истории

Каждый день фоторедакторы «Медузы» просматривают сотни кадров с войны (нет, привыкнуть к такому невозможно) Эти фотографии впечатлили их сильнее всего в 2024 году

Источник: Meduza

С первого дня войны «Медуза» ежедневно публикует фотографии с фронта, из разбомбленных украинских городов, из российского приграничья, где идут бои, а также кадры с людьми — мирными жителями и военными, — попавшими в эпицентр исторических событий. Каждый день сотни (а порой доходит и до нескольких тысяч) снимков проходят через нашу фотослужбу — да, это масштабная работа, и нет, к ней нельзя привыкнуть. Иногда среди огромного количества кадров фоторедакторам попадаются те, что вызывают особенно сильные эмоции и сохраняются в памяти. Вот какие военные фотографии уходящего 2024 года запомнились каждому из них.

Катя

С этой фотографии для меня начался 2024 год. Она совсем не похожа на кадры с войны, которые я вижу каждый день, скорее на снимок из семейного альбома. Именно ее я вспоминала весь год.

Все чаще думаю: как много скрывается за пределами кадра и как много мы не можем увидеть? Как не начать механически скроллить фотоленты, хладнокровно отбирая снимки, чтобы «проиллюстрировать» событие?

Я спрашивала фотографа о судьбе Никиты. В мае, когда российские войска вновь пытались наступать в Харьковской области, его семья спешно эвакуировалась. Уезжая, Никита успел сфотографировать разрушенный соседский дом и свою собаку, которую пришлось оставить. Я также знаю, что его отец на фронте. Летом связь с семьей Никиты оборвалась — фотограф долго искал их и наконец недавно нашел. Они по-прежнему в Украине, их жизнь сейчас складывается непросто — они тоскуют по дому. Однажды мать Никиты шла пешком около четырех часов — только чтобы посмотреть, что стало с их домом. По ее словам, она бы сразу вернулась туда, если бы война закончилась, несмотря на разрушения.

Получается, портрет Никиты с игрушкой из ваты поддерживал мою эмоциональную связь с этой непостижимой войной целый год. Важно, чтобы, глядя на военную хронику, мы сохранили способность сопереживать. Ведь даже за самой, казалось бы, простой фотографией с войны кроется так много. 

Этот кадр украинского фотографа Романа Пилипея стал для меня символом стойкости украинцев. Поезд несется от кошмаров передовой в неизвестность, мы видим в маленьком тусклом окне едва приметный жест, а в нем — столько силы. Настоящее мужество — не на парадах и не в витиеватых речах про «Орешник».

В феврале 2022 года я верила, что, показав как можно большему количеству людей фотографии из Украины, мы поможем остановить войну. Потом были кадры из Бучи и Краматорска, снимки дома на набережной Победы в Днепре, клиники «Охматдет» — и еще тысячи свидетельств военных преступлений. Война неизбежно пришла и на территорию России. К началу 2025 года ощущение беспомощности накрывает все чаще. Но я до сих пор верю в силу документальной фотографии — и в то, что она приближает конец войны хотя бы на тысячную долю. Кадр за кадром фотография напоминает, как на этом снимке Максима Дондюка, что война — это опустошение и смерть.

Евгений Фельдман

Не думаю, что мой опыт работы фотографом в Украине в 2014 году — на Майдане и начавшейся после него войне в Донбассе — сильно помогает мне как фоторедактору. Разве что проще находить в съемках других фотографов следы показухи и постановочности — и наоборот, понимать, когда снимки живые и искренние. А еще я постоянно держу в голове, с чего все началось. Помню, что никаким «нацистским переворотом» революция в Киеве 2014-го не была, и знаю, что украинцы с тех пор защищают свою страну, просто потому что Путин решил их «наказать».

Фотографии с любой окопной войны достаточно однообразны: быт солдат, раненые, разрушения, погибшие. Тем важнее смотреть на эти снимки так, чтобы они все равно тебя задевали, — и со временем начинаешь понимать, какие сюжеты трогают чаще. Например, кадр с автобусом в Покровске цепляет меня контрастом: люди оказываются в той части своего города, где давно не были, но ничего привычного им там больше нет.

Сейчас, в конце третьего года войны, самыми страшными мне кажутся фотографии, сделанные с беспилотников. Поднимая в небо дроны, фотографы снимают разорванную взрывами землю, столбы дыма и тела погибших, стертые в пыль города и села, где о домах напоминают только квадраты фундаментов. Остались только топонимы на карте, а в сами эти места, возможно, больше никогда не вернется нормальная жизнь. Теперь эти города — мертвая полоса.

Миша

Дети — самые беззащитные свидетели войны. Каждый снимок с ними — это немое обвинение системе, которая отнимает у них детство и взамен дает только боль и потери. Даже за годы работы с военной фотохроникой сложно привыкнуть к этому зрелищу.

На этих фотографиях они не статисты. Они видели несправедливость, которую невозможно описать. Война лишает их будущего, уничтожая мечты еще до того, как они успевают появиться. Каждая утрата, пережитая ребенком на войне, — это мир, который не сбудется.

Эти кадры — напоминание о том, насколько высокую цену платят дети за решения взрослых.

Денис

Отсмотрев десятки тысяч фотографий с войны, увидев так много смертей, фоторедактор в какой-то момент начинает думать, что нарастил «броню», выжег себе все нейроны, отвечающие за эмпатию, научился входить в «рабочий режим».

Этот снимок с молодым военным напомнил мне, что «броня» — это иллюзия. Поначалу кажется, что солдат ранен и изможден — но жив. Но потом понимаешь, что сослуживцы укладывают тело в черный пластиковый пакет.

Эвакуация — один из самых распространенных сюжетов в военной фотографии, и мы, фоторедакторы, кажется, видели все возможные вариации на тему. Кроме того, я стараюсь как можно реже выбирать для наших материалов фотографии, где сломана четвертая стена, то есть герой кадра смотрит в камеру, на зрителя. Но у женщины на этом снимке настолько пронзительный взгляд — мне показалось, что в ее глазах застыли все эмоции, которые может переживать человек, покидающий родной город под обстрелами. Женщина растеряна, испугана и не знает ни когда все это закончится, ни за что ей приходится через это проходить.

Для меня по-настоящему хорошая фотография — всегда про людей, их действия и последствия этих действий. Кадр работает, когда он рассказывает понятную историю, вызывает у зрителя интерес и сопереживание к героям. 

У меня нет детей, но я могу представить, что потеря ребенка — это непередаваемая боль. В позе пожилого мужчины на этой фотографии выражена вся глубина этой боли. Я показывал этот снимок людям, у которых есть дети, — и они видят в нем еще больше силы и эмоций, чем я.