разбор

«Признание палестинского государства европейцами сегодня — это подарок ХАМАС» Арабист Марианна Беленькая — о дипломатическом провале Нетаниягу, изоляции Израиля и будущем Газы

Источник: Meduza

28 мая вступит в силу решение властей Норвегии, Ирландии и Испании о признании Палестины как государства. Этот шаг трех европейских стран стал одним из элементов международной кампании давления на Израиль на фоне войны в секторе Газа. Премьер-министр Биньямин Нетаниягу и министр обороны Йоав Галант — под угрозой обвинения в военных преступлениях Международным уголовным судом. Другой международный суд — ООН в Гааге — на днях потребовал от Израиля прекратить наступление на город Рафах. Даже ближайший союзник — США — в мае временно прекратил поставлять Израилю некоторые виды оружия. С чем связаны все эти решения западных стран и международных институтов? Насколько сильной может быть изоляция Израиля? Каким правительство Нетаниягу видит будущее Газы? Эти и другие вопросы «Медуза» обсудила с арабистом, автором телеграм-канала «Фалафельная» Марианной Беленькой.

— Почему, на ваш взгляд, именно Норвегия, Ирландия и Испания решили первыми из европейских стран после начала войны в секторе Газа признать палестинское государство? Кажется, все три страны далеки от конфликта и не имеют особых причин принимать такие резонансные решения.

— Как минимум Норвегия всегда выступала за мирный процесс и за создание двух государств — еврейского и палестинского. Именно в Осло в 1993 году были проведены самые результативные в истории конфликта переговоры, хотя отношение к ним очень разное. Тогда Израиль признал правомочным представителем Палестины ООП (Организацию освобождения Палестины, — прим. «Медузы»), а ООП согласилась с самим фактом существования израильского государства. С тех пор Норвегия оставалась важным переговорным посредником, всегда выступая за реализацию идеи двух государств.

Что касается Ирландии, то у нее тоже есть своя история вопроса. Еще в 1980-м страна стала первой на Западе, заявившей о необходимости признания палестинского государства, и одной из последних, в 1993-м, позволила Израилю открыть на своей территории постоянное представительство.

В случае Испании можно вспомнить Мадридскую конференцию 1991 года, с которой начался мирный процесс, хотя, в отличие от переговоров Осло, она не привела к конкретным результатам для палестинцев и израильтян. Плюс, думаю, решение Мадрида во многом объясняется ориентированной на левую повестку позицией нынешних властей.

— Учитывая и признание Палестины странами ЕС, и угрозу ордера Международного уголовного суда на арест премьер-министра Биньямина Нетаниягу и министра обороны Йоава Галанта, как вы думаете, к чему приведет все это давление? Рассчитано ли оно на то, что Нетаниягу смягчит политику в отношении сектора Газа, или на то, что Нетаниягу от власти будет отстранен и на его место придет более договороспособный лидер?

— Это все очень сложная история, в которой смешано много факторов. Мы пока не знаем, какой будет полная ответная реакция правительства Нетаниягу на все эти события, но ситуация для Израиля, очевидно, очень серьезная. Например, недавнее решение Международного суда ООН в Гааге может быть вынесено на рассмотрение Совета Безопасности ООН, и если США не применят права вето, то Израиль может оказаться вынужден идти против резолюции Совбеза [о необходимости скорейшего прекращения боевых действий во всем секторе Газа как максимум или в городе Рафахе как минимум]. Это будет не первый раз, когда страна проигнорирует международный призыв (как и другая сторона конфликта — Палестина), но такая ситуация может еще более ухудшить отношения Израиля с западными государствами.

И страшна не столько сама по себе подобная резолюция, сколько риск санкций, которые могут за ней последовать. Израиль не такая большая и самодостаточная страна, как Россия, и некоторые ограничения могут оказаться очень болезненными. Например, эмбарго на поставки оружия. Впрочем, такая перспектива сегодня выглядит все же одним из долгосрочных сценариев: пока кажется, что на эмбарго США уж точно наложат свое вето.

Тем не менее мы, безусловно, наблюдаем серьезную попытку давления на Израиль в целом и на правое правительство Нетаниягу в частности. С одной стороны, премьер не может не учитывать ситуацию на международной арене, она, очевидно, обсуждается с теми же американскими властями — и если они все еще дают гарантии своего вето в Совбезе, это сильно упрощает для него положение дел. С другой стороны, Нетаниягу не может слепо опираться на решения международных органов, исходя из внутриполитической ситуации. У него есть сторонники по коалиции, которые выйдут из нее, и правительство развалится, если боевые действия под давлением Запада будут остановлены. Плюс внутри страны есть немало людей, которые тоже выступают против такого сценария.

