Лица ветеранов Серия портретов Мартина Ромерса
Фотограф Мартин Ромерс в середине 2000-х снимал ветеранов, воевавших по разные стороны фронта, и записывал их монологи. В итоге в Голландии была издана книга «Никогда не прекращающаяся война». «Медуза» в День Победы предлагает читателям посмотреть на несколько работ Ромерса и прочитать монологи о войне русских, польских, немецких, американских и британских солдат.
Иосиф Качвальский, 1913 года рождения, Россия. «Я из хорошей семьи из Белоруссии. Мой дед был полковником в царской армии. После того как к власти пришли коммунисты, нашу семью отправили в лагерь в Архангельске. К тому времени мама уже сбежала в Москву к своим братьям. В 1937 году она была найдена и убита. Мы с отцом сумели сбежать из лагеря со второй попытки. […] Когда война началась, я подавил свои чувства к советской власти и решил воевать за родину. Я воевал не за Сталина. По его вине миллионы солдат были убиты. Все одаренные офицеры были казнены, армия управлялась плохо. Не Сталин выиграл войну, это сделал народ».
Эдмунд Вагнер, 1926 года рождения, Польша. «Я не мог плыть и начал тонуть. Кто-то взял меня и выпихнул на пляж — вот так я высадился в Нормандии. Потом мы отдыхали на солнце и курили сигареты вместе с канадцами в яблоневом саду неподалеку от Кана. Над нами пролетели самолеты — мы решили, они летят в Германию. Потом бомбы начали падать. Мы прыгнули в какую-то яму, заполненную водой, прямо друг на друга. Все закончилось через несколько минут. Мы потеряли восемь человек. Также были убиты несколько канадцев, но они не сказали, сколько именно. Мы были по-настоящему злы, но Лондон сказал, что это наша вина — мы продвигались слишком быстро, и пилоты приняли нас за немцев. Никто потом об этом не вспоминал, дело решили замять. […] Я не мог вернуться на родину после войны. Этот чертов Черчилль продал Польшу России. Коммунисты не хотели нас видеть, потому что мы были британцами. Я остался в Голландии, написал матери, что встретил здесь девушку. „Оставайся там“, — написала она в ответ. В 1959 году я хотел навестить маму в Польше в первый раз со времени войны. Но у меня не было паспорта, гражданства. Я написал письмо королеве с просьбой даровать мне голландское подданство. Я получил его и мне даже не пришлось за него платить. И вот однажды в Рождество я постучался в двери своего родного дома».
Герхард Хиллер, 1921 года рождения, Германия. Весной 1944 года мы вели привольную жизнь в бункере на Нормандском пляже. Когда выдавалась свободная минута между дежурствами, мы пробирались по минному полю на пляж купаться и загорать. 6 июня я дежурил в своем бункере. Когда рассвело, я увидел их — огромное количество лодок, им счета не было. Мы были шокированы. Мы думали, что союзники высадятся в Кале, не рядом с нами. Некоторые начали молиться, некоторые обмочились. Рекруты, которые тренировались всего шесть недель, запаниковали. Мы, старые солдаты, поняли, куда будут стрелять орудия и укрылись, а рекруты — нет, так что основные жертвы были именно среди них. […] Меня взяли в плен и отправили в Техас. Там я собирал хлопок вместе с неграми. Американцы заботились о нас лучше, чем о своих чернокожих согражданах. После войны нас перевезли в Англию. Там пришлось много работать, меня не освобождали вплоть до 1948 года. Это было против международного права. Я покинул дом в 19, вернулся в 27. Я пропустил лучшие годы моей жизни«.
Фред Блейклок, 1919 года рождения, Великобритания. „Я до сих пор не люблю немцев моего поколения, я считаю их виновными в войне. Большинство из них поддерживало Гитлера, когда тот выигрывал. Только когда мы пришли и их победа оказалась под угрозой, они изменили свои взгляды. Мы победили, но немцы могли сделать это и сами, если бы они действительно были против Гитлера. […] Я разговаривал с немецкими ветеранами несколько раз. Их, как и меня, просто отправили на войну, но все равно я не хотел бы иметь с ними ничего общего. Потому что я потерял многих друзей и шесть лет собственной жизни. Я не могу им этого простить“.
Ганс Ноппени, 1921 года рождения, Германия. „Много лет назад мы с женой были в Голландии, обедали в одном ресторане. За соседним столиком сидели две голландские пары, на вид им было около 40. Когда они закончили есть, они поставили грязную посуду с объедками на наш стол — в знак протеста. Они ничего не сказали и ушли. Я спросил у жены: „Почему они так ненавидят нас, немцев?“ Такой ненависти я никогда не испытывал. […] Мы не могли ничего поделать с тем, что произошло [во время войны], и они не могли. Обычные люди как мы — нам нечего сказать о войне. Нас направили туда, как ягнят на заклание. Если бы мы отказались, нас бы убили — мне до сих пор снятся кошмары об этом. […] Однажды жена сказала мне: „Странно, что ты никогда не встречаешься со своими школьными друзьями“. Я ответил: „Это понятно, ведь все они лежат где-то в России или на морском дне“. Медали, которые я получил, — это худшая награда в моей жизни. Когда война закончилась, я их все выкинул“.
