«Поклонение волхвов», «Гормон радости» и новый Энтони Дорр Лучшие романы осени, часть вторая. Обзор Галины Юзефович

Еженедельно литературный критик Галина Юзефович рассказывает на «Медузе» о самых интересных книжных новинках, изданных в России. Предыдущий материал открыл «хит-парад» важных романов осени 2015 года. Мы продолжаем его «Поклонением волхвов» Сухбата Афлатуни, «Гормоном радости» Марии Панкевич и «Собирателем ракушек» Энтони Дорра. 

Сухбат Афлатуни. Поклонение волхвов. М.: Рипол Классик, 2015.

«Поклонение волхвов» Сухбата Афлатуни (под этим затейливым псевдонимом — «Диалоги Платона» по-киргизски — прячется поэт и прозаик из Ташкента Евгений Абдуллаев) словно специально адресовано тем, кто привычно не читает современной русской прозы на том основании, что ее якобы нет. Так вот, она есть, а кому нужны доказательства, то извольте — 700 страниц отличного русского нарратива, одновременно увлекательного и поэтичного.

Три части романа — три эпохи русской истории, объединенные довольно причудливой историей семьи Триярских и еще более необычной историей мистической секты «рождественников» или «волхвов» (отсюда, собственно, и вынесенное в заголовок «поклонение»). Накладываясь друг на друга, сплетаясь и расплетаясь, две эти линии приводят в действие хитрую романную машинерию, шестеренки которой крутятся сразу и во времени (от смерти Пушкина до 1990-х годов), и в пространстве (от Петербурга до Японии).

В первой части действие происходит в 1840-е годы, и ключевая фигура тут — юный студент-архитектор Николай Триярский. За близость к кругу петрашевцев Николеньку сначала заключают в крепость, а после приговаривают к смертной казни. Чтобы спасти Николая, его старшей сестре Варе приходится отдаться всесильному самодержцу: в награду за сестрин позор смертную казнь заменяют ссылкой в глухой среднеазиатский гарнизон, где герою предстоит встреча с собственной судьбой сразу в нескольких экзотических воплощениях.

Центральный персонаж второй части (время действия — 1912 год, место — Ташкент) — внучатый племянник Николая Триярского, родной внук той самой жертвенной сестрицы Вареньки — священник и художник Кирилл Триярский. Интеллектуал, философ и эстет, отец Кирилл оказывается вовлечен в почти детективную коллизию вокруг исчезнувших мистических артефактов упомянутых уже «рождественников».

И, наконец, третья часть — это уже 1973 год, а в центре рассказа очередной Триярский (снова Николай) — композитор-авангардист круга Шнитке и Губайдуллиной, возвращающийся в родную Среднюю Азию после многих лет, прожитых в Ленинграде. В лучших традициях своей семьи он тоже оказывается втянут в сложносочиненную интригу с участием все тех же сектантов.

Так выглядит каркас романа в максимально сухом и сжатом изложении. Но за его пределами плещется настоящее море, вобравшее в себя самые разные материи и слои — от русской христианской мистики до жизни ленинградской богемы, от православного миссионерства в Японии до так называемой «Большой Игры» — шпионского противостояния Англии и России в Туркестане, и от большой русской политики до пугающих дервишских практик. Диковинным образом история рода Триярских оказывается прочно связана с историей России в целом, за частным проступает всеобщее, «сквозь малый камень», как писал Николай Тихонов, «прорастают горы», а из-за плеча Андрея Белого выглядывает Редьярд Киплинг. Ничто не случайно, каждая деталь раскручивает романный маховик — и в то же время может быть прочитана на многих уровнях, от бытового до мистического.

«Поклонение волхвов» — роман, который удивительно легко встраивается в систему координат современной русской прозы: обозначить его место совсем не сложно. Представьте себе нечто поэтичное, как «Письмовник» Шишкина или «Матисс» Иличевского, но только плотное и достоверное, как «Лавр» Водолазкина, многолюдное как «Обитель» Прилепина, но при этом масштабное и разнообразное, как «Даниэль Штайн» Улицкой или «Воскрешение Лазаря» Шарова. Если вам это удалось, можете считать, что некоторое впечатление о романе Сухбата Афлатуни «Поклонение волхвов» у вас имеется. Но это, боюсь, тот случай, когда «некоторого впечатления» недостаточно — литературный год только начался, но уже очевидно, что «Поклонение волхвов» — одно из главных его событий. Так что я бы очень рекомендовала ознакомиться лично.

Мария Панкевич. Гормон радости. СПб.: Лимбус-Пресс, 2015.

Если уж браться объяснять непонятное и новое через относительно понятное и известное, то дебютный роман Марии Панкевич правильнее всего сравнить с прозой Андрея Рубанова — только в женском варианте. Та же тема (тюрьма), та же побулькивающая и кипучая, чуть невротическая энергия, такая же (если уж говорить все сразу и начистоту) проблема с сюжетом. Впрочем, последняя претензия — из разряда несущественных: сюжет для Панкевич вторичен и работает, по сути дела, не более, чем живой ниткой, на которую собраны отдельные портреты обитательниц женского СИЗО. И вот эти портреты — они в самом деле великолепны, и ради них, очевидно, роман и писался.