В итоге Нетаниягу нужно выбрать решение, которое и позволит ему сохранить коалицию и поддержку сторонников, и обеспечит безопасность Израиля. Безусловно, сегодня можно констатировать, что он потерпел дипломатическое поражение. В то же время даже в израильской оппозиции есть силы, которые раскритиковали потенциальное решение об ордере МУС на арест премьера и министра обороны. Никто не хочет, чтобы руководители страны оказались персонами нон грата в общении с некоторыми партнерами — например, Францией и Великобританией. Да и США, хотя и не перестанут быть главным союзником Израиля, не смогут не учитывать факт решения суда вовсе.

— Говоря о США, можем ли предполагать, что возможная победа Дональда Трампа на выборах президента — на руку Нетаниягу? Можно ли назвать Трампа более решительным союзником Израиля, чем Джо Байдена?

— Во всяком случае, так считается. Правый лагерь в Израиле не скрывает, что ждет возвращения Трампа на президентский пост. Проблема в том, что Трамп непредсказуем в своих решениях. Да, он опирается на электорат, который поддерживает Израиль, — и в этом смысле ему проще. Но какие интересы он будет преследовать в конкретный момент, предсказать сложно. В одном из недавних интервью Трамп заявил, что идея двух государств, которой формально всегда придерживались США, уже не релевантна. Так радикально он не высказывался даже в бытность президентом.

— А сценарию двух государств есть разумные альтернативы?

— Пока скорее нет. В Израиле ведется такая дискуссия — например, о едином государстве с палестинской автономией внутри, — но сказать, что есть решение, устраивающее все стороны, мы не можем.

— В таком случае как стоит интерпретировать решение Норвегии, Ирландии и Испании? Если создание палестинского государства сегодня — лишь один из сценариев, признание его независимости европейцами — это скорее сигнал их несогласия с методами операции Израиля в секторе Газа?

— Это и сигнал несогласия — не столько даже с методами, сколько с последствиями войны. Также это сигнал недовольства праворадикальным правительством Нетаниягу. И еще — выражение поддержки мирного процесса, результатом которого должно стать создание двух государств. Также европейцы, скорее всего, хотят поддержать умеренные силы в Палестине, то есть правительство Махмуда Аббаса в Рамалле. Но это кажется несвоевременным шагом: если бы такой сигнал был послан до войны, то он бы прозвучал громче. Сегодня же ХАМАС может присвоить заслугу от такой поддержки себе: не Аббас, а именно они, боевики ХАМАС, вернули палестинский вопрос в международную повестку и заставили европейцев действовать. Получается, что без террористической атаки 7 октября 2023-го Норвегия и другие страны не признали бы независимость Палестины. Звучит, будто это настоящий подарок ХАМАС, даже если европейские государства об этом не задумывались.

— Насколько сегодня вообще вероятен сценарий разгрома ХАМАС и установления контроля над всеми палестинскими территориями той же администрацией Аббаса? И не приведет ли такой ход развития событий к быстрому восстановлению власти радикалов?

— Сегодня нам сложно рассуждать в таком ключе. Прежде всего, потому что мы не знаем, как будут развиваться события в Газе. Тут очень много «если». Разгромить такую группировку, как ХАМАС, полностью, сложно — мы видим это на примере тех же ИГИЛ и «Аль-Каиды». Можно лишить их возможности управлять определенной территорией, можно нанести им военное поражение — но ты не победишь на поле боя идеологию. А силы ХАМАС в любом случае останутся и на Западном берегу, и в Сирии, и в Ливане; лидеры группировки живут в Катаре. Так что боевиков можно лишить военной инфраструктуры, руководства, контроля над Газой — но в какой-то форме это образование (или близкие к нему — тот же «Исламский джихад») останется. И главная задача, действительно, — не допустить их повторного прихода власти, не дать им вновь восстановить ресурсы.

В этом смысле очень важный вопрос — кто будет управлять Газой после ХАМАС. Правительство Нетаниягу против того, чтобы это была администрация Аббаса: власти Израиля считают, что последняя недалеко ушла от ХАМАС в смысле идеологии и не имеет достаточного ресурса для контроля над Газой. Даже на Западном берегу ЦАХАЛ приходится регулярно проводить точечные операции — это говорит о слабости местного палестинского руководства. При этом в идеале, вероятно, Израиль бы хотел того же уровня контроля над Газой: чтобы очаги террористической активности израильская армия подавляла бы без сопротивления той власти, что установится над этой территорией. Это, в свою очередь, едва ли устроило бы палестинскую администрацию: никто не хочет выглядеть коллаборационистским режимом, действующим под управлением Израиля.

