Астронавт Скотт Келли начал вести твиттер на русском. Там он ругается с Дмитрием Рогозиным и обращается с воззваниями к россиянам. Мы с ним поговорили
Американский астронавт Скотт Келли — участник и командир шести экспедиций на МКС. Он почти год провел на станции в паре с российским космонавтом Михаилом Корниенко. 25 февраля 2022 года, на второй день российского вторжения в Украину, Келли поменял свою аватарку в твиттере на сжатый кулак в цветах украинского флага и с тех пор каждый день пишет твиты на русском языке. Как и все астронавты на МКС, Келли учил русский (для общения в космосе он используется наравне с английским), но он признается, что этих знаний ему бы не хватило для написания твитов, поэтому с этим ему помогают. В своих твитах Келли то дразнит Путина и вступает в ожесточенные перепалки с главой Роскосмоса Дмитрием Рогозиным (которого он называем Димоном), то поддерживает россиян, выходящих на антивоенные протесты или разыскивает помощь для своих украинских знакомых. Мы поговорили с ним о том, зачем он это делает.
— А вас вообще что-то связывает с Россией или Украиной? Почему вас так волнует эта тема?
— Сестра моей жены замужем за американцем украинского происхождения. Его семья переехала сюда [в США], когда ему было десять. У них двое детей, Саша и Айзек, мои племянники. Они все отлично говорят по-русски. Кроме того, у меня полно друзей и среди россиян, и среди украинцев. Хорошо, что некоторые мои русские друзья заняли правильную позицию в этом конфликте. Есть и другие, но я говорю себе, что у них просто промыты мозги. Волнуюсь я за всех одинаково. Вернее, больше всего я волнуюсь за украинцев, которым сейчас хуже всех.
Конечно, меня беспокоит и то, что сейчас происходит в России и с россиянами. Я ведь много времени провел в России, мне многое там нравится. Россиянам сейчас придется крайне нелегко. Их уровень жизни будет стремительно меняться к худшему, от сравнительного благополучия последних 20-30 лет к депрессии. Поэтому я сейчас использую все платформы, которые есть в моем распоряжении, от книг — моя выходила на русском в очень хорошем переводе — до твиттера, где у меня 5 миллионов подписчиков, среди которых много россиян, чтобы донести до них не только контролируемую государством информацию. Вначале я это делал довольно эпатажным образом, просто чтобы привлечь внимание — ну понимаете, если бы я просто ретвитил тебя или постил ссылки на ваши статьи, то это не производило бы такого ажиотажа. Ну да, с некоторыми пришлось перейти на личности. Но я ни о чем не жалею. Кстати, вопрос к тебе — слышат ли меня люди?
— По личному опыту могу сказать, что, к сожалению, не всегда получается убедить даже тех, кого знаешь лично, кто тебе доверяет.
— Понимаю, это как секта. У нас тоже есть совершенно отбитые поклонники Трампа, пробиться к ним — это непосильная задача. Трамп ведь в этом тоже похож на Путина. У меня тоже есть друг из России, он абсолютно убежден, что это Россия защищается от неминуемого вторжения Украины и НАТО, что другого выбора не было, иначе бы их захватили нацисты. Я ему говорю — просто подумай, какая жизнь у тебя была еще несколько недель назад. Ты мог ездить куда угодно, войны не было, российских солдат не убивали, украинцев не убивали, российскую экономику еще не смыло в унитаз. Неужели ты не можешь мысленно вернуться в это время и подумать — может быть, это все ошибка? Нет, все впустую. У него в голове последний рубеж обороны от нацистского блицкрига, иного выбора нет. У меня от этого мозг болит, насколько это безнадежно. Тогда у меня к тебе еще вопрос — а что из того, что я пишу у себя в твиттере, лучше всего работает? Нравится ли людям, как я ругаюсь с [телеведущим Владимиром] Соловьевым или [заместителем председателя Совбеза РФ Дмитрием] Медведевым?
