«Они нашли друг друга спустя двадцать лет, они узнали друг друга заново» «О чем молчит ласточка» — продолжение «Лета в пионерском галстуке», бестселлера об отношениях вожатого и подростка. Фрагмент на «Медузе»
В издательстве Popcorn Books выходит продолжение бестселлера Елены Малисовой и Катерины Сильвановой «Лето в пионерском галстуке» — «О чем молчит ласточка». В первой части главные герои этой истории — пионер Юра и вожатый Володя — влюблялись друг в друга (сюжет книги вызвал волну негодования — за «пропаганду ЛГБТ» книгу критиковали Захар Прилепин, Никита Михалков и Дмитрий Киселев). В продолжении Юра и Володя встречаются спустя 20 лет и вновь пытаются понять друг друга. «Медуза» публикует фрагмент романа.
Телефон зазвонил снова. Володя, не глядя на экран, поднес его к уху. Он подумал, что, должно быть, Лера забыла еще о чем-то сказать, и бросил:
— Что еще?
Но из трубки послышался звонкий и слегка испуганный голос Маши:
— Э… Да ничего вообще-то. Привет!
— А, это ты. Привет, Маш.
— Ты какой-то невеселый. У вас что-то случилось?
Володя не собирался откровенничать с Машей, поэтому соврал:
— Все в порядке, просто не выспался.
— Поня-я-ятно, — протянула та. — А я вот распереживалась — что-то Юра мне уже пару дней не отвечает ни в аське, ни по телефону. Точно все хорошо? Мне показалось, он был очень расстроен после того, как ушел от Ирины.
Володя было удивился тому, какая же хорошая у Маши интуиция, но тут же рассудил: интуиция ни при чем, все и так очевидно.
— Ну а кто бы не расстроился, услышав такое?
— Да уж. — Маша вздохнула. — Я звонила Ире вчера, думала, может, их немного отпустило, надеялась, что вы помиритесь. А она как давай орать! Ой, столько грязи на тебя вылила…
— Какой? — спросил Володя, хотя ему было не особо-то интересно.
— Ну… — Маша замялась. — Да знаешь, там, какой ты растакой, втерся в доверие к ее семье, да если бы они только знали раньше… Представляешь, мне еще припомнила тот вечер в «Ласточке», когда я вас сдала, а она мне не поверила. Как будто бы я в этом виновата. А еще мол, как ты мог врать ей столько лет… И про Ольку кстати… не хочу говорить, но все равно узнаешь: в церковь пойдут спрашивать, как сделать, чтобы ты перестал числиться ее крестным… Ну не идиоты ли, а?
Володя угукнул, уставившись в стену.
— А ты знаешь, ну и пусть идут они сами куда подальше! Я не жалею, что поругалась с Ириной! Это что, выходит, узнай она про моего Диму, и его стала бы считать ненормальным, психически больным извращенцем?
Володя невесело хмыкнул:
— Это так меня Ирина назвала?
— Ну… Вроде того. Ну вы не грустите там! Ира с Женей просто ни черта не понимают! — Она вздохнула. — Ладно, Володь, ты передай Юре, чтобы хоть ответил мне. И не расстраивайся. Все будет хорошо!
Она положила трубку, а Володя так и продолжил смотреть в стену. Внутри закипала неясная злость, пришедшая на смену глухому равнодушию. Казалось бы, с чего тут злиться? С Ирой и Женей все было понятно еще в тот вечер, когда они поругались. Естественно, они не дадут больше Володе видеться с Олькой. Обидно, ведь Володя давно смирился с тем, что у него не будет собственных детей, а к Ольке относился почти как к дочке.
Он тряхнул головой. К черту все это, сейчас у него существовали куда более насущные проблемы. Нужно было все же поговорить с Юрой.
С кухни тот уже ушел, и Володя поднялся на второй этаж. В кабинете царил уже привычный бардак: на столе стояла чашка чая — от нее все еще шел пар, а вот Юры нигде не было. Внутри колыхнулось беспокойство, но тут же Володя услышал лай Герды. Он подошел к окну, посмотрел во двор — Юра играл с собакой. Герда, подпрыгивая и весело тявкая, выпрашивала у него палку, бросалась под ноги. Юра смеялся, что-то по-доброму приговаривая, и в какой-то момент Володе даже показалось, что тот стал прежним собой — веселым, жизнерадостным.
Вот только не было никого, кроме Герды, кому бы Юра мог улыбаться этим утром.
