«Музыка» — завораживающе красивый фильм о современном Эдипе (герой случайно убивает отца и женится на своей матери). Классическая история здесь рассказана почти без слов
На Берлинском кинофестивале показали фильм «Музыка» — картину одного из самых ярких представителей Берлинской школы кино, режиссера Ангелы Шанелек. В основе сюжета — трагедия Софокла о царе Эдипе, однако действие происходит в наши дни. Главный герой случайно убивает мужчину, который оказывается его отцом, и женится на своей матери. Кинокритик Антон Долин рассказывает, зачем режиссер вновь обратилась к популярнейшему античному сюжету.
Это случилось давным-давно, когда телефоны были дисковыми, музыку слушали на кассетах и люди звали друг друга по именам, обходясь без фамилий. Юноша случайно убил на дороге мужчину, не догадываясь, что это его отец. А потом, выйдя из тюрьмы, женился на женщине, не зная, что она — его мать. Прошли годы, у людей появились смартфоны. Юноша повзрослел, переехал с дочерью в другую страну и начал терять зрение.
В «Музыке» Ангелы Шанелек — знаменитой постановщицы, принадлежащей к берлинской школе, и чуть ли не самой именитой конкурсантки нынешнего Берлинале — сплетаются два мифа. Один — об Эдипе, который в версии Шанелек перестал быть царем. Другой — о классическом авторском кино, практически вымершем сегодня, восхищающем и ужасающем своей архаичной бескомпромиссностью. Таких режиссеров осталось совсем мало, Шанелек — одна из них. И сдаваться не намерена. С каждым фильмом ее художественные амбиции все обширнее, а метод все радикальнее. В большинстве случаев она обходится не только без объяснений, но и вовсе без слов.
Завораживающе красивая и нарочито бесхитростная «Музыка» с точки зрения сюжета лаконична настолько, что каждый смысловой пробел оборачивается неразрешимой загадкой для зрителя. Если в этой версии мифа об Эдипе и есть сфинкс, то это фильм как таковой. Можно подобрать и более прозаичную метафору: «Музыка» устроена как кроссворд, наподобие того, что в фильме разгадывают охранницы в тюрьме. «Синоним „зеркала“ — это что?» — «Сновидение», говорят они. Древние истории — одновременно сны и зеркала, которые вечно интригуют и не отпускают нас. Но иногда разгадки оказываются крайне простыми. Зачем опять браться за Эдипа? Хотя бы потому, что ничего не придется объяснять. Завязка, кульминация и исход известны заранее.
Невинного убийцу в этой версии зовут Йон (Алеша Шнайдер), его возлюбленную и мать его ребенка — Иро (Агата Бонитцер). Она работает в тюрьме, куда после аварии попадает Йон. Их любовь рождается из музыки — впрочем, впервые звучащей в фильме примерно в середине. И героиня, и режиссер предпочитают барокко: Вивальди, Перголези, Гендель. Красота следования стандарту, презрение к реализму и психологии, театральность.
«Царь Эдип» родился на афинской сцене, место и время рождения режиссер подчеркивает: первая часть трагедии разворачивается на фоне вечных пейзажей Греции, на котурны — буквально — встают даже заключенные в тюрьме. А актеры, играющие мать и сына или же отца и дочь, выглядят как ровесники. Театральная условность позволяет не отвлекаться от главного: неслышной музыки судьбы, мелодии которой не менялись никогда. Недаром когда слепнущий Йон сам начинает петь, от классики он переходит к фолку (песни для фильма написаны канадским бардом Дагом Тиелли).
Начиная картину с ландшафта, который заволакивают облака, Шанелек и ее оператор Иван Марковиц бесстрашно имитируют взгляд бога. Возможно, не решающего судьбы людей, иногда еле различимых на общем плане, а бесстрастно наблюдающего за их безрассудством. Когда действие переносится в тюрьму, непоколебимость судьбы (и сюжетосложения) подчеркнута решеткой — камера снимает из-за нее, с дистанции, будто не может подобраться к персонажам ближе.
Наконец, в последней трети Йон с дочерью переезжают в Берлин. Съемки ведутся буквально в нескольких метрах от зданий Берлинале, где в эти дни проходит премьера фильма. Вряд ли можно придумать более иммерсивный ход: зритель буквально становится участником античного хора — пусть безмолвствующего. Стоит вспомнить и о том, что тут же рядом здание филармонии и музей музыкальных инструментов. Музыка повсюду.
Трагедия не закончена, она длится. Таково свойство мифа. Кадры несчастного случая и его жертвы на оживленной улице зарифмованы с гибелью Лукиана (так здесь зовут Лая) в первых сценах. Этот отзвук минувшего будто дает Йону намек на причины, определившие его жизненную траекторию. Но прозрения, как у Софокла, здесь не будет. Человек просто принимает обстоятельства, плывет по течению реки, вдоль которой в последнем кадре бредут выжившие персонажи. Спасти никого в очередной раз не удалось. Остается одно — вслушиваться в красоту музыки.
Антон Долин