«Ведь что такое вообще банан?» Театральный менеджер Владимир Кехман в цитатах

В марте 2015 года Владимир Кехман занял место директора Новосибирского театра оперы и балета. Назначенный Министерством культуры театральный менеджер первым делом вычеркнул из репертуара оперу «Тангейзер» и познакомился с труппой, потребовав «подготовить ему кабинет». Театральная общественность, защищавшая «Тангейзер», к этому кадровому решению отнеслась без восторга. Тем временем журналисты вспомнили, что Кехман — обанкротившийся бизнесмен: его компания JFC, некогда крупнейший импортер фруктов в России, задолжала кредиторам 18 миллиардов рублей. Кроме того, он проходит обвиняемым по уголовному делу о мошенничестве. «Медуза» изучила, что говорил Кехман с 2007-го (тогда он стал директором Михайловского театра в Петербурге) по 2015-й — и обнаружила в его интервью интересные цитаты обо всем на свете.

О «Тангейзере» в постановке Тимофея Кулябина

Мой учитель Елена Васильевна Образцова часто повторяла: «Я пою только потому, что Господь дал мне талант, а без Господа я никто». То, что было сделано в Новосибирском оперном театре, — это кощунство. Я, как человек верующий, крещеный, православный, как еврей, воспринимаю это как оскорбление. Это демонстрация внутреннего нечестия в стиле и духе союза воинствующих безбожников. Не скрою, я разговаривал сегодня с Мездричем, и он мне сказал, что спектакль этот не отдаст и пойдет до конца. Считаю, что он обязан подать в отставку, а спектакль нужно снять с репертуара. (Официальный сайт Минкульта, 2015)

Об интересах государства

Это [театр] — очень важная социальная вещь в жизни каждого человека. И когда каждый директор или худрук думает, что это его, он глубоко ошибается. Это все принадлежит государству, на это имеет право и выделяет деньги государство, и мы в первую очередь как служащие обязаны учитывать интересы государства. (РИА Новости, 2015)

О любви к балету

Следующий по значимости коллектив [после оркестра], который приносит деньги, и за счет кого мы обычно живем, это, конечно, балет. Поэтому балет я невероятно люблю. («Медуза», 2015) 

Об уголовном деле и Германе Грефе

После того как произошла последняя атака на меня, я могу рассказать правду, которую публично еще не заявлял. Что при первом же нашем разговоре с Грефом в феврале 2012-го он мне угрожал, привожу буквально: «Он выпустит все кишки из меня и будет преследовать меня до седьмого колена». Это записано во всех протоколах английского суда. […] Ответ мой такой: Греф в моей ситуации выступает просто как орудие дьявола, который на протяжении всей моей жизни, с момента крещения, за мою любовь и преданность Богу и его Святой церкви, пытается меня уничтожить. («Московский комсомолец», 2015)

О параллельном бизнесе и своих доходах

А все, что касается моего параллельного бизнеса, — это смешно. Если бы прослушивали мой телефон, всем все стало бы ясно: я не могу заниматься никаким бизнесом, кроме театров. У нас есть попечительский совет, куда входят одни из богатейших людей России — они просто меня содержат на протяжении последних трех лет, и это знает английский суд, который просто не раскрывает фамилии этих людей. («Московский комсомолец», 2015)

Об «Онегине»

Мы вообще приняли решение, что каждые два года будем показывать нового «Онегина». […] «Онегиных» много не бывает. (РИА Новости, 2013)

О дирекции российских музыкальных театров и Гергиеве

Я, например, считаю, что создание дирекции российских музыкальных театров по аналогии с существовавшей некогда Дирекцией императорских театров — это очень хорошо. […] И Гергиев мог бы эту дирекцию возглавить как творческое лицо. И я с удовольствием пошел бы под его начало. Потому что Гергиев — это успех и деньги. Всегда. Но его необузданную энергию нужно направлять. (РИА Новости, 2013)