Володя вспомнил, где вчера отыскал Юру: в гостях у соседа-алкаша, горе-художника, неудачника. И даже такой компании Юра оказался рад. Он ведь чах от одиночества. В Германии Юру всегда окружали люди: музыканты, заказчики, знакомые из гей-тусовки. В Харькове же у него не было никого, кроме Володи, а Володя, как бы ни старался, не мог заменить ему всех. И, видимо, в этом безмолвии, без голосов других людей, Юра выгорал. Ведь тишина для него — это конец музыки. А конец музыки — конец всего.
Володя снова вспомнил соседа Сергея, вспомнил, что говорил вчера Юра, как сравнивал себя с ним. И, как бы Володя ни пытался отрицать это, Юра был прав: он катился по той же наклонной, на глазах превращаясь в трагического героя, которого ждали лишь самоненависть, алкоголь и бедность.
Володя спускался на первый этаж с четким намерением извиниться. Он не должен был срываться на Юру, ему стоило быть терпеливее к его состоянию. Володя должен ему помогать справиться с депрессией, а не усугублять ее.
Но, едва увидев вышедшего в сад Володю, Юра моментально преобразился в лице. Улыбка сползла с его губ, взгляд стал серьезным и обеспокоенным.
— Как ты себя сегодня чувствуешь? — спросил Володя, стоя на веранде.
Юра опустил глаза, забрал у Герды из пасти палку, замахнулся, чтобы снова бросить.
— Не сказать, что хорошо. Скорее без изменений. А ты?
— Что я?
Юра швырнул палку в дальний угол участка — Герда помчалась за ней — и повернулся к Володе.
— Как ты себя сегодня чувствуешь?
Володя нахмурился.
— А как должен? Плохо спал, а так все в порядке.
— М-м-м… — протянул Юра, снова наклоняясь к прибежавшей с палкой Герде.
Они помолчали. Юра потрепал собаку по голове, извинился перед ней и сказал, что уже устал. Та, кажется, не обиделась. Поднявшись на веранду, Юра шагнул к Володе.
— Я вижу, что ты обо мне заботишься, но… Ты не думаешь, что эту свою заботу тебе стоило бы направить и на себя тоже?
Юрин голос звучал мягко, но Володя почему-то уловил в нем ядовитые нотки. А может, ему так лишь показалось.
— О чем ты?
Юра вздохнул.
— Не нужно делать из меня идиота! — раздраженно воскликнул он. — Да, я виноват, я вчера плохо соображал, сразу ни черта не понял… но я все видел! Не думаешь, что слегка лицемерно делать из меня психа и всячески пытаться мне помочь, когда тебе помощь нужна не меньше?
— Что? — опешил Володя. — Ты что несешь?
Юра закатил глаза.
— Можешь отнекиваться, если хочешь, это не изменит того факта, что твое желание причинять себе боль никуда не делось.
Володя резко вдохнул.
— Если бы не… — начал было он, но заставил себя замолчать.
— Что? — настоял Юра. — Ну говори, что хотел сказать!
Володя понимал — рот лучше не открывать. Сейчас нужно уйти в дом, закрыться в комнате и успокоиться, не раздувать ссору. Но ярость, которая уже с час клокотала внутри, всколыхнулась с новой силой.
— Если бы не ты, мне не пришлось бы… применять к себе такие радикальные меры. Ты хоть представляешь, каково мне вчера было видеть тебя под наркотиками? И каково видеть каждый день, как ты разрушаешь сам себя?
Юра процедил сквозь стиснутые зубы:
— Ну да, конечно, во всем ведь виноват я, а не твоя недолеченная психотравма.
Володя мотнул головой, пытаясь прийти в себя.
— Да, у меня есть проблемы, я знаю о них. Но депрессия у тебя, Юра. Неужели ты не видишь, что ради тебя я из кожи вон лезу? Я даже на работе открылся и разругался с друзьями. Из-за тебя я больше никогда в жизни не увижу любимую крестницу!
Юра отшатнулся от него и выкрикнул:
— Я ни о чем этом тебя не просил! Господи… Если я такой сложный, на кой я тебе вообще сдался?
Он развернулся и быстрым шагом скрылся в доме, хлопнув за собой дверью.