Вим Ягтенберг, 1915 года рождения, Голландия. „Мы защищались в битве при Греббеберге, но не смогли противостоять немцам. Я спросил капитана, что нам делать, но он сидел со слезами на глазах и только пожал плечами. Мы сдались. Немцы, все в камуфляже, кричали и стреляли. Один голландский сержант орал „Мерси“ и „Хайль Гитлер!“ Немцы шли дальше к Греббебергу и заставляли нас тащить их тяжелое вооружение. Мы шли прямо по обстреливаемой дороге, а немцы прятались в канавах по бокам. Голландцы начали стрелять, я был ранен в колено и упал в канаву. Немцы переступали через меня. […] Одного немецкого солдата застрелили и он упал прямо на меня. Из него текла кровь. Он потянулся к моей руке, а я к его. В этом не было ничего странного, потому что мы все были на пороге смерти. Немец умер через десять минут. Утром немцы отступали. Был прекрасный весенний день. Птицы пели вокруг меня, лошади паслись. Я был счастлив и не желал ничего больше. Это был конец, и это было нормально. Но когда солнце зашло, боль пришла обратно. К тому же было холодно и хотелось есть. Я снова хотел жить“.
Джек Шлегель, 1923 года рождения, США. Я родился в Бремерхавене, в Германии. Мы с родителями переехали в США из-за Великой депрессии 1930-х. Когда началась война, я был под подозрением, ведь я из Германии. Мне было так неприятно от этого, что я пошел волонтером на войну. […] Во время Арденнской операции группа из 500 немцев была взята в заложники. Один из охранников подошел ко мне и спросил: „Твоя фамилия Шлегель, да? У нас тут немец, которого тоже зовут Шлегель“. Я пошел с ним и увидел моего двоюродного брата Гарри. Мы поговорили о семье, он рассказал мне, что с нашим дедом все хорошо. Я попросил охранников обращаться с ним хорошо. Сейчас Гарри тоже живет в Америке, но до сих пор считает, что, если бы немцы победили, мир был бы намного лучше».
Филипп фон Безелагер, 1917 года рождения, Германия. Ординарец фельдмаршала фон Клюге. В июне 1942 года под Смоленском мы узнали, что к пятерым цыганам были применены «меры специального воздействия». Мы тогда даже не поняли, что это значит, и спросили у старших. Командир СС растолковал, что получен приказ убивать евреев и цыган, которые являются врагами Рейха. Такие слухи ходили, но это был первый раз, когда мне официально сказали о приказе сверху убивать евреев и цыган. Это был поворотный момент. По-моему, быть офицером не значит участвовать в военных преступлениях. Я присоединился к группе заговорщиков во главе с генерал-майором Хеннинг фон Тресковым, которая собиралась убить Гитлера. Я был самым младшим среди них. Будучи ординарцем, я встречался с Гитлером четыре или пять раз. Когда я подходил к нему, я съеживался. Я никогда не говорил с ним, лишь жал руку и здоровался. За несколько дней до 20 июля 1944 года я вместе с 1200 солдатами отправился в аэропорт, чтобы арестовать высшее командование СС в Берлине. Но покушение на Гитлера провалилось, и мы вернулись на фронт. Почти все заговорщики либо подверглись репрессиям, либо покончили жизнь самоубийством. До самого конца войны я боялся, что и меня тоже обвинят в участии в заговоре. Только в день капитуляции я выбросил капсулу с цианистым калием в реку.
Кшиштоф Гриф-Ловчовски, 1923 года рождения, Польша. Немцы — самые жестокие из всех, кто участвовал в войне. Они убивали нас, поляков, как будто расстреливали кур. Они убивали наших жен и наших детей. Я сам убил 17 немцев. Первый пытался меня задушить. Я засунул пальцы ему в глаза и ударил между ног. Он меня отпустил, а я его застрелил. Мои товарищи шутили, что немец был лучше и красивее меня, у которого на шее остались следы от его рук. У него была медаль, которую я повесил в туалете. Другую медаль, которая у меня висит, я снял с тела другого немца. Местные дети, когда узнают про медали, специально приходят ко мне в туалет на экскурсию.