О Большом театре

Когда ты находишься в Петербурге и наблюдаешь со стороны, возникает ощущение, что есть отдельная планета под названием «Большой театр» с его нелепым попечительским советом. Как попечители могут обсуждать с дирекцией творческие планы театра? Это что-то невиданное. Большому театру вообще не нужен никакой попечительский совет. С таким бюджетом он сам может выступать попечителем. («Известия», 2013)

О часах

Я считаю, что единственное украшение, которое может позволить себе мужчина, — это дорогие часы. Мода нынешних миллиардеров носить копеечные меня не трогает. Первые свои дорогие часы — это были Cartier — я купил в начале 1990-х. И заболел часами. […] А где-то в 2004-м я к часам охладел — с того времени количество выпускаемых высококлассных часов стало зашкаливать за все разумные пределы: степенное развитие отрасли закончилось, началась большая гонка — моделей, цен. А когда у меня появился театр, это вообще потеряло смысл. Вот сейчас, например, мы докупили 45 новых софитов. И стоило это 360 тысяч евро — как раз столько, сколько приличные часы. («Коммерсант», 2011)

О своей открытости и развитии Михайловского театра

[…] после премьерного спектакля меня вынесли на сцену на поклон вместе с артистами в костюме Принца Лимона (балет «Чиполлино»), потом я появился на театральной афише в образе Неморино (опера «Любовный напиток»). Европейского зрителя такое «продвижение» премьер не удивило бы — подобную практику используют интенданты венского и мюнхенского оперных домов. А в России оказалось, что я подверг риску свою репутацию. Но это способствовало тому, что о театре заговорили все, и в течение кратчайшего срока заполняемость выросла до 98%. […](«Коммерсант», 2009) 

О конкуренции с Мариинским театром

Это исключено. У нас абсолютно разные стратегии развития, и, надеюсь, мы найдем для Петербурга интересные формы взаимодействия двух театров. Я убежден, что мы в ближайшие несколько лет будем делать какие-то серьезные вещи совместно. Один из самых важных итогов прошедшего года — то, что Валерий Гергиев пришел к нам в театр. Это некий знак качества. Мы не просто общаемся, а я восхищен Валерием Гергиевым. Думаю, что в ближайшие лет десять — при всем том, что он уже имеет все, что только можно иметь, — он еще потрясет мир. («Известия», 2008)

О «банановом короле»

Я всю жизнь мечтал, чтобы меня так называли. Ведь что такое вообще банан? Для всего мира это стратегический продукт. Он был, есть и будет самой дешевой плодоовощной культурой — дешевле даже картошки. Весь мир считает банан продуктом первой необходимости. А мы — российская компания — сегодня самый большой производитель бананов для восточноевропейского рынка, а скоро будем — и для западноевропейского. Потому «банановый король» — это большая похвала для меня. («Известия», 2008)

О жестокости в театре

Меня поражает, как простота гениальных людей соседствует с невероятной жестокостью по отношению к коллегам. В бизнесе, поверьте мне, такого нет даже близко. Там свои законы и мотивации. В театре же часто идет игра без правил. Жестокость иногда просто патологическая, проявляющаяся в любой мелочи. («Известия», 2008)

О названии театров

Не зря его [Новосибирский театр оперы и балета] называют «сибирский Колизей». Это действительно театр, который… Знаете, вот даже слово какое-то… Почему я и хочу, чтобы его называли Большой театр Сибири, как его хотели назвать в 1928 году, когда он начинал строиться. И, безусловно, я сделаю все, чтобы это название было, потому что это грандиозное сооружение. («Медуза», 2015) 

Изменится название [Михайловского театра]. […] Он будет называться Императорский Михайловский театр, но при этом останется городским. Все, что я делаю, я делаю для города и вместе с городом. […] Потому что его сейчас неуважительно называют «Малегот». Я не хочу ассоциироваться с этим названием. […] Я считаю, что это не уважительное отношение. Мне это не нравится. […] (Фонтанка.ру, 2007)