Умер Джеймс Скотт — один из самых влиятельных политологов нашего времени  Вот его самые интересные идеи: о том, как незаметно (но эффективно) сопротивляться и убежать от государства туда, где оно вас не найдет

В США 19 июля на 88-м году жизни умер Джеймс Скотт — один из самых влиятельных (и спорных) социальных и политических исследователей последних пятидесяти лет. Он написал «анархическую историю Юго-Восточной Азии», доказал, что политический анекдот — это форма протеста, и считал государство досадной оплошностью человечества. «Медуза» рассказывает о пяти его ключевых идеях.

Джеймс Скотт был политологом — но необычным. Он не классифицировал политические режимы, не выводил критерии демократии, не концептуализировал предпосылки революций. Его подход был скорее этнографическим и антропологическим — он предпочитал изучать не системы, а людей. 

Узкой специализацией Скотта была низовая политика в Юго-Восточной Азии. В 1960-е и 1970-е он по много месяцев жил в Бирме (нынешней Мьянме), Малайзии и других странах региона. Там он исследовал, как работают местные административные и партийные структуры, а также как они взаимодействуют с деревенскими сообществами. Постепенно его интересы сместились с механизмов управления на объект управления — крестьянство.

Возвращаясь в США, Скотт жил на своей ферме в Коннектикуте, минутах в 20 езды от работы — Йельского университета. Он не только исследовал сельское хозяйство, но и сам им занимался (в основном разводил овец) — и говорил, что одно помогает другому.

Скотта часто называли анархистом. Сам он против этого возражал: во-первых, он не был активистом, а во-вторых, при всем своем скептическом отношении к государству, не верил, что без него можно обойтись. «Дело в том, чтобы его укротить», — говорил он.

Вот как Скотт предлагал это сделать.

Моральная экономика

Сам этот термин ввел британский историк Эдвард Томпсон. На то, как его интерпретировал Скотт, большое влияние оказали работы советского экономиста-аграрника Александра Чаянова.

Суть этой концепции — в том, что экономическим поведением крестьян управляют не законы рынка, а представления о справедливости и добродетели. Скотт писал, что крестьянин, живущий натуральным хозяйством, напоминает человека, который стоит в воде по самый нос: малейшая волна (плохой урожай или кратковременная потеря работоспособности) его утопит.

Поэтому крестьянин не расположен ни к риску, ни к экспериментам. Непредсказуемому рынку он предпочитает стабильность, гарантированную общиной или могущественным покровителем.

Согласно Скотту, рациональное рыночное поведение — например, повышение цен на хлеб при неурожае — для крестьянина неприемлемо с точки зрения нравственности. Когда у ближнего случается беда, надо не наживаться на нем, а помочь — чтобы потом, когда беда случится у тебя, он тоже пришел на помощь. 

Так что государство и рынок, зацикленные на росте и развитии, — главные враги крестьянского хозяйства, считал Скотт. Он писал, что крестьянам требуется такая управленческая система, при которой государство гарантирует стабильность и служит «подушкой безопасности», а в остальном оставляет людей в покое.

«Оружие слабых»

Протест — это не обязательно восстание, митинг, бойкот или другое громкое публичное действие. Когда людям не нравится навязанный им порядок, но они не могут бастовать по какой-либо причине, у них все еще остается целый арсенал средств повседневного сопротивления — «оружие слабых».

Скотт исследовал этот арсенал на примере деревни Седака в Малайзии. Местные крестьяне при малейшей возможности избегали тех сельскохозяйственных работ, которых от них требовало государство, намеренно затягивали все процессы, воровали казенное имущество и посмеивались над попытками их «цивилизовать». Все вместе такие малозаметные действия сводили на нет государственные усилия едва ли не более эффективно, чем прямое неповиновение.

Это наблюдение Скотта, развитое в полноценную теорию в книге 1990 года «Доминирование и искусство сопротивления», сыграло огромную роль в переосмыслении самой идеи протеста. Оно было очень ценно, в частности, для изучения советского общества и его феноменов: «несунство» (мелкие кражи с работы), притворство на партсобраниях и кухонные политические анекдоты оказались «оружием слабых», формой повседневного сопротивления.

