«„Левиафан“ к настоящей России оказался скорее комплиментарен» Публикуем фрагмент книги Александра Роднянского «Нелюбовь». Она вышла в нашем издательстве

В декабре в издательстве «Медузы» вышла книга кинопродюсера и медиаменеджера Александра Роднянского «Нелюбовь. О путинской России в девяти фильмах». Роднянский размышляет, как менялась политическая и общественная жизнь в России на протяжении последних двадцати лет, и пытается понять, почему он сам и многие его коллеги из мира кино и медиа не верили, что может начаться война. О цензуре, усиливающихся репрессиях и давлении со стороны властей Роднянский рассказывает на примере работы над девятью фильмами — начиная с «9 роты» Федора Бондарчука и заканчивая картиной Владимира Битокова «Мама, я дома». «Медуза» публикует фрагмент главы, посвященной фильму Андрея Звягинцева «Левиафан».

Заказать книгу «Нелюбовь» можно здесь.

Рассказывая о фильмах Андрея Звягинцева, я всегда буду повторять одну и ту же очень важную мысль: кино Андрея — это никогда не публицистика. Истории о сегодняшнем дне, порой острые истории, всегда важны ему своей человеческой составляющей. Тот факт, что в них можно увидеть политику, — не более чем свидетельство их аутентичности, ведь политика — это неотъемлемая часть человеческой жизни. 

То же самое из года в год я говорил в интервью и на пресс-конференциях после показов в десятках городов мира, и это всегда было правдой. Но это были ответы продюсера. Продюсера, который не только должен в каком-то смысле защищать замысел автора, но и который живет в стране с подвижными «двойными сплошными». Продюсера, который всегда вынужден отдавать себе отчет в том, какие политические риски могут нести его слова. В этой же книге я могу рассуждать не только в своем профессиональном качестве, но и как зритель. Потому что, разумеется, авторский замысел и зрительская интерпретация — это никогда не одно и то же.

Андрей мог не закладывать политический смысл в «Елену», «Левиафана» или «Нелюбовь», но зритель имел все основания видеть в них политические высказывания. Интерпретировать фильмы так, как он их сам воспринимал. И если российский зритель еще как-то по привычке с большей легкостью отделял политическую интерпретацию от человеческой истории, то иностранная пресса, особенно общественно-политическая, всегда и во всем видела в первую очередь политическое высказывание. Как это неожиданно сформулировал журналист Financial Times, в 2018 году бравший интервью у Андрея в Каннах: «В интервью участвуют четыре человека: российский режиссер Андрей Звягинцев, его украинский продюсер Александр Роднянский, я и мой переводчик. Но в комнате незримо присутствует еще один человек — это Владимир Путин. Может быть, он и не установил тут подслушивающее устройство, но он точно нас слушает». 

Для иностранных журналистов в любом честном фильме о России всегда «незримо присутствовал» Владимир Путин.

Но секрет успеха «Левиафана» заключался не только в том, что в нем разглядели политическое высказывание. Фильм рассказывал универсальную историю борьбы маленького человека против системы. История, подобная нашей, могла произойти в любой стране мира от Австрии до Мексики. От Израиля до Соединенных Штатов. Ее универсальный характер обеспечивало понятное высказывание, предлагавшее зарубежному зрителю, на первый взгляд, простую мысль: посмотрите на Россию, на беспредел ее властей и бесправие ее граждан — но разве у вас не так же? И для многих зрителей и журналистов этот вывод был очевиден, им показалось, что теперь они лучше понимают Россию, потому что, посмотрев «Левиафана», они увидели честный рассказ о проблемах, с которыми сталкивались и в собственных странах.

Cпустя десятилетие я могу прямо сказать, что это была ошибка. Международные зрители ужаснулись страшной российской истории о бесправии маленького человека и решили, что они теперь понимают Россию. На деле же «Левиафан» к настоящей России оказался скорее комплиментарен. Вот только понял я это значительно позже. Или скажу иначе: не понял, а решился поверить в это и произнести это вслух.

<…>

«Левиафан», победивший в Каннах и отмеченный призами двух десятков других кинофестивалей, явно попадал в обойму самых значимых фильмов года. Определились и фильмы, с которыми нам предстояло конкурировать за «Оскар». Главным соперником стала картина польско-британского режиссера Павла Павликовского «Ида».

Через все публикации в российской прессе, связанные с «Левиафаном», проходила мысль о политической конъюнктурности фильма. Мол, сняли антироссийский пасквиль, чтобы потешить Европу и Америку, и теперь за надругательство над Родиной награды в заграницах получают. В реальности же дела обстояли строго наоборот: никто не собирался давать нам награды «за антироссийский фильм». Это наглядно показала церемония вручения премии Европейской киноакадемии в Риге. 

