Перейти к материалам
истории

«Перехвачено»: украинская документалистка Оксана Карпович рисует жуткий портрет российских солдат В основе фильма — записи телефонных разговоров военных с родными

Источник: Meduza
Christopher Nunn

В Берлине прошла премьера документального фильма «Перехвачено» украинской документалистки Оксаны Карпович. Фильм устроен предельно просто: съемки разрушенных во время войны украинских городов показаны под записи телефонных разговоров российских солдат с родными. В соцсетях о премьере много спорят — в частности, не все могут поверить, что описанные в диалогах зверства (солдаты рассказывают об убийствах гражданских, пытках, мародерстве) могут быть настоящими. При этом режиссер использовала записи, опубликованные СБУ, — достоверность как минимум части из них подтверждена независимыми журналистами. О том, какое впечатление оставляет «Перехвачено», рассказывает кинокритик Антон Долин.

Примечание. В тексте есть мат. Если для вас это неприемлемо, не читайте его.

На Берлинале-2024 представлено три фильма из Украины. Интерес вызвали и автобиографическая «Немного чужая» уроженки Мариуполя Светланы Лищинской, и сатирически-сюрреалистическая комедия «Редакция» Романа Бондарчука, но несомненным лидером симпатий стало шокирующее документальное исследование Оксаны Карпович «Перехвачено», оно же «Перехват» (английское «Intercepted» переводят по-разному). Есть у фильма и другое название, для проката в Украине: «Мирные люди». 

Мирные — те гражданские, которые стали жертвами российской агрессии в последние два года. Но их на экране почти что и нет. Большинство показанных пейзажей опустошены и выдают не присутствие, но отсутствие человека. В частности, это заставляет переосмыслить название, услышать его второе ироническое значение: «мирные люди» — те самые солдаты и офицеры из России, чьи голоса с первой до последней сцены составляют основную звуковую дорожку фильма Карпович. 

«Перехвачено» построено на единственном, но чрезвычайно действенном приеме. Визуально это портрет Украины на фоне войны, с потрясающей отрешенной тщательностью созданный режиссеркой, а также оператором Кристофером Нанном. Легко представить себе фильм в форме фотоальбома, настолько статично большинство из этих «живых картин». Аудиосопровождение впечатляет сильнее. Это перехваченные украинцами телефонные разговоры оккупантов с оставшимися дома близкими: друзьями и родными, чаще всего — матерями, женами и подругами. 

Контрапункт работает безупречно. Интерьеры разрушенных, когда-то шикарно обставленных квартир, оставленных жильцами, — с дырами в стенах и горами мусора на полу; тихие коровы на пастбище, в отличие от людей не замечающие войну; сожженные и разбомбленные дома; мирный пляж, на мелководье плещутся дети, на другом берегу едва различимо разрушенное здание. А за кадром — целый радиоспектакль, участники которого будто сливаются в одну обобщенную судьбу, аллегорический портрет современного завоевателя, насильника и мародера. 

Christopher Nunn

Таким образом визуализирована идея вторжения: голоса россиян буквально вторгаются в пространство, оставленное убитыми или бежавшими жителями Украины. Даже когда звуковой или визуальный ряд рискуют утомить зрителя монотонностью, внутреннее напряжение между ними продолжает удерживать внимание. Впрочем, многие диалоги настолько леденяще ужасны, что отвлечься невозможно при всем желании. 

Сперва поражает обилие нецензурной лексики: «Вообще охуенный тут сок, нахуй ебать», — делится впечатлениями солдат со своей, видимо, женой. «Живут, блядь, лучше, чем мы», — с детской обидой констатирует другой. «Вот Запад их поддерживает как!» — с охотой объясняет собеседница. Потом от впечатлений закадровые герои переходят к действиям. «Маленько тут подукрал», — скромно объясняет один маме. «Ты мой сладенький!» — умиляется та.

