает мужчина с папочкой в руках. Он представляется замглавы администрации города (какого именно, не сообщает) и категорически запрещает мне фотографировать дом.

— Это запрещено законом, — отрезает он.

— Каким?

— Снимать нельзя.

— Ну расскажите тогда, что здесь произошло, — прошу я.

— Сгорел дом, не видите?

— Трудно не заметить! А чей это дом?

— Я не знаю, я отвечаю [в администрации] за строительство и ЖКХ.

— Ну, известно же, что это дом смертника, который позавчера подорвался на КПП.

— Я ничего не знаю, это просто пожар, — говорит замглавы администрации, отходит в сторонку и звонит кому-то по мобильному телефону.

Подхожу к группе из десяти мужчин, которые стоят в тенечке напротив сгоревшего дома и неторопливо беседуют.

— Что с домом произошло? Когда загорелся?

— Ночью, часа в два. Мы ничего не видели, — отвечают мужики.

— Говорят, подожгли дом-то.

— Кто сказал? — вступает в разговор один из них, помоложе. Больше он от меня не отойдет ни на шаг, и каждому, к кому я обращусь с вопросами, будет что-то быстро говорить по-чеченски, кивая на меня, после чего беседа завершится, не начавшись. 

— Это случайное возгорание. Вы всюду приезжаете на пожары? Что, такое большое событие? Знаете, сколько домов загорается случайно по России? — частит он.

После этих слов многие улыбаются, кто-то подавляет смешок.

— Это же дом человека, который позавчера взорвался, — говорю я.

— Мы не знаем.

— Как это? Вы же местные, в маленьком поселке все всех знают.

— Ну, а мы не знаем.

— В декабре 2014 года ведь тоже дома сгорели у тех, кто в теракте участвовал.

— Тогда тоже случайные были пожары, в России все время где-то что-то горит, — отрезает мужчина.

— Слушайте, ну мы же все понимаем, о чем говорим, — делаю последнюю попытку я.

— Мы не понимаем, — отвечает мой собеседник, остальные отводят глаза.

Один из жителей — с четками в руках — чуть позже отходит в сторонку; он оказывается чуть разговорчивее остальных. Он объясняет, что сгоревший дом хоть и одноэтажный, но был чем-то вроде «коммуналки» — в нем жили сразу несколько семей, примерно 11-12 человек, в том числе — не имеющих никакого отношения к Джанаралиеву. «Им вроде обещают компенсации, но пока непонятно», — сказал мужчина.

Во дворе дома (он сгорел не целиком, и во двор можно зайти с другой, уцелевшей части) высокий мужчина в форме МЧС России общается с соседями Джанаралиева. Мне он представляется дознавателем, отказывается рассказать что-либо о причинах пожара и просит удалиться. Подходит молодой парень в синем костюме: «Я тут хозяин дома, и я не хочу, чтобы вы были здесь, уходите».

Пока я без особого толка разговариваю еще с двумя зеваками («Мы из поселка, но живем на другой улице, ничего про него не знаем, с детства, конечно, знакомы, видели постоянно, но не дружили, не общались, нет-нет, ничего не подозревали»), подъезжают два сотрудника полиции и направляются прямо ко мне, спрашивают документы.

— На фотографии, по-моему, не ты. Совершенно не похож. Надо проверить — может, это не твой паспорт, — говорит один из них, глядя то в паспорт, то на меня и неожиданно добавляет. — Ты в Сирии был?

Он отбирает у меня паспорт, диктофон и оба телефона; в одном из телефонов обнаруживает смс коллеге с радио «Свобода» Антону Наумлюку с текстом: «Подъехал силовик, но пока все ласково» — и начинает голосить: «Да ты про все докладываешь эмиру Мамлюку, все с тобой ясно». Выясняется, что Мамлюк — какой-то местный боевик (возможно, имелся в виду боевик Ларсанов по кличке Мамлюк), его ликвидировали, но тело вроде как не нашли, а значит, он, по мнению полицейских, жив, и я с ним на связи. Мои объяснения, что Наумлюк — это не Мамлюк, в расчет не принимаются.

Наконец подъезжает мужчина в штатском, представляется Магомедом Дашаевым, начальником полиции Грозного (судя по сайту МВД России, сейчас он не занимает этот пост, но еще три года назад занимал, и на него жаловались: якобы он участвовал в похищениях и пытках граждан). Выслушав мои объяснения, Дашаев настоятельно предлагает проехать в отделение и выяснить там, не являюсь ли я вдруг террористом. Он убирает с заднего сидения автомобиля валяющийся там автомат Калашникова и приглашает садиться. Машина трогается, но тут начальник грозненской полиции вспоминает, что надо бы и с жителями поселка поговорить. Они долго и на повышенных тонах (особенно с его стороны) дискутируют на чеченском языке.

— Я не понимаю, зачем они взрываются. У них же все есть. Вот у него [Джанаралиева] и дом был, и жена, и работа. Что ему еще надо? Дом такой красивый у него был, внутри все было из резного дерева, — говорит мне сотрудник полиции, пока мы ждем Дашаева.