Колоритная красавица-цыганка (героинщица и воровка), узбечка-гастарбайтерша, очень тщательно вымывшая пол после убийства и на этом основании загремевшая в тюрьму, барыга-рецидивистка (нежная мать двух дочерей и способная художница), молодая женщина из обеспеченной семьи, глушившая послеродовую депрессию большими дозами наркотиков… Десятки лиц, историй, голосов — каждая героиня у Панкевич описана не только снаружи, но как бы еще и изнутри: у каждой есть собственная интонация и любимые словечки, свои способы убегать от реальности и заговаривать страх.

Чистилище, в котором по многу месяцев томятся эти заблудшие души, тоже описано очень детально и живо — со всеми запахами и порядками, с курением в форточку и занавесочкой вокруг параши (вообще-то запрещенной, но на практике ненаказуемой), с наполовину нелегальными телевизорами и совсем нелегальными телефонами, со страстями, злыми и безнадежными влюбленностями, тоской по нормальной жизни и наркотическими ломками. Женщины, которым приносят передачи мужья (редкая и привилегированная каста), женщины, которым переносят передачи матери или дети, и женщины, которым никто ничего не приносит. Рецидивистки и первоходки. Те, кто выбивает показания, и те, из кого их выбивают. В романе Панкевич мир женской тюрьмы предстает одновременно и гораздо более бытовым и обыденным, и гораздо более зловещим, чем его принято себе воображать. Не огненные котлы и раскаленные сковородки, но банька с тараканами.

Единственное, пожалуй, слабое звено в этом, в общем-то, вполне себе выдающемся тексте — это фигура рассказчицы. «Очкастая крыса», дочь пахана-уголовника и «приличной женщины», попавшая на нары по глупости и невезению — она так и остается в роли условной и искусственной связки, некоторого непропорционально разросшегося союза «и», по авторскому замыслу соединяющего разные части романа воедино, но в действительности только путающего и раздражающего. Впрочем, главная ее партия — длинная кода в эпистолярном жанре (письма от героини из тюрьмы и письма ее возлюбленного в тюрьму) — предусмотрительно вынесены в отдельную, по сути дела, повесть в самом конце. Которую, в принципе, можно и пропустить — чтобы не портить впечатление.

Энтони Дорр. Собиратель ракушек. СПб.: Азбука, 2015.

Роман Энтони Дорра «Весь невидимый нам свет» принес своему автору Пулитцеровскую премию и неожиданно вывел 42-летнего американца в высшую писательскую лигу. В России его книга (лирическая скороговорка на тему любви и предопределенности в декорациях Второй мировой войны) стала бестселлером и даже вызвала некое подобие общественной дискуссии. На радостях издатели поспешно выпустили дебютную (предыдущую) книгу Дорра — роман в новеллах «Собиратель ракушек», и, скорее всего, им не придется жалеть о своем решении: добротная экологичная проза с ярко выраженным гуманистическим подтекстом наверняка будет пользоваться спросом, в том числе и в России.

Цикл историй, созданных Дорром, представляет собой несколько разных интерпретаций соотношения природы и человека, дикого и цивилизованного, сырого и вареного, если пользоваться терминологией Клода Леви-Стросса. Ученый-палеонтолог учится бегать, как африканцы, чтобы завоевать сердце прекрасной дикарки. Девушка лезет в берлогу к впавшему в спячку медведю для того, чтобы подсмотреть его сны. Слепой специалист по морским моллюскам из заглавного рассказа (тема слепоты — вообще одна из ключевых для Дорра) гадает, как ему обойтись с внезапно привалившим ему сокровищем — ядовитой ракушкой, способной исцелять от малярии.

Новеллы вроде бы самостоятельные и не связанные между собой сюжетно, в то же время они объединены некой общей идеей — незатейливой, но верной: человек — не преобразователь (и уж тем более не покоритель) природы, он лишь ее скромный ученик и верный оруженосец. Словом, если вы смотрели фильм «Аватар», то ничего нового вы у Дорра не вычитаете, но некоторое удовольствие, безусловно, получите.

Еще один бесспорный плюс выхода этой книги — избавление от иллюзий и завышенных ожиданий. Возможно, конечно, из этой своей стартовой точки Дорр двинется исключительно вперед и вверх, но в целом репутация большого писателя выдана ему пока исключительно в виде аванса («Весь невидимый нам свет», может, и получше «Собирателя», но все же играет в той же самой нише литературного масс-маркета). Недурной, культурный беллетрист — да, бесспорно. Большой писатель — определенно нет. По крайней мере, сейчас, да и ничто не предвещает.