Россияне массово бегут в Казахстан. Они ночуют в степи, живут в машинах — и готовы отдать последние деньги, чтобы не идти на войну Фотографии «Медузы»
Казахстан стал главным направлением для новой волны эмиграции из России, которая началась в сентябре из-за мобилизации. Менее чем за месяц в страну въехали около 200 тысяч россиян, следует из данных местного МВД. Сколько из них останется в Казахстане, сколько отправится дальше, а сколько по разным причинам вернется в РФ, предположить невозможно. Но сейчас это место, где многим россиянам необходимо в кратчайшие сроки и без заранее продуманного плана обустроить свою жизнь. «Медуза» рассказывает о российских эмигрантах, которые пересекли границу с Казахстаном.
Я жил в Белгороде. Там падают ракеты, беспилотники и постоянно [происходят] взрывы. Мы хотели уехать, но было не на что, пытались накопить. Я не подхожу под мобилизацию из-за инвалидности третьей группы, но люди, которые остались, рассказывают, что происходит что-то нехорошее. Могут ночью прийти. Даже если ты не подходишь, то выяснится это потом, когда тебя уже забрали и куда-то отправили. В итоге [денег мы] не накопили, но стало совсем неспокойно, и мы с женой решили уехать. Супруга до сих пор вскакивает от резких звуков.
○ ○ ○
Я ехал поездом Омск — Астана. Зашел пограничник. Сердце рвалось наружу, но я пытался изображать спокойствие. Когда проверяли мой документ, человеку с соседнего места объявили: «Собирайте вещи. Вам запрещен выезд за пределы Российской Федерации». Я видел, как ему это сказали почти сразу и без вопросов, так что я успокоился — ведь меня проверяют уже некоторое время, значит, я не в списках. Это ужасное чувство, когда ты рад, что взяли кого-то другого, а не тебя. В этом вагоне все были сами за себя, того парня проводили молча.
○ ○ ○
Мама сказала, что не хочет терять сына и мне надо уезжать. Я скооперировался со знакомыми, мы нашли машину в Волгограде и доехали до конца автомобильной очереди на КПП Вишневка на границе с Казахстаном. Три километра шли пешком, чтобы встать в конец пешей очереди, она исчислялась тысячами человек.
На обочине люди разбили палаточный лагерь, все было немного похоже на хиппи-фестиваль. У меня палатки не было, но добрые люди пускали греться [в свои]. Ночью температура опустилась до пяти градусов [тепла]. Повезло, что в тот день не было ветра и дождя.
○ ○ ○
На границе была самоорганизация: ребята эффективно структурировали очередь. Пограничники пускали по пять человек, так что в пешей очереди все разбились на пятерки. У каждой пятерки был номер, в телеграм-чате всегда была информация, какая группа идет следующей. Из тех, кто ждал очереди, выбирались волонтеры: один из них стоял у КПП и проверял паспорта, чтобы проходили именно те, кто записан, и никто не лез вперед.
○ ○ ○
Можно было примерно рассчитать, сколько времени ждать своей очереди. Удавалось спать по два-три часа, сменяя друг друга. Я подошел к КПП через 12 часов.
○ ○ ○
Я не особо был подготовлен, на мне были пальто и джемпер. Чтобы не мерзнуть, я много ходил и разминался. Очень помогли ребята, которые взяли с собой газовые горелки. Я сидел рядом с горелкой, где готовили кофе, это немного согревало. В какой-то момент стало темно, люди пользовались фонариками на телефонах.
В буферной зоне я оказался в два часа ночи. Там было много людей и пробка из машин. Российские пограничники пропускали гораздо быстрее, чем казахские выпускали. Люди стали скапливаться на этом небольшом участке. За всю ночь казахские пограничники пропустили всего человек десять — так образовалась толпа.
○ ○ ○
Люди сидели, лежали в траве и надевали на себя все вещи, какие есть, чтобы согреться. Горячей воды не было. Горелки были использованы, а горячая вода выпита еще до российского КПП. Никто не знал, что дальше будет такая пробка.
○ ○ ○
Я ночевал в одном пальто на высохшей траве. Удалось поспать часов пять. Проснулся от дикого холода, понял, что у меня высокая температура и я заболел.
○ ○ ○
Некоторые спали, сбиваясь в кучи. Я ночевал рядом с попутчиками. В буферной зоне я провел 14 часов. То есть границу я проходил в общей сложности порядка 26 часов.
Перейдя границу, мы оказались в степи без нормальных дорог посреди ничего. Людей встречали менялы и предлагали курс, который не соответствовал официальному. Вместо курса в восемь тенге они меняли по пять-шесть тенге за рубль.
○ ○ ○
Таксисты ждали тех, кто перешел границу. В основном это были люди из ближайшего пограничного поселка. Дэпээсники были с ними в сговоре и постоянно подгоняли, чтобы все садились в эти машины и уезжали по неадекватным ценам до поселка, хотя до него можно было дойти за час пешком.
