Харпер Ли, Честертон и Ромен Гари Неизвестные книги классиков. Обзор Галины Юзефович

Еженедельно литературный критик Галина Юзефович рассказывает на «Медузе» о самых интересных книжных новинках, изданных в России. В нынешнем обзоре представлены неизвестные романы классиков мировой литературы: «Пойди поставь сторожа» Харпер Ли, «Бэзил Хоу» Гилберта Кийта Честертона и «Вино мертвецов» Ромена Гари.

Харпер Ли. Пойди поставь сторожа. М.: АСТ, 2015. Перевод Александра Богдановского

Первое, что нужно знать об этой якобы новой (на самом деле, конечно же, юношеской, написанной раньше легендарного «Убить пересмешника», но не издававшейся вплоть до нынешнего лета) книге Харпер Ли — она не перевернет ваших представлений о писательнице и не лишит ее «однороманного» статуса. Собственно, для вас (если вы, конечно, любите «Убить пересмешника» не только по фильму с Грегори Пеком — да и в этом случае тоже), скорее всего, вообще ничего не изменится: «Пойди поставь сторожа» — не тот роман, которому суждено пропахать сколько-нибудь заметную борозду в читательских сердцах. Хуже того, его и запомнить-то непросто. Я прочла книгу сразу после выхода, но за прошедшие после этого полгода забыла практически полностью — настолько, что пришлось перечитывать по новой, уже в переводе (далеко не безупречном — поручить эту работу замечательному переводчику с испанского и португальского оказалось все же не лучшей идеей).

Впрочем, сказанное не означает, что второй (давайте называть его так — для простоты и удобства) роман Харпер Ли полностью лишен достоинств. Достоинства есть — просто они лежат преимущественно в фанатской плоскости и имеют ценность главным образом для тех, кто вот уже пятьдесят лет гадает, как же сложилась дальнейшая судьба Дилла и Джима, за кого вышла замуж Глазастик (и вышла ли вообще) и как себя чувствовал на старости лет Аттикус Финч.

Если вы без труда вспомнили эти имена и в самом деле хотите знать, что же случилось с героями Харпер Ли в дальнейшем, за рамками ее первого и главного романа, без колебаний покупайте «Пойди поставь сторожа» и скорее бросайте читать мою рецензию. Для остальных же — немного спойлеров: Джим умрет в двадцать два года от сердечного приступа прямо напротив отцовской адвокатской конторы; Дилл уедет путешествовать в Европу и не вернется; Аттикуса Финча скрутит жестокий артрит, а Глазастик (вернее, Джин-Луиза Финч) замуж не выйдет — по крайней мере, до двадцати шести лет, зато уедет в Нью-Йорк, откуда будет наведываться домой лишь на две недели в году. Именно об этих двух неделях и пойдет речь в книге — Джин-Луиза вернется в родной Мейкомб, штат Алабама, для того, чтобы окончательно попрощаться с детством, пережить крушение всех своих идеалов, а после с прямой спиной (и, как водится, со слезами на глазах) отправиться навстречу взрослой жизни.

Иллюзиям героини суждено разбиться о вопросы расовой сегрегации. Борьба за права чернокожих, с некоторым опозданием докатившаяся до захолустного Мейкомба, вызывает небывалую поляризацию внутри городского общества. Привычные связи (хороши уж они были или плохи) рушатся, а на смену им приходит отчуждение и вражда. Старуха Кэлпурния — черная кухарка, вырастившая Джин-Луизу и ее брата, — не хочет больше видеть свою воспитанницу. Но самое страшное — Аттикус, обожаемый отец героини, ее персональный эталон благородства, честности, справедливости, сдержанности и отваги — внезапно оказывается членом местного клуба белых расистов, а в прошлом — участником Ку-Клукс-Клана.

На протяжении трехсот с небольшим страниц героиня будет пытаться то принять и осмыслить новую картину мира, то спрятаться от нее в сладкие детские воспоминания, то искать спасения в бегстве и отрицании всего, что было для нее свято. Как результат этих сумбурных, слабо сочлененных между собой метаний Джин-Луиза осознает, что любить и боготворить — не одно и то же, что любить вполне возможно даже того, с кем жгуче не согласен, что не стоит выходить замуж из детской сентиментальности и что будущее ее лежит далеко за границами округа Мейкомб. И хотя некоторая часть этих выводов станет для читателя полной неожиданностью (юная Харпер Ли еще не была таким чемпионом по выстраиванию характеров и мотиваций, каким стала впоследствии), картинка в целом сложится. Тусклая и пыльноватая, как пересушенная алабамская почва, но довольно цельная.

Если бы не «Убить пересмешника» — по-настоящему великий роман, без преувеличений составивший эпоху в американской литературе, «Пойди поставь сторожа» прямо из типографии тихо отправился бы куда-нибудь в третий ряд «южной прозы», где и был бы благополучно забыт. Теперь же ему предстоит вечно прозябать в тени блестящего собрата, своим несовершенством и незрелостью выгодно оттеняя и подчеркивая его красоту. Грустная участь и, пожалуй, серьезная ошибка американского издателя и самой 89-летней писательницы. В третьем ряду, под толстым слоем пыли этому роману было бы комфортнее.

