Сталин, Шарлотта Бронте и Карл Анжуйский Галина Юзефович — о трех новых биографиях

Литературный критик Галина Юзефович регулярно рассказывает на «Медузе» о самых главных книжных новинках, которые выходят в российских издательствах. Нынешний обзор посвящен биографиям — книгам «Сталин: Жизнь одного вождя» Олега Хлевнюка, «Жизнь Шарлотты Бронте» Элизабет Гаскелл и «Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада» Ярослава Шимова.

Любовь к биографиям всегда содержит в себе оттенок греховного удовольствия сродни вуайеризму. Сколь бы хорошего тона ни придерживался биограф, сколь бы благонамеренным он ни был, без спросу заглядывая в чужую жизнь, мы все равно невольно нарушаем некоторые священные границы. Именно об этом запретном чувстве мы поговорим в нынешнем обзоре, посвященном литературным биографиям известных людей.

Олег Хлевнюк. Сталин: Жизнь одного вождя. М.: АСТ: Corpus, 2015

Количество Сталина в нашей общей (и моей персональной) жизни в последние годы кажется мне настолько избыточным, что идея читать еще одну его биографию не вызвала у меня поначалу ни малейшего энтузиазма. Именно поэтому книга историка Олега Хлевнюка «Сталин: Жизнь одного вождя» пролежала на моем столе непростительно долго, прежде чем я, наконец, приступила к чтению. И сразу же, буквально с первых страниц, пожалела, что не сделала этого раньше — например, в канун празднования Дня Победы или шествия «Антимайдан». Потому что на фоне горячечных дискуссий о том, был ли товарищ Сталин спасителем отечества от фашизма и «эффективным менеджером» или все же «усатой сволочью», книга Хлевнюка производит впечатление отрезвляющего глотка прохладной воды. В первую очередь, конечно, потому, что подобная постановка вопроса автору в принципе не интересна.

Важнейшее, на мой вкус, достоинство книги «Сталин: Жизнь одного вождя» — это интонация. Автор не любит своего героя, но и не ненавидит, а главное — ему в этой исторической точке не больно (или он умеет профессионально скрывать свою боль). Из подобного сочетания факторов произрастает текст глубокий, спокойный, компетентный (даже короткого описания архивной работы, проделанной автором, достаточно для самого живого восхищения) и удивительно объективный.

Ни в малой мере не стремясь обелить Сталина, Хлевнюк в то же время не видит смысла приписывать ему лишние грехи. Талантливый публицист — да. Яркий оратор — определенно нет. Человек безграничной жестокости, лично ответственный за Большой террор — да, безусловно. Двойной агент и предатель — нет. Невротик — да. Психопат и безумец — нет. Автор не просто не следует ни одному из утвердившихся сталинистских (или антисталинистских) мифов — он словно бы живет в счастливом мире, где их попросту не существует, где разговор о прошлом можно начинать с чистого листа. Именно поэтому — в силу авторской непредвзятости — выводы Хлевнюка о катастрофической роли Сталина в российской истории выглядят особенно убедительно: все разговоры об «эффективном менеджере» сразу делаются не то, что неприличными — просто невозможными.

Рассказывая о Сталине, автор выстраивает свое повествование одновременно с двух концов. Первая линия (нумерованные главы, шрифт с засечками) — это последовательное изложение биографии Сталина от детства в Грузии до старости в Кунцеве. Вторая линия (отдельные эпизоды, шрифт без засечек) — последние дни вождя на «ближней» даче и расстановка сил накануне его смерти. Постепенно сближаясь, две эти линии образуют между собой вполне ощутимое электрическое поле, превращая книгу помимо прочего еще и в увлекательный читательский аттракцион. А подробные постраничные сноски, поясняющие, кто есть кто в чудовищном сталинском зазеркалье, делают книгу доступной даже для тех, кто не силен в именах и датах. Словом, выдающийся труд, с какой стороны ни глянь. И если бы у меня была возможность прочитать о Сталине всего одну книгу, я бы без колебаний выбрала эту — необходимую и достаточную.

Элизабет Гаскелл. Жизнь Шарлотты Бронте. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2015

Книга Элизабет Гаскелл, впервые переведенная на русский язык, — не вполне традиционная биография создательницы «Джен Эйр». Дело в том, что писалась она буквально по свежим следам — «Жизнь Шарлотты Бронте» была опубликована меньше, чем через два года после смерти писательницы (1857), причем автора биографии связывала с героиней тесная дружба. И тем не менее, это не мемуары, а именно биография — конечно, основанная на личных впечатлениях, но не только на них.

