«1489» Шогакат Варданян: шокирующий и личный фильм о войне в Нагорном Карабахе Режиссерский дебют, получивший Гран-при фестиваля IDFA — самую значительную награду для армянского кинематографа XXI века
Награду FIPRESCI Award, а также Гран-при престижного кинофестиваля документального кино IDFA, который проходит в Амстердаме с 8 по 19 ноября, получил фильм «1489» Шогакат Варданян. Это режиссерский дебют Шогакат и экранизация ее личной истории. Во время второй карабахской войны в 2020 году Варданян потеряла своего младшего, 21-летнего, брата. Кинокритик Антон Долин рассказывает о редком фильме, позволяющем людям по разные линии фронта сопереживать друг другу.
Номер «1489» — условное обозначение для останков 21-летнего Согомона Варданяна, солдата, пропавшего без вести, а потом признанного погибшим во время второй карабахской войны в 2020-м. Фильм о поисках Согомона, мучительной процедуре опознания тела и похоронах сняла его старшая сестра Шогакат. По образованию она музыкант, как и ее брат-пианист. Режиссерский дебют, созданный при участии знаменитой преподавательницы Марины Разбежкиной (она была креативным продюсером картины), снят фактически без бюджета, на смартфон, по преимуществу в жанре хоум-видео. Герои картины — сама Шогакат и ее родители.
На крупнейшем и самом авторитетном в Европе фестивале неигрового кино IDFA в Амстердаме «1489» был награжден Гран-при с поэтичной и точной формулировкой: «Фильм, который действует как пронзительный свет, который делает видимым огромный скрытый внутренний ландшафт горя и создает осязаемое присутствие из невыносимого отсутствия. Кино как инструмент выживания, позволяющий всем нам смотреть на вещи, которые мы предпочли бы не видеть. И наконец, незабываемый пример кино как акта любви». Это самая значительная награда, полученная армянским фильмом в XXI веке.
Внешне простой и прямолинейный, «1489» решает ошеломляюще сложную проблему. В последние два года, когда мир раздирают войны и конфликты, кажущиеся неразрешимыми, кинематограф — даже документальный — с большим трудом ищет адекватный язык для разговора об этом. А когда находит, всегда пропускает показанные на экране события через глубоко личный опыт. Так работают лучшие новые фильмы о войне в Украине — «Мариуполис 2» Мантаса Кведаравичюса, «Восточный фронт» Виталия Манского и Евгения Титаренко, «20 дней в Мариуполе» Мстислава Чернова. Для армяно-азербайджанского конфликта подобного приема, ракурса, киноязыка до сих пор отыскать не удавалось никому. Слишком сложной политически и этически казалась трагическая ситуация, чересчур свежими раны. Варданян это удалось.
«1489» рожден опытом боли, проживания неизбывного горя, который легитимизирует любые кинематографические методы — от кажущейся самодеятельной съемки на телефон до шокирующих кадров опознания, принуждающих зрителя не отворачиваться от экрана. Опасно приближаясь к манипуляции, фильм удерживается на грани, сохраняя чистоту и честность эмоции. Важнее всего — переданный зрителю опыт эмпатии, для которого автор нашла емкий образ. Она стрижется наголо и предстает перед камерой на фоне фотографии брата, будто «забривает» саму себя. И вдруг пронзительно видным становится внешнее сходство между братом и сестрой, сокращающее дистанцию между ними.
Отделить интимное от всеобщего здесь невозможно, именно это делает трансгрессивный фильм Варданян актом искусства. Меж тем сама способность искусства справляться с подобными травмами ставится под сомнение с первых кадров. Отец Шогакат и Согомона — скульптор и художник Камо, растрепанный и растерянный, — сравнивает своего сына с резцом для тонкой работы, который подошел бы для туфа, но неминуемо сломается о гранит. Он проводит рукой по хачкару — древнему резному кресту у входа в старинную церковь — и пересказывает армянский эпос. Однако образная система с ее красивыми обобщениями ломается при столкновении с непробиваемой породой реальности, не отвечающей на главные вопросы: жив ли Согомон и, если жив, почему не даст о себе знать?
Архивные кадры прошлого Нового года — Камо принес домой большую елку, Согомон помогает втащить ее в дом через окно — монтируются с нынешним, совсем скупым праздником: три члена семьи пьют за возвращение пропавшего четвертого. Это день обновления, загаданных желаний, возможных чудес. Из эстетической области «1489» переходит в метафизическую — к молитве, звучащей безнадежно и тихо, к горящей в кромешной мгле перед иконой свече. Чуда не происходит. Но и на косточки Согомона, наконец-то найденные много месяцев спустя и позволившие его опознать через ДНК-тест, родители смотрят как на чудодейственно обретенные мощи.
Пространство «1489» устроено так, что образы не нуждаются в расшифровке. Вот Камо и Шогакат ловят в большом пустом помещении случайно туда залетевшего воробья, а потом выпускают в окно. Связь этой будничной процедуры с темами смерти, освобождения, вечной жизни возникает ненатужно, сама собой.
В финале на найденные кости Согомона набрасывают сперва белую ткань — как саван, потом полиэтилен, еще один мешок, укладывают в гроб, над этим ложится его отутюженная военная форма, будто условный намек на исчезнувшее, развоплотившееся тело. Этот процесс схож с отчетом о том, как из непосредственного и непереносимого опыта постепенно складывается фильм, способный передать публике хотя бы частичку пережитого семьей. К уже закрытому гробу степлером прикрепляют флаг Армении. Так любого из нас прикрепляют к национальной идентичности и коллективной ответственности за нее, хотим мы того или нет.
Раскаленная атмосфера войны зачастую не позволяет сочувствовать противнику, смотреть на события его глазами. «1489» — редчайший случай, когда горе потери будет понятно зрителю с любой стороны баррикад или линии фронта. Возможно, это — максимум из того, чего может добиться искусство в такие времена.
Антон Долин