Гилберт Кийт Честертон. Бэзил Хоу. М.: АСТ: Corpus, 2015. Перевод Николая Эппле

В отличие от «Пойди поставь сторожа» Харпер Ли юношеский и тоже никогда прежде не публиковавшийся роман Гилберта Кийта Честертона «Бэзил Хоу» представляет интерес не только для касты фанатов (да и есть ли она — эта каста фанатов Честертона? Если да, то определенно не в России). На этом небольшом тексте лежит тот же отсвет чудесной свежести и оптимизма, что и на всех остальных честертоновских творениях — пожалуй, даже в чуть более чистом, концентрированном виде.

Троица красавиц-сестер — Кэтрин, Маргарет и Гертруда — отдыхают на приморском курорте, гда знакомятся с долговязым молодым человеком, взявшим на себя непростую роль светского шута — Бэзилом Хоу. Между Бэзилом (неуверенным в себе и болезненно застенчивым — собственно, отсюда и шутовская личина) и рыжеволосой Гертрудой (хулиганкой и сумасбродкой, но с добрым сердцем) завязывается нечто вроде полудетского романа, однако им приходится расстаться — чтобы встретиться снова через шесть лет и вот тогда уже полюбить друг друга по-настоящему. Незатейливый сюжет, герои, похожие скорее на театральные маски, преувеличенно чинные викторианские мизансцены (вот герои на манер кэрролловской Алисы отправляются на лодочную прогулку, вот пьют чай, вот кружатся на балу, а вот шепчутся в оранжерее) — то ли вопреки всему этому, то ли благодаря, но роман Честертона буквально источает теплый и радостный свет невинности, уюта и какой-то особой, глубоко укорененной надежности.

В России Честертона знают преимущественно как автора рассказов о патере Брауне, в которых по большей части ценят детективную канву, мало задумываясь о лежащей в ее основе философии. Католик и воинствующий (ну, насколько мог воинствовать такой толстый и добрый человек) христианин, Честертон относился к радости и счастью не как к результату везения или временному состоянию души, но как к осознанному и целенаправленному выбору, как к почетному долгу истинно верующего человека. Его радость (а все его книги — и «Бэзил Хоу» не исключение — буквально пропитаны радостью) — это результат напряженной внутренней работы, постоянного поиска возможностей и способов ощущать себя счастливым и делиться этим чувством с читателем. Любой текст Честертона — наглядное пособие по противостоянию меланхолии и тоске, своего рода портативный заряд тепла и света, и нет ничего удивительного в том, что у двадцатилетнего писателя выработка этих субстанций шла с особой интенсивностью. Словом, «Бэзил Хоу» — отличное подспорье для всех загрустивших и впавших в уныние нашей бесконечной и, честно говоря, довольно безрадостной осенью. Крошечная батарейка, которую можно носить в кармане и греть об нее руки.

Ромен Гари. Вино мертвецов. М.: АСТ: Corpus, 2015. Перевод Натальи Мавлевич

Не публиковавшийся прежде роман великого француза Ромена Гари (урожденного Романа Кацева, прославившегося также под именем Эмиль Ажар — единственного писателя, удостоенного Гонкуровской премии дважды) «Вино мертвецов» с блеском завершает наш хит-парад публикаций юношеской прозы, принадлежащей перу знаменитых впоследствии авторов. Созданный писателем в возрасте 24 лет и многие годы ждавший своего часа в архиве его тогдашней возлюбленной — шведской журналистки (в порыве чувств при расставании Гари преподнес ей свою неизданную рукопись в подарок), этот текст разительным образом отличается от всего, что ассоциируется у нас сегодня с его именем. И хотя исследователи (ясное дело, не известный прежде роман Гари немедленно стал объектом многочисленных ученых штудий) склонны усматривать в нем многочисленные параллели с его позднейшим творчеством, но, пожалуй, заметны эти параллели будут только им одним — ни в одной из своих последующих книг писатель не пускается в такой откровенный, бескомпромиссный и фантасмагорический dance macabre.

В сущности, «Вино мертвецов» — не роман с единым выстроенным сюжетом, но набор зарисовок, собранных на образ главного героя как на живую нитку (в данном случае эпитет «живая» уместен как никогда). Некто Тюлип, пьянчуга и бездельник, вечером засыпает на кладбище, после чего проваливается в странное подземелье, где обитает множество оживших мертвецов. Скитаясь от одного склепа к другому, Тюлип становится свидетелем самых разных сцен — от семейных размолвок до ловли опарышей и от сентиментальных сожалений по поводу поражения в первой мировой войне (один из встреченных Тюлипом покойников оказывается немецким генералом) до приставаний невезучей шлюхи-самоубийцы.

Инфернальный антураж не выглядит пугающим — скорее уж смешным и гротескным, а многочисленные литературные ассоциации — от «Короля-Чумы» Эдгара По и кэрролловского зазеркалья до «Никогде» Нила Геймана и, если угодно, «Мира и хохота» Мамлеева — делают его окончательно понятным и «ручным». Ничуть не оригинальное («Вино мертвецов» настолько органично вписано в европейскую литературную традицию макабра, что при всей своей формальной новизне кажется странно знакомым), оно при этом обладает обаянием архетипического и — извините за штамп — несет на себе следы выдающегося авторского потенциала. Пока не великая проза, но вполне весомое ее обещание.