«Будильник можно не заводить, ровно в шесть — обстрел» Илья Жегулев поговорил с беженцами из Дебальцево и соседних городов

Возобновление боевых действий на Донбассе привело к резкому увеличению потока беженцев с востока Украины. Сотни жителей Донбасса пытаются спрятаться от войны и в России, и на Украине. Главная точка противостояния — город Дебальцево, который бойцы самопровозглашенных Луганской и Донецкой народных республик пытаются взять в окружение. В Дебальцево ежедневно работают украинские волонтеры, которые на автобусах вывозят мирных жителей. Специальный корреспондент «Медузы» Илья Жегулев отправился в Славянск — и поговорил там с беженцами с востока (в том числе из Дебальцево), которые пытаются перебраться на запад страны.

Поезд, стоящий на третьем пути вокзала в Славянске, никуда не едет. Но жизнь в нем кипит: по плацкартным вагонам носятся дети, за столиками сидят люди — как будто этот состав просто задержался на станции и вот-вот тронется. Проводники в вагонах есть, но билетов никто не проверяет. В поезде обитают беженцы из разных районов восточной Украины. В этом временном центре размещения переселенцы ждут настоящих поездов, отправляющихся в западную часть страны; на вокзале им выдают бесплатные билеты — на те поезда, в которых есть места.

* * *

Каменщик из Попасной (Луганская область) Дмитрий Драгой рассказывает, что раньше военные стреляли через поселок, а в январе 2015-го начали бить прямо по населенному пункту. Он до последнего не хотел уезжать — и не стал бы, если бы жена не настояла.

«Просто-напросто жена была черная, а сейчас уже седая вся. Поседела буквально за три месяца». У седых родителей — полуторагодовалый ребенок. С лета 2014-го работы в поселке не было, Дмитрий обходился халтурой. «В последнее время я работал так: пришел, день отработал, заработал на хлеб — и ждешь следующего случая. Работы как таковой нет. Прятались дома: сначала бегали по подвалам, а потом я сказал — что будет, то будет; постоянно дома сидели. Я был как раз на работе, возле нас [участок] обстреляли, в трех метрах от дома. Пробило центральный водопровод, мы там и плавали. Сейчас на улице никого не осталось. Бомбят в последние две недели — вообще караул что творится. То хоть как-то раз-два стрельнут и затишье, а теперь вообще не утихает. Нас 15 человек выехало сейчас. Когда звонили — говорили, что мест нет, а когда пришли — вышел водитель-волонтер, удивился, говорит — много же должно быть. Собираемся двигаться в Чернигов».

* * *

Сергей покинул Ровеньки (самопровозглашенная Луганская народная республика) вместе с женой и шестью детьми. Последняя девочка родилась ровно тогда, когда территория поселка перешла под контроль сепаратистов. По словам Сергея, там сейчас находится учебная часть «ополченцев» и стоят казаки. Выехать семье помогла христианская церковь «Новая жизнь».

«Сначала позвонили, сказали: приходите кушать. Мы верующие люди, нас знают. Там сейчас вообще не бомбят, но мы уехали, потому что там существуешь, а не живешь. Денег не платят; бомбить — не бомбят. Я работал раньше подземным вольнорабочим в шахте. Шахты не закрылись, просто пошло сокращение, а я под него попал. Я начал оформляться по производственной травме, но начальник не захотел оплачивать лечение. В итоге я поссорился с начальником, пришлось его даже побить. Город Ровеньки стоит вообще почти пустой. У мамы во всем подъезде всего одна семья живет. Все просто уезжают оттуда, там делать нечего. Там шахтерам уже за два месяца не дают зарплату. Местная шахта — ДТЭК. Раньше была государственная, сейчас — [бизнесмена Рината] Ахметова. Ахметов помогал, была гуманитарная помощь раза два; денег — по две сотни гривен (немногим более 800 рублей — прим. „Медузы“). Сбыта угля просто нету. Официально уголь, может, и уходит, но не видно, как. Сейчас выехала только одна моя семья — вывезли сразу в Славянск, в центр переселенцев „Добрая весть“. Поедем во Львов, подальше от этой войны. Расчитываем, что у нас есть детские задолженности за полгода, а там работу, может, найдем. Нам же не платили [детские] с июля. Месяцами не выплачивали. Платить на каждого ребенка должны — мама как одиночка записана, должны платить».

* * *

Люди с территоррии ДНР и ЛНР недоверчиво относятся к журналистам и предпочитают не называть своих фамилий. Жизнь при новой власти научила их быть все время начеку. Валерий работал на шахте в Горловке, сейчас добыча угля встала. Половина бывших рабочих ушла в «ополчение», часть поддерживает шахту в рабочем состоянии, некоторые просто сидят без работы. В октябре 2014-го Валерий вышел на улицу без паспорта — его забрали сепаратисты: держали в плену, а отпустили только в конце декабря.