Начиная издалека — с описания Йоркшира, где Бронте родилась и провела большую часть жизни, его быта и нравов — Гаскелл (сама популярная романистка викторианской эпохи) понемногу сужает круги и переходит к истории семейства Бронте. И с этого момента читателя уже не покидает ощущение, что он попал внутрь не то «Джен Эйр», не то «Грозового перевала» — единственного романа младшей сестры Шарлотты — Эмили. Холодный каменный дом посреди багрово-красных вересковых пустошей. Суровый и отстраненный пастор-отец, подверженный вспышкам внезапного гнева и готовый на все, чтобы приучить пятерых дочерей и сына к умеренности (для этого он, например, однажды сжег в камине всю их нарядную обувь, а также систематически лишал детей мясной пищи). Страшная школа для девочек — копия той, в которой довелось учиться бедняжке Джен Эйр. Угасающая от рака мать, еще при жизни ставшая похожей на привидение. Болезненно привязанные друг к другу дети — тихие, умные, одаренные, но почти бесплотные и хрупкие, с раннего детства вместо игр погруженные в сочинение стихов, пьес и романов. Ледяной ветер, одиночество, болезни, неудачи, призраки, страхи — обо всем этом Элизабет Гаскелл пишет по возможности тактично, но с тщательно замаскированным азартом кумушки-сплетницы.

В пересказе ее книга более всего напоминает известный стишок про десять негритят. Сначала болезнь уносит мать Шарлотты, потом умирают старшие сестры (причиной тому — та самая сатанинская школа, более похожая на пыточную камеру). Совсем молодым умирает брат, вступивший в преступную связь с замужней женщиной вдвое старше его. Затем стремительно сгорает от чахотки самая любимая из сестер Шарлотты — Эмили, а после уходит и самая младшая — Энн. Теряет зрение и становится совершенно беспомощным отец. Наконец, после нескольких месяцев относительно благополучного брака с младшим священником в отцовском приходе сама Шарлотта чувствует в себе признаки зарождающейся чахотки — и тоже умирает, немного не дожив до тридцать девятого дня рождения. Разбавляют всю эту безысходную картину разве что письма самой Шарлотты Бронте и ее сестер — не особенно жизнерадостные и веселые, но по крайней мере наполненные энергией и талантом.

Взявшись составлять биографию Бронте по просьбе ее отца (он же предоставил и все необходимые материалы), Гаскелл чувствовала себя связанной по рукам и ногам — и была вынуждена обойти молчанием некоторые сомнительные эпизоды в жизни своей героини. Так, она ни словом не обмолвилась о романе Шарлотты с ее учителем французского, женатым человеком, или о бесконечно сложных взаимоотношениях с издателем, унижавшим и оскорблявшим Шарлотту и, судя по всему, домогавшимся ее любви. Поэтому, если вас интересует подлинная судьба Шарлотты Бронте, то, пожалуй, слишком полагаться на Элизабет Гаскелл все же не стоит. Однако если вам хочется вдохнуть ледяной воздух вересковых пустошей и понять, откуда же взялась та вяжущая экзистенциальная тоска, из которой буквально сотканы книги сестер Бронте, то лучшего источника не найти.

Ярослав Шимов. Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада. М.: Издательство Института Гайдара, 2015

Герои второго плана (сколь бы харизматичными они ни были) хороши для историка в первую очередь тем, что позволяют без зазрения совести использовать их для описания современной им эпохи — роскошь, которой не предоставляют главные герои своего времени, целиком перетягивающие фокус внимания на себя. Карл I Анжуйский — младший брат французского короля Людовика IX Святого, крестоносец, король Сицилии, король Иерусалимский (правда, по большей части номинальный), персонаж «Божественной комедии» Данте и непосредственный участник большей части глобальных европейских авантюр второй половины XIII века — безусловно, для своего времени был фигурой яркой, но второстепенной, теряясь в тени своего венценосного брата, а также германских императоров из династии Гогенштауфенов. Именно этим — и кинематографичностью судьбы — он привлек внимание российского историка и публициста Ярослава Шимова.

С одной стороны, «Меч Христов» — честная биография средневекового рыцаря и правителя. Начиная с детства Карла при дворе его матери, королевы Бланки Кастильской, Шимов проводит своего героя дальше, к вершине его карьеры — захвату Южной Италии и попытке создания империи, которая, по замыслу Карла, должна была охватить все земли центрального и восточного Средиземноморья. Однако планам этим не суждено было сбыться: звездный час Карла, длившийся без малого шестнадцать лет, сменился падением, великий византийский поход так и не состоялся, и Карл умер, лишившись почти всех своих владений. Автор сопутствует своему герою в горестях и радостях, не обходя вниманием ни один из значимых этапов его судьбы — ведет себя именно так, как и положено добросовестному биографу.

С другой стороны, трудно отделаться от впечатления, что традиционные жизнеописательные параферналии нужны Ярославу Шимову, в первую очередь, для разговора о том, что волнует его на самом деле. А именно, о формировании Европы, границы которой (по большей части актуальные и поныне) определяются как раз во времена Карла Анжуйского — и при самом деятельном его участии. Именно эта тема — как вышло, что Европа оказалась именно такой, какой оказалась, и могло ли сложиться иначе — красной нитью проходит через всю книгу, составляя, по сути дела, основу ее содержания. Нельзя сказать, чтобы выбранная тема была особенно нова, но, пожалуй, так подробно и на таком давнем историческом материале она еще не рассматривалась. Да и вообще, хорошая отечественная историческая беллетристика — вещь настолько редкая, что обойти ее вниманием в любом случае было бы несправедливо.