Прасковья Абалихина, 1922 года рождения, Россия. «Люди голодали во время блокады Ленинграда. Однажды я увидела женщину, она работала на улице, потом начала раскачиваться, села и умерла. Я работала телеграфисткой в армии и получала 300 грамм хлеба в день, а не 125, как обычные люди. Каждый день я откладывала немного хлеба и раз в пять дней относила скопленное своей семье в центре города. Мне надо было пройти 15 километров пешком, трамваи уже не ходили. Но несмотря на хлеб, моя золовка умерла от голода. Ее муж, мой брат, был к тому времени убит. Моя мама забрала их детей к себе. Когда я приходила, они лежали на кровати — кожа и кости. Я сама была дважды ранена и вместо ноги у меня протез. Я так и не вышла замуж после войны. Я воспитывала племянников и ухаживала за матерью. Никому я больше не была нужна».
Освальд Ван Оотегхем, 1924 года рождения, Бельгия. «Я из националистической фландрийской семьи. Еще мальчиком был активным членом националистического фламандского молодежного движения. До войны права фламандцев не признавали в Бельгии, и у нас была массовая коррупция и безработица. В Германии за несколько лет сумели устроить 6 миллионов безработных и вообще ввели много прогрессивных социальных мер. В 1937 я поехал с отцом на выставку Schaffendes Volk в Дюссельдорфе, где демонстрировали экономические и технологические успехи Третьего Рейха. Это производило впечатление. Во время оккупации было распространено сотрудничество с немцами. Когда началась война с Советским Союзом, фламандские лидеры призвали молодежь на борьбу с „христианской цивилизацией“, „против безбожных большевиков“ и „за равные права фламандцев в новой Европе“. Как 17-летний идеалист-католик, я стал Волонтером Легиона Фламандцев, которые потом вошли в состав войск CC. Я вернулся с войны убежденным пацифистом. Если бы я знал, что такое война, я никогда бы не стал ее частью. Но я был рожден фламандским националистом, им и умру».
Гарри Херклотц, 1916 года рождения, Голландская Ост-Индия. Был врачом в Королевской Нидерландской Индийской армии. «Я был взят в плен японцами в Яве. Они отправили меня с остальными пленными в Японию. Нас везли в колонне из десяти кораблей. По дороге на конвой напали американские подводные лодки. Все корабли потопили. Почти 1000 человек убили, а я как-то выплыл. Я держался за балку и меня подобрала японская рыбацкая лодка. Я был одним из примерно 25 выживших. Когда я добрался до Японии, меня отправили в лагерь военнопленных номер 14 в Нагасаки. Однажды в августе я строил бомбоубежище и произошел гигантский взрыв. Все затряслось, как будто землетрясение. Я вышел на улицу, но все было черным-черно, я не мог никого найти. Когда стало светлее — я увидел море. Вообще-то море не должно было быть видно, потому что там были здания. Они исчезли. Все, что я мог видеть в гавани — мачты затонувших кораблей. Деревья вырвало с корнем, все было разрушено и покрыто огромным количеством трупов. Одна женщина со свисающей кожей искала своих детей. Город выгорел за два дня. Потом я узнал от американского журналиста, что это была атомная бомба. В 1946 у меня на голове выросла опухоль и так и не исчезла. Я дожил до старости и думаю: как это вообще произошло?!»
Фредерик Леннарт Бентли, 1924 года рождения, Великобритания. Ослеп от немецкой гранаты во время патрулирования в городе Кан в Нормандии. «Мои товарищи оставили меня. Так было [в то время]: ты не помогал раненым. Ты должен следить за собой. Я сам решил свои проблемы. Если бы немцы нашли меня, они бы меня, конечно, застрелили. Ты не предлагаешь раненому кровать, ты его закапываешь. Я бы поступил также. Люди, которые не были на войне, не могут этого понять. Ты живешь в окружении смерти 24 часа в сутки. Эта война была для меня закончена. Я работал 33 года инженером-механиком на заводах Лейланда. Проверял машины на ощупь. У меня была работа, я женился, у меня четверо детей. У меня была хорошая жизнь после войны».
Зинаида Мамленова, 1924 года рождения, Россия. «Я работала в железнодорожных войсках. Когда немцы вторглись в нашу страну, мы отступали на восток и уничтожали по дороге все железнодорожные пути. Потом мы снова напали на немцев и двинулись на запад, восстанавливая пути заново. 9 мая 1945 года я была в Чехословакии в маленьком городке в трех километрах от фронта. Я занималась какой-то административной работой в штаб-квартире. Было тихо, я спала. Вдруг я услышала пулеметную очередь. Я подумала, что немцы снова нападают. Из ниоткуда послышался шум шагов на лестнице. Я решила, что это немецкие солдаты. Я была в таком ужасе, что не могла говорить и была готова выпрыгнуть из окна. Открылась дверь, вбежали мои товарищи. Они схватили меня и стали целовать, поздравлять с победой. Война закончилась».