Володя моментально пожалел обо всем сказанном. Бросился следом, догнал Юру у лестницы на второй этаж, вцепился в плечи, потянул на себя. И, прижавшись к спине, обнял поперек груди и зашептал в ухо:
— Прости меня, Юр, пожалуйста, прости…
Он думал, что Юра попытается вырваться, как вчера, сбросит его руки, уйдет, но тот лишь размяк в Володиных объятиях, откинулся затылком ему на плечо и прерывисто выдохнул:
— Что же нам делать, Володь? Я совсем запутался…
* * *
В доме царила тишина, лишь редкие звуки выдавали чье-то присутствие. Даже Герда, будто чувствуя настроение хозяев, притихла на своей лежанке. Юра оставил дверь в кабинет открытой, но Володя не стал заходить к нему. Он чувствовал себя загнанным в угол. Не видел выхода и не знал, что делать, хотел лишь одного — уйти куда-нибудь, будто так получится скрыться от проблемы. Время подходило к двум дня, Володя вспомнил, что через полчаса начнутся переговоры с заказчиком. Может, все-таки поехать на работу? Но он боялся, что если уедет, то по возвращении снова обнаружит Юру пьяным или того хуже — неадекватным, как вчера. Но в конце концов желание сбежать из собственного дома перевесило.
Переодевшись в костюм, Володя все же решил заглянуть в кабинет.
— Мне нужно в офис, — ровно сказал он.
Юра что-то читал, откинувшись в кресле и положив ноги на стол. Володя втянул носом воздух — алкоголем в кабинете не пахло.
Юра поднял глаза от книги.
— Хорошо.
— Ты… будешь здесь, когда я вернусь?
Тот вздернул брови.
— А мне есть куда отсюда деться?
Володя выдержал его долгий и совершенно безэмоциональный взгляд, и желание срочно сбежать куда-нибудь стало практически невыносимым.
Он опоздал на переговоры, но его появлению были рады и клиент, и Брагинский. Хоть последний пытался изображать равнодушие, выдал себя тем, что заметно расслабился, когда Володя вошел в кабинет. Встреча затянулась больше чем на два часа. Конфликтный заказчик потребовал гарантий в случае продления договора. Володе пришлось идти на уступки. В этих переговорах был лишь один плюс: на два часа получилось забыть о личных проблемах. Впрочем, стоило сесть в машину, как мысли о Юре снова хлынули в голову. А решения, конечно, не появилось.
Небо затягивало тучами. Володя ехал домой, в сотый раз прокручивая в голове одно и то же. Пытался найти недостающую деталь в конструкторе их с Юрой отношений, понять, что именно сломалось. И, сколько Володя ни разбирал все на составляющие, никаких ошибок не видел. Они нашли друг друга спустя двадцать лет, они узнали друг друга заново. Смогли отпустить прошлое и попытались жить настоящим, стать действительно счастливыми. Откуда же тогда взялся весь этот ком невысказанных обид? Откуда злость, Юрина депрессия, Володины срывы?
Он понял, что в круговерти всех этих мыслей и поисков занимается самообманом, сознательно избегая самого очевидного решения. Ведь Володя его уже сформулировал, но очень не хотел верить в то, что оно — единственное.
Припарковавшись возле участка, он еще минут десять просидел в машине, ища в себе смелость зайти домой и озвучить это решение, глядя в любимые глаза. Но Юры внутри не оказалось — Володя понял это еще в тот момент, когда Герда встретила его за воротами. Двери дома были заперты на ключ. Он набрал Юру, ожидая, что трубку никто не возьмет, а трель звонка опять прозвучит откуда-то из кабинета.
Но Юра ответил буквально со второго гудка.
— Ты где? — осторожно спросил Володя.
— В «Ласточке», решил прогуляться. Не ожидал, что ты вернешься так скоро, думал, успею.
Володя повернулся на сто восемьдесят градусов, посмотрел в сторону реки, на противоположный ее берег.
— Можно я приду к тебе?
— Давай. Я в театре.
Володя не любил возвращаться в «Ласточку». Несмотря на то что купил эту землю и что сознательно построил свой дом рядом с эпицентром лучших воспоминаний своей юности, он избегал туда приходить. Слишком много прошлого таила в себе эта местность: счастье, умещенное в три недели, боль, растянувшуюся на долгие годы.
Пошел в обход. Ступив на деревянный мостик, перекинутый через речку, Володя заметил, как у самой воды пролетела и умчалась вдаль стайка ласточек. И как их только занесло в эти края? Послышался далекий раскат грома, порыв ветра растрепал волосы, раздул полы пиджака. Володя нервно одернул его и направился к воротам лагеря.