«Работал на них за кусок хлеба, фактически был рабом», — рассказывет Валерий. Но он не жалуется — рад, что остался жив. «Некоторых людей забивали до смерти, но это же у них политические были. Меня не за это, я просто без паспорта. По городу такие люди — кто мусор убирает, кто посуду моет, такие работы. Я же говорю — это беспредел. Это военная прокуратура. Они даже „ополченцев“ забирали, пытали их. Потому что „ополченцы“ сами недовольны ситуацией, за что воевали — непонятно. У них на передовой — своя власть, а у ментов в городе — своя. Я имею в виду военную прокуратуру. Ну, как такое возможно, что у человека за спиной две-три судимости, а он в ОВД с автоматом? Я просто слышал про него много, он не одну тюрьму прошел — и ходит теперь с автоматом. Мусорской беспредел. Самый криминальный сейчас район — Горловка. Зарплату получал последний раз — месяцев восемь-девять назад, когда еще шахты работали. Сейчас Ахметов помогает гуманитаркой. Правда, кроме ячки [ячменной крупы] я ничего не увидел, и полкило сахара еще. Обычно я такую собакам покупал».

* * *

В последнем «купе» возле туалета — Антон Василенко с гражданской женой Яной и четырехлетней Ксенией. Они приехали из Дебальцево (Донецкая область).

«Весь город разбит, каждый третий дом. Мы никак не прятались, дома сидели. Бывало спускались в подвал, но очень редко, — рассказывает Антон. — Обе стороны хороши, обе страдают. Сначала украинские войска зашли, освободили нас от „ополченцев“, теперь „ополченцы“ отвоевывают город, и кто кого лупит — непонятно. Если бы мы еще знали, кто, где, как. Восемь месяцев нет работы, с июля. Первый раз в июле нас украинская армия отвоевала. Работа была, но большой работы — не было. Мало магазинов было, которые работали. Сейчас — ни одного магазина, дороги разбомбили. Все садики не работают, все разбомбили. Их было у нас четыре, ни одного не осталось. Ни окон, ни дверей, ничего. Только вставят окна — их опять выбьют. Девчонке четыре года, как раз мы начали ходить, после Нового года садик стал до полудня работать, и мы перестали ее туда водить. А 19 января прилетел „Град“ в садик. Как раз в ту группу, в которую девчонка наша ходила. Слава Богу, с утра предупредили, что никуда не надо выходить — и в этот момент бомбануло. Девчонка и по подвалам, и по бомбоубежищам… Где она только не сидела.

Раньше я работал на железке — помощником машиниста, там самый большой узел. Говорят, нужна развязка. На самом деле, из-за чего они ведут бои — никто не понимает. Жена в магазине работала, но все магазины, в основном, позакрывались еще в июле. Работали только те магазины, где владельцы были же и продавцами. Никого на работу не брали, потому что даже своим платить нечего. Постоянно только и слышно было — бух-бах. А в последние десять дней — вообще ужас. И засыпали под бух-бах, и просыпались тоже. Такое ощущение было, что сейчас дом сложится, а потом обратно разложится. Стены ходили ходуном. Из знакомых, слава Богу, пока никто не погиб, но связи же никакой нет, у меня там родители остались, родственники. Не поехали — сегодня не успели. Автобусы, вроде как, ехали к нам, но не приехали. Меня, так как я с дитём, впихнули в маршрутку. Там волонтеры вывозили. Вывезли 25 человек.

Гумнитарку выдавали. Говорят — приходите и выдадут. А куда приходить, если обстрелы каждый божий день с шести утра? Будильник можно не заводить, ровно в шесть начинается обстрел каждый день — подъем.

При „ополченцах“ только в Славянске война была, „ополченцы“ и не заходили как бы даже. Все свои были. Свои казаки, свои „ополченцы“, их выгнали — стала украинская армия, и все. Дебальцевские все были. Они все поуходили, получается, воюют где-то там, что они там делают — не знаю. Войны никому не надо было триста пятьдесят лет. Никто из моих знакомых на сторону сепаратистов не переходил. Потом наша украинская армия нас взяла.

Сначала ходили пять дней одетые, обутые по квартире, потом пошли к родителям. У них дом. Там каждый божий день — холодильники отодвигались от стен от ударов волны. Сегодня приехали сюда, где-то что-то мерцает или бумкает — кажется, что сейчас прилетит что-то. Девчонке четыре года, она уже знает, что такое минометы, пулеметы».