Бегство от государства

Наверное, самое знаменитое исследование Скотта — «Искусство быть неподвластным» — посвящено Зомии. Это огромная территория в горах Юго-Восточной Азии, где живет около 100 миллионов человек. 

Политически Зомия поделена между Китаем, Индией, Бангладеш, Мьянмой, Таиландом, Вьетнамом и другими странами. Но фактически ни одно из государств не «дотягивается» до этой труднодоступной территории. Ее население живет по своим обычаям, говорит на множестве собственных языков и не подчиняется никому, кроме деревенских старейшин, да и то не всегда.

Скотт утверждал, что Зомия — это один из последних сохранившихся примеров того, что древние летописцы разных стран называли варварством. Люди, зная все достоинства и недостатки цивилизации, выбрали жить вне ее: без больших городов, без учета и контроля, без обязательного образования и принудительного культурного единства, без налогов, армий и социальных служб. 

Когда-то, писал Скотт, примерно так же — из беглецов от государства и цивилизации — образовались «пиратские республики», запорожское казачество, Дикий Запад, а также различные «зоны племен» в Центральной Азии, на Индийском субконтиненте и в Африке.

Почти все они в конечном итоге оказались поглощены цивилизацией. Зомия пока держится — но и ей, судя по всему, осталось недолго: благодаря современным технологиям связи и транспорта государство постепенно добирается и туда.

Реальность против государственного видения

Книга, которую Скотт издал в 1998 году, в русском переводе называется «Благими намерениями государства». Заглавие не передает ключевой идеи Скотта: государство — это, помимо всего прочего, особый способ видеть мир (оригинальное название книги — «Seeing like a state», то есть «Видеть как государство»).

«Благими намерениями» посвящена тому, как в разное время в разных странах государственные администраторы пытались упорядочить и усовершенствовать жизнь граждан — и в итоге проваливались, нередко делая только хуже. 

Так, было немало попыток построить идеальный город — например, новую столицу Бразилии в 1950-е; вот только мало кому хотелось в таких городах жить. Советские колхозы на бумаге были отличной идеей: если объединить множество мелких хозяйств в одно крупное, землю можно будет обрабатывать большими машинами — и производительность взлетит; но коллективизация в начале 1930-х, наоборот, привела к голоду.

По Скотту, главный изъян всех этих концепций был как раз в государственном видении. Оно не учитывает мелкие, но крайне важные детали. Если людям надо куда-то пойти — они предпочтут не в обход по тщательно спроектированному тротуару, а по тропинке через газон. Крестьянин же знает про свой маленький земельный участок много такого, чего не может знать заезжий агроном, а уж тем более комиссар с маузером. Проще говоря, никакие планы не выдерживают столкновения с действительностью.

Переосмысление государства

Последняя книга Скотта, изданная в 2017 году, посвящена переосмыслению того, как зародилось государство. Во многом она перекликается с проектом двух других исследователей анархистского толка — «Рассветом всего» Дэвида Грэбера и Дэвида Венгроу.

История зарождения цивилизации кажется нам настолько привычной, что мы едва ли можем себе представить альтернативу: охотники и собиратели придумали сельское хозяйство, после чего производительность сообществ повысилась, а люди начали концентрироваться в городах; появилось разделение труда, усложнилась структура общества, возникла политическая организация — и в итоге получилось государство, каким мы его знаем.

Скотт обобщил сотни работ археологов и антропологов, которые свидетельствуют, что на самом деле города и сложно организованные сообщества возникли раньше сельского хозяйства. Еще не окультурив растения и не одомашнив животных, люди уже вовсю объединялись, чтобы выжигать траву, вырубать леса, менять маршруты миграции антилоп, а также устраивать ритуалы с празднествами и жертвоприношениями.

Скотт предлагал отказаться от разделения на охоту-собирательство и сельское хозяйство — и рассматривать их как разные способы, которыми люди пользовались, чтобы менять природу под себя.

Что же касается государства, то оно, считал Скотт, не более чем позднее (и не факт, что обязательное) развитие одного из этих способов. А вовсе не необходимое условие коллективной деятельности.