— Он богатый, что ли, был?

— Да нет, просто работал резчиком по дереву.

Полицейский рассказывает, что Джанаралиев пытался уехать в Сирию.

— Что же вы тогда не доследили?

— Ну, а как? Он звонил из Турции, сказал, что не доехал и решил вернуться, — отвечает полицейский. 

То же самое говорил 9 мая и Рамзан Кадыров: «Правоохранительные органы и мэрия Грозного приложили немало усилий, чтобы вернуть Джанаралиева. Родственники утверждали, что он все осознал, встал на правильный путь. Мы не намерены впредь прислушиваться к таким разговорам. Борьба с подобными гаденышами будет носить бескомпромиссный характер».

— А родственники чем его виноваты? — спрашиваю я полицейского.

— У него же дома нашли полно запрещенной религиозной литературы! Разве жена могла об этом не знать? А мать? — с возмущением говорит он.

Несколько СМИ еще 10 мая сообщали, что в доме Джанаралиева прошел обыск, его братьев и беременную жену увезли на допрос. «Он был в очень хорошем настроении, всем улыбался, со всеми шутил. В семье он был за старшего, помогал братьям и с большим уважением относился к своей матери. Я не могу понять, как это могло произойти, и не хочу в это верить», — говорила тетя Джанаралиева.

Пока полицейские везут меня из поселка имени Кирова в Грозный, начальник городской полиции зачитывает мне мои права, рассуждает о 205-й статье УК (терроризм), рассказывает, каким стал Грозный — это «сказка». И вдруг выдает: «А ты, кстати, очень похож на Аль-Багдади!» (Абу-Бакр Аль-Багдади — лидер запрещенного в России «Исламского государства»).

По дороге он встречает знакомых, которым, опуская заднее стекло, показывает меня: «Ну, скажи, вылитый же Аль-Багдади?» Знакомые всматриваются в мое лицо и начинают кивать головой. «Да, да, да, очень похож, такая же борода, только у того подлиннее, конечно, но такое же круглое лицо, да», — говорит один из них.

— Слушайте, ну какой из меня Аль-Багдади, — не выдерживаю я. — Я же еврей, в конце концов! — Это мы выяснили сразу, поскольку полицейским показалась подозрительной и моя фамилия. 

— Точно! У Аль-Багдади мама — еврейка, это всем известно (такая версия и правда популярна в интернете). Это вообще все Израиль устраивает и США по их указке. НАТО финансировало Хаттаба, а теперь ИГИЛ.

По пути он вдруг достает свой айфон, тычет пальцем в логотип и говорит: «Видишь айфон? Это харам! На нем яблоко изображено, а это символ первого греха».

— А зачем же вы с собой харам носите? — удивляюсь я.

— Это в назидание себе и другим, — отвечает Дашаев.

Перед зданием УМВД Грозного, на КПП, толпа людей, которые явно чем-то недовольны. Полицейский начальник выходит к ним и долго разговаривает с ними на чеченском, одна из женщин в процессе беседы падает в обморок. Пока мы его ждем, со мной знакомится сотрудник Совбеза Чечни по имени Ибрагим, с ним мы долго обсуждаем ситуацию в Чечне.

— У них [террористов] поддержки сейчас нет в народе, все удивляются, на хрена он [Джанаралиев] это сделал! — говорит Ибрагим. Он добавляет, что независимую Ичкерию здесь тоже уже никто не поддерживает.

— Ну, при такой атмосфере страха в республике и подавлении всякого инакомыслия трудно говорить об этом с уверенностью, — сомневаюсь я.

— Страх? Ну, а где в России по-другому поступают с оппозицией? У нас так же, как в Москве делают, только с поправкой на менталитет, — отвечает Ибрагим.

К нам подходит Дашаев, задает Ибрагиму свой любимый вопрос про Аль-Багдади и встает рядом. «Он на 60-70% похож, а ты, Магомед, на 10%», — выносит экспертный вердикт Ибрагим из Совбеза.

В здании УВД по Грозному Дашаев гордо представляет меня проходящим мимо сотрудникам: «Вот, финансиста ИГИЛ поймали».

— Финансист — это потому что еврей? — шучу я. Ответом меня не удостаивают.

Меня фотографируют в профиль и анфас, проводят личный досмотр.

— Наркотиков нет? — спрашивает Дашаев у шарящего по мне руками сотрудника.

— Да откуда? Он же по другой статье, — и смеется. Вообще, за четыре часа задержания смеялись все беседующие со мной полицейские и следователи так много, и высказывали такие безумные предположения, что происходящее напоминало фарс, поэтому испугаться не получалось.

Следователи, тем не менее, продолжают допрос.

— Ты боевые действия в Сирии поддерживаешь?

— С чьей стороны?

— Поддерживаешь или нет? Нравится тебе ИГИЛ?

— Нет!

— Может, ты и есть Аль-Багдади! Видео в телефоне есть с проповедями обращениями от ИГИЛ?

— Нет!