○ ○ ○
Бывали случаи рэкета. Ребята шли пешком до ближайшего поселка Джанибек. Подошли местные и стали угрожать: «Либо вы даете деньги, либо вы не идете». Пришлось дать. После нескольких таких случаев пострадавшие вызвали полицию.
В Джанибеке все попадали в кафе «Сим-Сим». Там скопилось большое количество местных бомбил. Владелец кафе окружал сторонних таксистов вместе с местными бомбилами и не давал забрать пассажиров. Место в машине до Уральска стоило 6000 рублей с человека, до Атырау — 7000. Ребята, которые переходили границу на несколько часов позже меня, рассказывали, что цены потом подскочили до 15 тысяч рублей за место в машине.
В Атырау все хостелы были заняты людьми из России. Мы договорились с владельцем одного из них, что за небольшую плату он пустит нас принять душ. Оттуда на поезде — нам повезло купить билеты заранее — мы уехали в Алматы. Потом билетов не было — мой знакомый так застрял в Атырау на пять дней.
○ ○ ○
В Алматы я первое время жил в хостеле, который находится в подвале. Все постояльцы, кроме пары человек, тоже были парнями из России. Там я в первый раз воспользовался помощью друзей и попросил скинуть денег, чтобы просто с голоду не умереть. Сейчас приехали еще одни мои знакомые, и я живу у них.
Квартиру снять сложно, поскольку на фоне повышенного спроса цены выросли. Цена на однушку не в центре начинается с 200–300 тысяч тенге, хотя раньше можно было бы снять квартиру с ремонтом в центре за 180 тысяч. Некоторые сейчас снимают квартиры в центре за миллион тенге. Это баснословные деньги для местных.
○ ○ ○
В комнате [в хостеле] нас четверо, все такие же [приехали из-за мобилизации].
Моя семья приютила парня, который сидел за рулем 18 часов. Его обманули с жильем, нельзя было просто оставить человека. Он был растерян, был уставшим и голодным. Парнишка жил у нас неделю, мы вместе с ним искали [постоянную] квартиру. Они в основном не соответствовали [по качеству] тем ценам, которые за них просили. Потом нашелся добрый человек, который бесплатно сдал на два месяца квартиру, в которой заканчивается ремонт. Просто чтобы этот парень пожил и последил за ремонтом.
○ ○ ○
Растерянность связана с тем, что сложно принять, что одна жизнь закончилась и началась совершенно другая.
Незнакомые люди объединяются на фоне общей беды. Я сидел без местной симки, ждал ответа от знакомого, который уехал сюда еще в марте, ловил Wi-Fi на улице. Попросил закурить у [незнакомых приезжих] мужиков, так они обступили меня и стали расспрашивать, не требуется ли мне помощь, нужны ли деньги. Переспросили раз десять.
○ ○ ○
Приезжие друг с другом общаются. Мы так встречались с переехавшими айтишниками: один парень из чата в телеграме позвал всех, кто работает в цифровой сфере. Посидели в кафе, обменялись информацией и эмоциями.
○ ○ ○
В Казахстан едут люди более тихие. Это волна эмиграции людей, которые спасают какой-то свой человеческий образ жизни. Активисты уехали в Грузию и страны Балтии.
Негатива в адрес русских я не встречал, разве что один раз. У Центра обслуживания населения, где очень много приезжих из России стояли за ИИН, доставщик еды по телефону громко жаловался: «Бледнолицые понаехали, и невозможно попасть в ЦОН». Но в основном люди приветливые.
○ ○ ○
Мы пытались купить транспортную карту — по нам видно было, что мы как потерянные. Местный мужчина-казах подошел и спросил: «Вы из России? Может быть, вас накормить?» А другая женщина, у которой мы спросили, где купить транспортную карту, просто взяла и подарила свою.
○ ○ ○
Наверное, это местная культура. Мы ехали в городском автобусе, сняли рюкзаки и держали в руках. Люди, которые сидели рядом, взяли наши рюкзаки и поставили себе на колени, чтобы нам удобнее было держаться. Я в России такого не встречал.
○ ○ ○
В другие города Казахстана ехать не хочу. Насколько я понимаю, только в Алматы так дружелюбно настроены к русским. Тут безопаснее и можно поддерживать тот образ жизни, который у тебя был в России.
Таксист в Алматы сказал, что очень рад, что мы уехали, а не пошли убивать людей [в Украине].
○ ○ ○
Едешь в автобусе, слушаешь разговоры местных, выхватываешь слова и понимаешь, что люди говорят о войне. И говорят в таком ключе, что это нападение [России] и что Украина обороняется. Здесь наконец можно свободно об этом говорить, тогда как в моем маленьком [российском] городе все друг на друга стучали.
○ ○ ○
Эмоционально тяжело. Жизнь пока не организована и не обустроена. Но мы все равно рады, что уехали. Мы не поддерживаем войну, а в моем городе нельзя было сказать ничего против: кругом обезумевшая «вата». Возвращаться мы пока не планируем.
Офелия Жакаева, Алматы. Бауыржан Сабит, Уральск. При участии Кирилла Каргаполова
Фоторедактор и продюсер: Екатерина Балабан