истории

Нобелевскую премию по литературе получила Анни Эрно. Ее романы — эталонные образцы женского письма Это решение выглядит безмятежным (и странным) — как будто оно принято вовсе не в апокалиптическом 2022 году

Источник: Meduza

Нобелевская премия по литературе присуждена французской писательнице Анни Эрно. Ее наградили «за храбрость и клиническую точность, с которой она вскрывает истоки отчужденности и коллективные ограничения личной памяти». Эрно — автор во многом автобиографических романов «Событие», «Женщина», «Обыкновенная страсть», «Годы», «Внешняя жизнь» и других, ее работы — образец женского письма. Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о том, насколько странным в 2022-м выглядит это решение Нобелевского комитета.

После того как значительная часть членов Шведской академии покинула свои посты по результатам громкого конфликта 2018 года (напомним, тогда академиков обвинили в разглашении конфиденциальной информации и сокрытии сексуальных домогательств), политика главной литературной премии мира претерпела серьезные изменения.

Прежний состав судей регулярно критиковали за эпатаж, политическую ангажированность и потакание массовому вкусу: так, присуждение премии Светлане Алексиевич, Бобу Дилану и Кадзуо Исигуро вызвало бурные дискуссии по всему миру. Нынешнее жюри если в чем и можно обвинить, то только в избыточной обтекаемости, неяркости и словно бы намеренном дистанцировании от любой общественно-политической повестки.

И полька Ольга Токарчук, и австриец Петер Хандке (из-за вынужденного перерыва в работе премии они получили награду одновременно: она — за 2018-й, он — за 2019-й), и американка Луиза Глюк (2020), и англичанин занзибарского происхождения Абдулразак Гурна (2021) воплощали идею безопасного, неполемичного выбора, гендерно корректного, приемлемого с культурной точки зрения и нейтрального во всех прочих отношениях. Нынешняя лауреатка, француженка Анни Эрно, продолжает эту линию: достойная писательница старшего поколения (она родилась в 1940-м), уроженка Запада, без выраженной репутации, скандального прошлого или яркой гражданской позиции.

Несмотря на то, что в нобелевской формулировке справедливо отмечаются «отвага и клиническая острота» работы Анни Эрно с темой личной памяти, главного эти слова, пожалуй, все же не отражают: все написанное Эрно — эталонный образец современного женского письма. Книги писательницы — жесткие и болезненные, укорененные в персональных переживаниях, физиологичные и выламывающиеся за рамки традиционного повествовательного канона — представляют собой растянутую на десятилетия попытку осмыслить и облечь в слова женский опыт во всей его полноте. 

Детские травмы, любовное безумие (о нем рассказывает самая, наверное, известная вещь писательницы «Обыкновенная страсть», легшая в основу одноименного фильма с русским танцовщиком Сергеем Полуниным в главной мужской роли), первый сексуальный опыт и сопутствующая ему неловкость (этой теме посвящена «Память девушки») и тягостный разрыв долгих отношений (о нем речь идет в романе «Во власти») — обо всем этом Анни Эрно говорит одновременно страстно и отстраненно, в должной пропорции смешивая художественный вымысел и персональный документ. Словом, если задаться целью непременно нанести Эрно на литературную карту мира, место ей найдется где-то в обширной и обжитой области фемлитературы — неслучайно в России книги новой нобелевской лауреатки по большей части выходили в главном феминистском издательстве страны No Kidding Press.

Анни Эрно не первая феминистка, удостоившаяся Нобелевской премии. Первой стала австрийка Эльфрида Елинек, получившая награду в 2004 году. И в этом без малого 20-летнем зазоре, разделяющем двух писательниц, кроется принципиальная разница не между ними самими даже, но между двумя решениями нобелевского жюри.

В 2004 году женское письмо было молодой и дерзкой тенденцией, только пробивавшей себе дорогу в пространство большой литературы. Наградив Елинек как одну из самых ярких его представительниц, Шведская литературная академия тем самым взяла на себя роль первопроходческую, проактивную: она одновременно открыла фемсловесность для широкой публики и положила конец утомительному спору, точно ли это странное угловатое нечто может считаться литературой. В 2022-м женское письмо — респектабельный мейнстрим со своими гранд-дамами (Анни Эрно, безусловно, из их числа) и парвеню, а потому награда его представительнице выглядит совершенно иначе — всего лишь как очередное подтверждение очевидного. Из проактивной роль Нобелевской премии становится, таким образом, реактивной — она больше не определяет тренды, но лишь с большим запозданием их фиксирует и подкрепляет собственным авторитетом то, что, в принципе, в подкреплении уже не нуждается. 

И если в прежние годы эту отстройку от горячей актуальности, эту осмотрительность и нейтральность можно было с известными оговорками счесть проявлением разумного консерватизма, то в нынешнем сезоне подобная политика нобелевского жюри вызывает лишь недоумение. В год, когда мир оказался перед лицом самого серьезного за несколько десятилетий кризиса, стремление оставаться над схваткой, избегать неожиданных решений и вообще безмятежно делать вид, что все идет как раньше, производит, мягко скажем, двойственное впечатление.

Многие эксперты в 2022 году обсуждали возможность присуждения премии писателю из Украины (и заранее ругали этот выбор за его прямолинейную политизированность) — пожалуй, это в самом деле было бы уместно. Однако и помимо такого очевидного, в общем-то, шага, у Нобелевского комитета была возможность выступить с сильным, запоминающимся заявлением — так, например, присуждение награды кому-то из по-настоящему популярных писателей (букмекеры в этом году привычно и безнадежно принимали ставки на Стивена Кинга, Джоан Роулинг и Харуки Мураками) или, напротив, долгожданное признание графического романа полноценной частью литературы было бы куда важнее, заметнее и полезнее, чем нынешнее неброское решение.

Трудно отделаться от ощущения, что, любой ценой уклоняясь от критики и избегая конфликтов, Нобелевская премия по литературе прямым курсом движется в сторону утраты авторитета, влияния, а в конечном счете и банальной видимости.