Так что сегодня будущее Газы вызывает очень много вопросов. Краткосрочно не исключен даже вариант полной оккупации территории Израилем — очень сложный, опасный и способный погрузить Израиль в еще более сильную международную изоляцию. Резюмируя, мы можем лишь уверенно сказать, что стратегия для Газы зависит от исхода войны.

— Насколько популярна в Израиле идея полной оккупации Газы?

— Опросов на этот счет я не видела. Но тут все зависит от взглядов человека: крайне правые силы, безусловно, всерьез рассматривают такой вариант развития событий и считают его оправданным; более умеренные консервативные израильтяне понимают, что этот сценарий может быть неизбежным «меньшим из зол». При этом даже правый министр обороны Галант заявлял, что не хотел бы оккупации Газы. В идеале Израиль мечтал бы о том, чтобы управление территорией на себя взял кто-то другой. Но этот «кто-то другой» — будь то палестинская администрация или влиятельные арабские страны — не хочет подставляться и брать власть в Газе, не зачищенной от ХАМАС. Так что все опять упирается в исход войны.

Что касается того, боятся ли израильтяне санкций за оккупацию, то таких замеров общественного мнения в стране тоже не проводится. Но есть опросы о поддержке операции в Газе в целом. Согласно одному из последних опросов на эту тему, 43% населения выступают за продолжение войны, 37% — за приостановку боевых действий и сделку с ХАМАС ради возвращения израильских заложников. Хотя, к сожалению, и непонятно, сколько из пленников осталось в живых.

При этом не стоит думать, что число людей, оправдывающих методы ведения войны, совпадает с числом сторонников ее продолжения. Никто в Израиле не поддерживает военные преступления, тем более сегодня, спустя более чем полгода после теракта 7 октября. Есть люди, которые считают неизбежными потери среди гражданского населения Газы, за спинами которого прячутся боевики, и принимают эти потери, есть те, кто против любой гуманитарной помощи Газе до выдачи израильских заложников. Но в стране точно нет массового одобрения военных преступлений.

— Именно в военных преступлениях обвиняют Израиль в международных судах. На днях Международный суд ООН по иску ЮАР предписал Израилю прекратить наступление в Рафахе. Что вы думаете об этом решении и почему именно ЮАР инициировала такое разбирательство?

— Как я и говорила раньше, правительство Нетаниягу будет взвешивать потенциальный ущерб от такого решения. Но пока операция продолжается. И, видимо, будет продолжаться какое-то время. Переговоры о прекращении огня при этом неизбежны и не зависят от международных судов. Израиль в любом случае останется заинтересован в возвращении заложников. А подобные директивы лишь усиливают позицию ХАМАС на таких переговорах.

Что касается того, почему именно ЮАР инициировала судебное разбирательство, то стоит вспомнить, что республика десятилетиями поддерживала Палестину в конфликте. Со времен борьбы с апартеидом для страны очень важна поддержка народно-освободительных движений, одним из которых она считает и палестинское движение. Кроме того, это возможность показать свою дипломатическую значимость.

— А какую дипломатическую роль в нынешней ситуации вокруг Израиля могут сыграть США?

— США, безусловно, не могут не быть обеспокоены тем фактом, что европейские страны признали палестинское государство. Для Вашингтона очень важно не оказаться единственным союзником Израиля как минимум в формате того же НАТО. Это будет выглядеть странно. Так что, убеждена, администрация Байдена приложит усилия к тому, чтобы вслед за Норвегией, Ирландией и Испанией палестинский суверенитет не признали другие европейские правительства.

— Как может выглядеть худший сценарий для Израиля? Может ли это быть изоляция масштаба той, в которой оказалась Россия после начала полномасштабной войны в Украине?

— Россия точно чувствовала себя более уверенно, развязывая эту войну, потому что как минимум в ее энергоресурсах нуждались многие партнеры — а такие связи не рвутся в один момент. В случае Израиля сперва, вероятно, можно будет говорить о персональных санкциях — таковые уже даже введены против некоторых поселенцев на Западном берегу. Опасен также риск санкций против технологической индустрии Израиля, плотно интегрированной в мировой рынок. В стране работают многие западные компании — и они точно испытают проблемы в бизнесе, если какие-то ограничения будут наложены. Но сценария, аналогичного российскому в полной мере, для Израиля я пока не вижу. Это был бы слишком громкий скандал — трудно представить себе такое давление на демократию, живущую по западным стандартам.