С точки зрения европейцев, «Левиафан» был успешным российским фильмом, который самим фактом своего существования продвигал позитивный имидж России как страны свободной и самокритичной. Победа фильма в значимом международном конкурсе — победа не только авторов и продюсеров, это победа страны. И перспектива подобной победы у многих членов Европейской академии, особенно из стран Восточной Европы, никакой симпатии не вызывала. Особенно на фоне уже полным ходом идущей войны на востоке Украины. Ополченцами ДНР уже был сбит малайзийский «боинг», а на территории Украины пусть еще неофициально, но уже воевала регулярная российская армия. Премия российскому фильму для многих европейцев выглядела как своего рода поддержка или легитимизация России. Даже несмотря на содержание фильма.

Рига команду «Левиафана» встретила не очень приветливо. Это проявлялось во всем — от выбора фотографии для каталога церемонии и трейлеров, представляющих фильм, до результатов голосования. Наш международный дистрибьютор, французская компания Pyramide, была против активного участия в церемонии именно по причине того, что европейские кинематографисты в сложившихся обстоятельствах никогда не проголосуют за российский фильм. Это и произошло — во всех ключевых номинациях победил фильм Павла Павликовского. 

С этого момента между «Идой» и «Левиафаном» началось настоящее соперничество. Между фильмами, но не людьми — мы с Павлом и его продюсерами относились и относимся друг к другу с большим уважением. Таков был, пожалуй, один из немногих плюсов ситуации, в которой мы оказались, — таким соперникам, как авторы «Иды», проигрывать было не стыдно.

После Риги следующим ключевым испытанием для «Левиафана» и «Иды» стала битва за «Золотой глобус».

10 января 2015 года на важном для оскаровской гонки фестивале в Палм-Спрингс «Левиафан» выиграл приз за лучший иностранный фильм, и 11 января мы большой компанией отправились на церемонию вручения премии «Золотой глобус». 

Борьбу за «Золотой глобус» команда Sony Classics при нашем активном участии начала еще в октябре. Несмотря на феноменальный успех нашего фильма у американской прессы, большинство прогнозов накануне церемонии предсказывали победу «Иде». В отличие от «Левиафана», фильм Павликовского уже год как с успехом шел в американском прокате, стал самым кассовым фильмом на иностранном языке и пользовался широкой известностью. Особых иллюзий относительно грядущей церемонии у нас не было.

Но «Левиафан» победил. Название именно нашего фильма произнесла со сцены актриса Люпита Нионго, вместе с Колином Фарреллом вручавшая приз за лучший иностранный фильм.

Андрей Звягинцев, к сожалению, не говорит по-английски, и мы с [главой Sony Pictures Classics] Майклом Баркером и его сотрудниками еще накануне церемонии обсуждали, как нам поступить, если необходимо будет подниматься на сцену за призом. Церемония всегда идет в прямом эфире, и по регламенту победителям на благодарности отводится всего 45 секунд. Мы хотели, чтобы Андрей сказал короткую речь по-русски, а я бы ее перевел. Прикинув, мы поняли, что в 45 секунд не уложимся. Тогда мы договорились, что Андрей начнет двумя предложениями на английском, просто заучит их и произнесет — фонетически он воспроизводит английскую речь безупречно. Так и поступили. «Ladies and gentlemen, thank you very much. We are absolutely happy», — сказал Андрей с отличным, практически британским акцентом и отдал мне микрофон.

Мне же предстояло выразить благодарность команде Sony Classics, обратиться к членам академии и, конечно, к российской аудитории. Сказать нечто такое, что подчеркнуло бы художественное — в противовес «политическому» — значение нашей победы. И вот эти мои 30 секунд на сцене «Глобуса»: «Чем дольше мы переживаем счастливую судьбу фильма, тем больше понимаем: неважно, кто ты — француз, русский, американец или кореец, — история конфликта бесправного одиночки с бездушной государственной системой абсолютно универсальна». И дальше слова благодарности всем.

Уходя со сцены, мы со Звягинцевым переживали пьянящее чувство — «отравление» наградой. Спустившись в зал, я увидел своего сына, который обычно вел себя как важный преподаватель Принстона, заканчивающий докторскую диссертацию, — довольно сдержанно, если не сказать строго. А тут он бежал ко мне радостный, как ребенок. Это было трогательно. И запомнилось навсегда.

«Левиафан» стал вторым фильмом в истории советского и российского кино — после «Войны и мира» Сергея Бондарчука, — получившим «Золотой глобус». Первым с 1969 года! Победа колоссальная не только для нас — для российского кинематографа, как бы высокопарно это ни звучало.