Режиссера Ульриха Зайдля обвиняют в недобросовестном использовании детского труда: родители не знали, что их дети играют в фильме о педофиле Автор это отрицает. Вот о чем его «Спарта»
В Европе идут единичные показы фильма «Спарта»: австрийский режиссер Ульрих Зайдль снял продолжение дилогии о современных европейских мужчинах, начатой год назад фильмом «Римини». Картину Зайдля снимают с мировых фестивалей, остался фильм и без широкого проката: родители детей, сыгравших в «Спарте», утверждают, что не знали, что главный герой этой истории — педофил. Режиссер отрицает эти обвинения. Кинокритик Антон Долин посмотрел картину и рассказывает, о чем она.
Вокруг «Спарты» — конфликт: титулованного австрийского режиссера Ульриха Зайдля обвинили в эксплуатации детей из бедных семей во время съемок фильма.
Предыстория такова. Чуть больше года назад Зайдль представил на Берлинале свой фильм «Римини» — и тут же анонсировал вторую главу. «Римини» рассказывал о немолодом певце, который за деньги предлагал себя ровесницам-туристкам на заснеженном итальянском курорте. «Спарта» должна была поведать историю его брата, открывшего в румынском селе школу дзюдо для мальчиков. Объединяло фильмы не только родство героев, но и фигура общего персонажа — их отца, сентиментального бывшего нациста, любящего Шуберта и доживающего последние дни в доме престарелых, где его и навещают братья (эти визиты — своего рода рамка для фабулы). Отца играет ветеран немецкого кино Ганс-Михаэль Реберг (работа в дилогии Зайдля стала для него последней, фильмы посвящены его памяти).
Премьеры «Спарты» ждали в Торонто, но фильм сняли из расписания в последний момент. Причиной стали протесты: в расследовании Der Spiegel родители детей, занятых в картине, заявили, что режиссер недобросовестно эксплуатировал несовершеннолетних актеров. Те во время съемок не знали, что тренер дзюдо по сюжету педофил. Хотя дети не участвовали в сценах растления, их родители посчитали себя обманутыми. Также упоминались происшествия во время съемок: автомобиль с детьми попал в аварию, а один из подростков выпил алкоголь, после чего у него поднялась температура. Зайдль со своей стороны настаивал на незыблемости своего профессионального и морального кодекса во время съемок, не признавая никакой вины.
До суда или выплат компенсаций за моральный ущерб дело не дошло, но премьеры на крупнейших фестивалях так и не состоялись. «Спарта» оказалась в Сан-Себастьяне, автор на премьеру не приехал, призов не было. Сейчас картина почти незаметно показывается на разовых редких сеансах по всей Европе.
Не помогло и объединение Зайдлем двух фильмов дилогии в один под общим названием «Порочные игры», воспринятое скорее как режиссерская причуда, чем успешный ребрендинг. Однако и государственные организации Австрии, спонсировавшие производство обеих картин, и представители большинства фестивалей остались на стороне режиссера, настаивая на презумпции невиновности и бездоказательности обвинений, прозвучавших в прессе. Тем не менее очевидно, что потенциальная аудитория «Спарты», и без того ограниченная репутацией Зайдля как радикального режиссера, а также специфической темой, снизилась до абсолютного минимума.
В «Спарте» искусство Зайдля провоцировать зрителя и лишать его комфорта минимальными средствами доведено до предела. Это самый чистый и одновременно самый пограничный и рискованный фильм режиссера, наравне с его поэтичной «Надеждой» — заключительной частью трилогии «Рай», также затрагивавшей тему педофилии.
Австрийский актер Георг Фридрих, чей талант когда-то Зайдль раскрыл в драме «Импорт/Экспорт», в «Спарте» играет незаметного мужчину с негромким голосом. Эвальд живет и работает в Румынии. Жена (Флорентина Елена Поп) искренне влюблена в его скромное очарование, но все ее попытки расшевелить партнера и вызвать хоть какую-то ответную реакцию проваливаются. Гораздо больше Эвальда интересуют невинные игры с племянниками жены или с незнакомыми мальчишками во дворе, которые без особых сомнений допускают в детские ритуалы незнакомого, но ничуть не агрессивного мужчину.
Не выдержав семейной жизни, Эвальд сбегает в провинцию, где с разрешения деревенских властей обживает здание заброшенной школы. Там он открывает «Спарту» — секцию дзюдо для местных мальчиков. Одни родители счастливы, другие полны подозрений. Как, собственно, и зрители, ожидающие сцен насилия. Один из учеников Эвальда — безропотный Октавиан (Октавиан-Николае Кочиш), зайдлевская версия Тадзио, которого обижает алкозависимый отец. В обществе приветливого пришельца, который даже по-румынски не знает ни слова, ребенку очевидно нравится больше. Отец заставляет Октавиана пить водку и наблюдать за убийством любимого кролика — он приказывает старшему сыну сделать это. А Эвальд раздевает детей до трусов, надевает им на головы бутафорские древнегреческие шлемы, дает имена богов и героев. Октавиана он называет Фидес, в честь богини верности. Еще он учит детей условному паролю для входа на территорию своей доморощенной утопии: «Молон лабе», «Приди и возьми» — так, согласно легенде, отвечал персидскому послу царь Спарты Леонид.
Ответить застенчивому Эвальду жителям румынской деревни куда проще, чем персам справиться с непреклонными спартанцами. Им и не нужно доказывать, что иностранец планирует развратить их детей. Достаточно самого факта: без разрешения и не объясняя своих намерений, тот посягает на воспитание чужого потомства, а за такое как минимум бьют по морде. Внутренние правила Эвальда — он только фотографирует детей и прикасается к ним с опаской — его не спасут. Учитель будет обречен на изгнание, порицание и трагическое одиночество.
Линейная и щемяще простая история Эвальда обретает смысл в контексте дилогии. Вместе «Римини» и «Спарта» подписывают приговор современному европейскому мужчине, раздираемому неразрешимым противоречием между необоримыми инстинктами и непреодолимыми запретами. Выход из их томлений один — беспамятство и смерть.
С милосердием — чувством, которого явно не хватает его обвинителям, — австрийский режиссер всматривается в своих растерянных персонажей. Они принадлежат прошлому, вес которого давит на плечи, но избавиться от него невозможно: так Ричи Браво, главный герой «Римини», никак не может отказаться от своей смехотворной и эффектной шубы из тюленьей шкуры. В будущее определенно не возьмут ни Ричи, ни Эвальда. А вот окажется ли там Ульрих Зайдль с его человечными, пронзительно-грустными и абсурдно-забавными сюжетами, сказать пока трудно. В сегодняшнем дне ему точно не менее дискомфортно, чем его обреченным героям.
Антон Долин