И вправду, «какой русский человек не сопрет ничего?». Тем более что «тут все качественное», а «Россия — жадная страна» (в этом определении в голосе говорящего звучит неожиданная нежность). Описания украденных спортивных кроссовок и обсуждения плана привезти дочке ноутбук к школе сменяются простодушными признаниями в исполнении приказов начальства убивать гражданских. «Нациков вообще ловим мощно, валом, троих поймали с утра и шлепнули их». Пауза. «Слышишь?» — «Слышу». — «А чего молчишь?» — «Я в шоке». 

На этом фоне разговоры об отсутствующих базах НАТО и коварстве «америкосов», «поливающих грязью Путина», меркнут. Имя президента тут вообще практически не звучит. Собеседники распаляются: «Бейте вы этих хохлов, на шашлыки их всех, будет их ждать черенок лопаты, которым насиловали зэков». «Я долбоеб стал, могу убить человека в голову, — признается солдат. — Я не боюсь, я не горжусь, мне просто похуй».

«Зайка, все хорошо?» — спрашивают с родины. «Пытали пленных», — буднично отвечает российский военный. И переходит к деталям, которые, пожалуй, лучше не пересказывать. «Людей тут убиваем, мам», — чуть ли не жалуется другой. «Ты уверен, что это люди?» — недоверчиво реагирует мама. 

Оксана Карпович указывает, что использовала в работе записи из открытых источников. О существовании нескольких десятков записей предполагаемых телефонных разговоров российских военных с родными было известно задолго до выхода фильма — в открытый доступ они начали попадать с самого начала полномасштабного вторжения России в Украину, в частности их публиковала СБУ. В сентябре 2022 года издание The New York Times опубликовало расследование, в котором фигурировало несколько таких записей. В марте 2023 года «Медиазоне» удалось установить, что в этом материале 20 слитых переговоров — 13 говоривших «Медиазона» идентифицировала (с некоторыми издание поговорило). При этом подлинность десятков других записей достоверно не подтверждена.

Монтаж реплик и диалогов сливается в единый поток сродни «Очереди» Владимира Сорокина — нескончаемой пьесе о застойном СССР, в которой было множество почти неразличимых действующих лиц. Иногда поверить в то, что записи документальны, крайне сложно. Не потому ли, что вере в это сопротивляется психика? Возможно ли, что такие слова произносят твои соотечественники — граждане, избиратели, налогоплательщики современной страны? Неужели такое вообще можно сказать вслух в XXI веке?

На премьере фильма Карпович, отвечая на вопрос из зала — зрителю показалось, что некоторые голоса похожи друг на друга, он предположил, что их на основе документального материала могли записать актеры, — подчеркнула, что все записи уникальны, а голоса принадлежат настоящим солдатам. Видеоряд не оставляет сомнений: на этой войне отпущены все вожжи, никаких останавливающих механизмов — легальных или психологических — не существует.  

Christopher Nunn

Финал «Перехвачено» показывает россиян в плену — они молча обедают в общей столовой. Точкой в фильме становится освещенная фарами автомобиля ночная дорога: пункт назначения не только где-то вдали, он попросту неизвестен. Но из этого не следует, будто картина Карпович — созданная в пропагандистских целях пугалка, дегуманизирующая противника. Даже наоборот: в голосах многих звучит неподдельный страх и даже отчаяние, убивать хотят отнюдь не все. 

Смысл «Перехвачено» в другом: это убийственно веский аргумент в вечно насущном вопросе о том, кто же воюет в Украине — Путин или россияне. Режиссерка дает внятный и однозначный ответ. У диктатора свои мотивы и методы, но каждый солдат, сколь угодно инфантильный или запуганный, сам спускает курок и — записи разговоров не оставляют сомнений — прекрасно отдает себе в этом отчет. Неплохо бы обладать этим знанием и тем, кто до сих пор, через два года после начала вторжения, продолжает тешить себя иллюзиями.  

Еще один страшный документальный фильм

«Родина» — документальный фильм о дедовщине в Беларуси Сослуживцы убивают сына главной героини — и она начинает собственное расследование

Еще один страшный документальный фильм

«Родина» — документальный фильм о дедовщине в Беларуси Сослуживцы убивают сына главной героини — и она начинает собственное расследование

Антон Долин