— Кого из местных жителей в поселке Кирова ты завербовал?

— Да вы что, издеваетесь?

— Может, ты и поджигал дома, ты же вчера в Грозный приехал — выдвигает еще одну безумную версию Дашаев.

— Ты своему начальнику Мамлюку отзванивался, что пришел на место преступления!

— У тебя была не миссия поджигания, а миссия сочувствия, — подытоживает сотрудник.

— А чего ты к своим в ИГИЛ не едешь? Зачем сюда?

— Там головы журналистам отрезают, — парирую я.

— А в Чечне не режут?

— Не знаю, надеюсь, что нет! — говорю я и с вызовом смотрю на полицейских. Они смеются.

Хотя ответственность за поджоги домов террористов на себя никто не брал, мало кто в республике всерьез считает, что это случайные пожары.

— Почему ты думаешь, что это чеченские [силовики] дома сожгли? — спрашивает меня вдруг сотрудник.

— Я такого не говорил и не думал. Ну, может, и думал, но точно не говорил

— Ага! А ты не думал, что, может, это башкиры сделали, чтобы отомстить за товарищей? Ты сам бы не стал мстить, если бы твои коллеги из «Медузы» пострадали от взрыва?

— Родственникам бы не стал мстить, — отвечаю я.

— С ними [террористами] иначе бороться нельзя. Только если он будет знать, что с его семьей будет такое, он может остановиться, — говорит следователь. Мои доводы о незаконности и негуманности таких методов он решительно отвергает.

В какой-то момент Дашаев просит меня снять с руки часы Swatch, чтобы «проверить, нет ли там записывающего устройства». Он внимательно осматривает часы, замечает, что на циферблате нарисован автомобильный спидометр.

— Что такое мph (мили в час — прим. «Медузы»)? — спрашивает он.

— Мили, американские, — объясняю я.

— Ага! Подарок от американских спонсоров?

— Да, нет же, часы девушка подарила, а фирма — швейцарская, — начинаю оправдываться я.

— Твои начальники на Америку работают, это известно, — и мы переходим к обсуждению моей работы и журналистики в целом. 

— «Медуза» — враждебное России СМИ, работающее на деньги иностранных государств, — сообщают мне полицейские.

— Ты патриот России? — задает вопрос Дашаев.

— Я — да, просто не такой, как вы. Для меня интересы людей важнее, чем интересы государства, — отвечаю я.

— Уезжай в свой Израиль лучше, — парирует начальник полиции.

— У тебя плохая журналистика, если ты рассказываешь о плохом.

— Журналистика должна рассказывать о недостатках, чтобы их исправляли, а о хорошем государство само расскажет, — объясняю я следователям.

— Нужно о хорошем рассказывать, зачем всему миру знать о наших проблемах? И так вокруг нас ни одного дружественного государства нет!

Наконец, допрос заканчивается, телефон мой за четыре часа внимательно изучили как минимум три человека (удалили фото сгоревшего дома, не сразу обратив внимание, что я их уже отправил в Москву), и меня передают прикомандированным из других регионов России сотрудникам — они ведут тут бумажную работу; они, кстати, подтвердили, что Дашаев — действительно начальник грозненской полиции.

— Это Мексика. Хорошо еще, что ты тремя часами отделался, — посмеивается один из них.

— Если бы руководство не одобряло такие методы, тут бы давно уже сказали прекратить, ротацию бы провели. Путина же спрашивали о решении сжигать дома. Помнишь, что он тогда ответил? — говорит другой.

Прикомандированные рассказывают, что сейчас боевиков в лесах осталось не больше 12 человек (то же самое уже несколько лет повторяет и сам Кадыров, но теракты продолжаются), да и то одиночки, а остальные в Сирию уехали.

После того, как я даю объяснительную об обстоятельствах своего задержания и расписку, что претензий к обращению со мной в УМВД не имею, меня отпускают. По дороге на выход я вижу обычный кабинет, переоборудованный в камеру. В ней сидели восемь человек, при этом дверь кабинета и решетка внутри была открыта, а задержанные свободно ходили в туалет и по коридору. Мне они сказали, что забрали их 11 мая, а причина задержания — длинные бороды.

— Это что за странное место у вас тут? — спросил я прикомандированного полицейского.

— Хостел, — пошутил он в ответ.

— А если серьезно?

— Лучше тебе не знать, — ответил он и замолчал.

Около 20:00 мне внезапно позвонил Дашаев, спросил, где я, и предложил встретиться на пару минут — непременно лично, — чтобы «обсудить кое-что важное». Я отказался и положил трубку — в этот момент я был уже на пути в Махачкалу (местные предупредили, что после таких задержаний часто приходят еще и с обыском — ночью).

В Управлении МВД по Чечне вечером 11 мая заявили, что не задерживали Илью Азара. «Его не задерживали, просто доставляли для выяснения личности в рамках действующих законов. Вскоре после того, как были проверены документы, его отпустили. Это стандартная процедура», — сказал собеседник агентства ТАСС из чеченской полиции.