Девочка добавляет: «Это то, из чего солдаты стреляют».

Читайте также: Город в тисках. Что нам известно о ситуации в Дебальцево

* * *

Максим Миханько, составитель вагонов на станции Дебальцево, прижимает пятилетнюю Варю к ногам. Девочка, несмотря на приключения последнего месяца, весело смеется, когда ее хотят сфотографировать. В последние дни семья Максима Миханько и Ольги Дергач фактически жила в подвале многоквартирного дома по улице Коммунистической, 22.

«Со всех сторон бомбят, пятиэтажные дома насквозь прошиты, — рассказывает Максим Миханько. — Раньше были военные, а сейчас людей нет вообще. По городу иногда танки проходят, идут танковые бои. Сейчас сели ждать эмчээсников. Хотим недалеко ехать, там родители остались».

Ольга Дергач раньше работала в магазине, но частный магазин закрылся с началом неразберихи. «Сейчас почти вообще ничего не работает, — рассказывает она. — С утра люди бегут, кто-то хлеб привезет, водичку надо брать, что-то купили — бегут обратно. Из крана-то нет воды. Как доставать? Топили снег. Есть готовили на кострах. Нет ни тепла, ни света, ни воды. До войны — и то была только с утра и вечером холодная, а газа и не было никогда. Электричество выключили недели три назад. Грелись в подвалах с буржуйками. В квартиру бегали одеться, перехватиться, в основном, в подвале были. Там и спали на матрасах. Ребенок молодец — еще держится. Все дети такие. Может, потому что еще маленькие, не страшно, не понимают, чем это грозит. Лучше держатся, чем взрослые».

* * * 

Таня лет пятнадцати никуда не ходит без мышонка по имени Бурячок — мышонка она эвакуировала из Дебальцево буквально в руках. К бомбежкам Таня настолько привыкла, что откровенно веселилась, глядя на работавших в городе журналистов: «Журналисты пугаются, а мы сидим спокойно, никуда не шевелимся, немного забавно было». Танина бабушка Ольга Васильева работала в библиотеке вплоть до января 2015-го, пока в библиотеку не попал снаряд.

«Мы все надеялись на лучшее, — говорит Ольга Васильева. — Неделя, и вся эта свистопляска закончится. Как сейчас помню — началось все с 19 января, на Крещение, с утра был обстрел — в 7:40. Запомнила, потому что, во-первых, это Крещение было, во-вторых, в больнице дрожали стекла».

Семья Васильевых приехала в Славянск поздно вечером — вместе с большой группой беженцев, которых вывезли из Дебальцево на двух автобусах. Группа сотрудников украинского МЧС помогала им перетаскивать сумки и организовывала в очередь — за бесплатными билетами. Пока мы общаемся с бабушкой, родители Тани решают, куда поехать. Жена хочет в Одессу, она поближе, муж уговаривает ехать в Киев. «Всех почему-то отправляют в Киев, а с Киева куда хочешь, туда и едешь».

* * *

Семья Решетовых решилась бежать из Дебальцево только в тот момент, когда снаряд прилетел к ним прямо в огород. Татьяна Решетова — вплоть до того, как отключили свет — работала контролером в местной энергосети. Сын был железнодорожником и не работал с лета; но его вынужденный простой оплачивали — денег с трудом, но хватало. «Всем платили понемножку. Пенсии выдавали, все было хорошо. Раньше нас не бомбили. Стояли украинские войска. Периодически в разных направлениях наступали. Пушка ужасная стреляла. Ужасная, учения у них были, говорили, мол, сепаратисты в лесу. Иногда было такое стрельбище… Но все это было не у нас. Ураганы летели в сторону Горловки. Потом выпускали ракету, по звуку — как гул самолета. В августе-сентябре украинская армия наступала. Но у них не получалось. Но сейчас уже стала наступать ДНР — и украинская армия начала их бомбить. Я их звук по слуху определяю. Они же стреляют на расстоянии. Через Дебальцево — в сепаратистов. Вообще, я сепаратистов не видела ни разу. Все, кто были за ДНР, уехали — и духу их там не было. Кто-то говорил, что они сидят в пионерском лагере „Салют“. Они забомбили этот „Салют“ — уже мы никогда туда не поедем. Сейчас стреляют, в основном, „Грады“ и минометные расчеты. Мы прятались в погребе — от „Града“ не спасет, если попадает прямиком в дом. Нам попал в участок. Поджилки тряслись, когда прямо в город попадало. Четыре улицы бомбили — Ленина, Артема, Советскую и нашу — Ленинградскую».