«Нобелевку Алексиевич дали по политическим мотивам»: на самом деле нет Почему Шведская академия выбрала белорусскую писательницу?

Впервые после распада СССР Нобелевскую премию по литературе получил писатель, пишущий на русском языке. Однако вместо радости многие испытали разочарование — и начали искать в этом решении скрытый смысл, издевку и даже попытку унизить как русскую литературу, так и страну в целом (так, впрочем, бывало всегда, когда премию получал русский писатель). Более того, Нобелевку для Светланы Алексиевич напрямую связывают с тем, что Россия начала военную кампанию в Сирии. «Медуза» изучила главные претензии к Алексиевич и рассказывает, почему они неверны.

Если бы не Сирия, Алексиевич бы ни за что премию не дали

Суть претензии: Все нобелевские премии по литературе политизированы. Нобелевский комитет никогда не даст премию тем, кто пишет о России что-нибудь хорошее. Это русофобская премия, и дают ее в тот момент, когда Россия, наконец, «встает с колен», проявляет себя на международной арене как активный игрок и бомбит Сирию. Вручают Нобелевку Светлане Алексиевич только для того, чтобы Россию унизить. Нобелевская премия — символ того, что с Россией начали опять считаться. 

Цитата: Захар Прилепин, писатель и публицист: Лет пять-шесть назад я говорил и в Париже, а затем на лондонской книжной ярмарке (Лев Данилкин и Басинский сидели рядом, они свидетели), что Нобелевская премия вспомнит о русской литературе, как только русские подлодки начнут плавать возле Европы. «Дайте без подлодок», — шутил я. Несколько раз я писал об этом в статьях: до тех пор пока Россия не претендует на звание сверхдержавы, ее нет. Я угадал. Большого ума не надо, чтоб это угадать. Без подлодок они не могут.

На самом деле нет. Так получилось, что в России Нобелевскую премию по литературе излишне политизируют. В других странах — той же Швеции — на это смотрят совсем по-другому. 

Во-первых, по косвенным признакам (официально об этом не сообщается) можно судить, что Алексиевич уже несколько лет была в «шорт-листах» премии.

Во-вторых, надо понимать, как устроен сам процесс принятия решений. Отбор кандидатов проходит в несколько этапов, которые занимают целый год, и окончательное решение принимается не накануне объявления. «Шорт-лист» нобелевский комитет формирует еще в мае, а решение, скорее всего, принимается на сентябрьском совещании — Россия к тому времени Сирию еще не бомбила. Кроме того, нобелевский комитет в своей работе руководствуется рекомендациями тех, кто выдвигает того или иного писателя. Вполне возможно (точнее мы узнаем через 50 лет, когда откроют архив), что на произведения Алексиевич поступило много хороших рекомендаций от уважаемых ученых — их нельзя было игнорировать.

В-третьих, необходимо помнить, что решение принимают конкретные люди, члены нобелевского комитета, а не страны. Эти конкретные люди имеют свою точку зрения на литературу, мир и его политическое устройство, на конъюнктуру и, наконец, на саму премию. Без специального расследования невозможно точно сказать, каких взглядов придерживаются эти люди, однако произведения Алексиевич встраиваются в контекст шведской гуманистической литературы, которая ценит истории «маленьких людей». К тому же в ее работах описываются понятные шведам (и всему миру) события: Чернобыль, чеченская война, распад советской империи.

В-четвертых, у Алексиевич, которая известна по романам перестроечного времени и 1990-х годов, вышла новая книга. По опыту других нобелевских премий понятно, что этот фактор может быть решающим, когда академики выбирают между несколькими писателями.

Наконец, следует учитывать, что едва ли не все произведения Алексиевич переведены на шведский. В 1996 году она получала стипендию от шведского Пен-центра — это означает, что в нобелевском комитете ее хорошо знают. 

Разве это литература? Это же просто журналистика

Суть претензии: Нобелевскую премию по литературе дали тому, кто литературой в буквальном смысле слова не занимается. С точки зрения стиля, жанра, языка и прочего — это очень посредственно. Подумаешь, записала разговоры других людей на диктофон, а потом расшифровала. Это в лучшем случае журналистика, а не литература, да и та не выдающаяся. 

Цитата: Елена Горшкова, литературный критик: Ну ладно, у меня в ленте все-таки есть люди, которые понимают хотя бы то, что это не литература. Но это также и не журналистика. Я бы сказала, что это фольклористика, но фольклористы так уже много лет не работают, поэтому в записях фольклористов передается разнообразие и живость народного языка. Так что это даже не фольклористика, а «наивная» фольклористика, фольклористика с методикой XIX века.

На самом деле нет. Разные читатели любят разную литературу. Кто-то — с лихим закрученным сюжетом, кто-то — ту, которая экспериментирует с формой, кто-то — тексты, создающие новый язык. Разные вкусы не означают, что «другая» литература плоха или даже не является литературой. Формулировку нобелевского комитета «за полифоническое творчество» надо понимать не только в том смысле, что у каждого человека в произведениях Алексиевич — свой голос, но что у каждого — своя история. 

Нобелевский комитет присуждением Нобелевской премии Алексиевич обратил внимание на нон-фикшн, нехудожественную или полухудожественную литературу, которая всегда работает на стыке с другими жанрами — журналистикой, мемуаристикой, документализмом. За нон-фикшн премий почти никогда не давали, хотя в последнее время этот жанр стал очень популярным — примерно так же, как сериалы оказались едва ли не популярнее полнометражного кино. 

Чего вы радуетесь? Дали белоруске, значит россиянам теперь дадут в лучшем случае лет через 30

Суть претензии: У нобелевского комитета якобы есть квоты на каждый регион, и если русскоговорящему автору дали премию в этом году, то теперь о «русском мире» забудут на десятилетия. А как же Андрей Битов, Фазиль Искандер, Саша Соколов, Владимир Сорокин и <…> (вставьте имя своего фаворита сами)? 

Цитата: Вадим Левенталь, писатель: Несмотря на то, что формально Алексиевич и белорусский журналист (оргкомитет назвал ее белорусской писательницей), но пишет (расшифровывает) она на русском языке, и премию дали «в зачет» русскоязычной копилки — теперь дело до нас дойдет не скоро.

На самом деле нет. Если судить по истории присуждения Нобелевских премий, то комитет старается обращать внимание на все регионы — и в следующем году писателю из России на премию рассчитывать вряд ли приходится. Однако вообще-то в истории существуют примеры, когда писателям из одной страны давали премии через год (неоднократно) или три раза за десятилетие (см. «британские» премии нулевых). Между премиями Борису Пастернаку и Михаилу Шолохову прошло восемь лет, между премиями Шолохову и Александру Солженицыну — пять. 

Если вы хотите повысить шансы своего любимого писателя, лучше не жаловаться на то, что, мол, не тому дали, а сделать так, чтобы нобелевский комитет обратил внимание на вашего фаворита. Это не так сложно, как кажется: заявку имеют право подать (а нобелевский комитет обязан ее рассмотреть) члены Шведской академии или схожих академий других стран, профессоры литературы и лингвистики университетов, руководители местных союзов писателей и лауреаты Нобелевской премии. Если вы не профессор и не академик, разыщите человека с необходимым статусом и отправьте заявку. Она сохранится в нобелевском архиве и будет доступна для исследователей через 50 лет.