— Ну, для многих, кто их не любит, это хорошее развлечение, им нравится, что есть хоть какой-то авторитетный человек, который поставит их на место. На тех, кого знаю я, скорее подействует ссылка на тех, кого они безусловно уважают — например, на [российского космонавта, рекордсмена по нахождению в космосе] Геннадия Падалку.
— Это правда, Геннадий — легендарная личность, космонавт, герой России. Он искренне верит в свободу и равные права для всех. По крайней мере, американцы это точно ценят, потому что эти ценности записаны у нас в Декларации независимости.
— А что там с медалью от Медведева, от которой вы отказались? Вы на самом деле отправили ее обратно?
— В тот же день. Отправил ее почтой в посольство России в Вашингтоне. Понятия не имею, что они с ней будут делать, когда получат. Может, и правда вернут Медведеву, но скорее всего нет, конечно. В этот момент я испытывал такие сильные чувства, что я просто не мог держать у себя медаль от парня, замешанного в военных преступлениях. Поэтому я от нее публично избавился.
— Вы много работаете с россиянами, с российскими космонавтами. Как у вас с ними складываются отношения сейчас?
— Тяжелый вопрос. Мои друзья-космонавты разделились — кто-то однозначно против войны, кто-то поддерживает Кремль. Очень жаль, но так сложились обстоятельства. Я люблю народ России, русскую культуру. Я много выступаю с лекциями в США и каждый раз говорю — я летал в космос где-то с 40 разными людьми. Из них самые лучшие мои друзья — именно из России. Я объясняю американцам это так: русский может выглядеть мрачным парнем с непробиваемой оболочкой, но если сквозь эту оболочку пробиться… Знаешь, есть такое шоколадное пирожное, у него такая как бы скорлупа, а внутри теплый нежный шоколад? Вот русские такие же. У меня в книге есть такое описание, я не берусь утверждать, что это я его придумал, но я, хоть убей, не могу вспомнить, откуда я это взял. Мне кажется, я то ли услышал это мельком на уроке русского, то ли увидел это выражение на экране своего приложения, с помощью которого я пытался читать «Мастера и Маргариту» в оригинале. В общем, у меня там есть фраза, что русские — это «братство угнетенных» (brotherhood of the downtrodden). Они объединяются перед лицом трудностей — революции или войны — которые выковывают у них этот характер: мол, мы и это преодолеем, потому что преодолели все и до этого.
— Вы участвовали в научных экспериментах на борту с Михаилом Корниенко. В чем разница между подходами российской космонавтики и американской?
— «Роскосмос» привык делать многое при помощи малого. Если они находят какое-то удачное решение, они стараются оставить результат как есть, потому что у них сравнительно небольшой бюджет. Научное оборудование в российском секторе МКС не такое сложное и разнообразное, как в американском, но это не потому, что российская космонавтика не интересуется экспериментами, а просто у них на это не так много денег, как у нас. Наши научные модули стоят миллиарды долларов. Но у россиян есть довольно неожиданные штуки — например, такие специальные вакуумные штаны, которые уменьшают приток крови к мозгу, из этого получаются очень интересные и важные эксперименты. Но в целом американские астронавты, конечно, гораздо лучше оснащены по причине лучшего финансирования. Я так и говорю [главе «Роскосмоса» Дмитрию] Рогозину — мол, чувак, ты так торопишься избавиться от международного сотрудничества, но у тебя и так денег едва хватало, у тебя же ничего не останется! Мои хорошие друзья — в «Роскосмосе», я не хочу, чтобы они остались без работы. А я ведь помню времена, когда он изо всех сил старался сохранить партнерство, а не отталкивал NASA.
— А что думают об этом в самом NASA?
— Я знаю, что NASA абсолютно точно настроено на сохранение партнерства на МКС. Как и я — я делаю все, что в моих силах. Сотрудничество в космосе объединяет нас всех, когда на Земле происходят такие вещи. Я думаю, что это возможно. Я знаю многих сотрудников «Роскосмоса», я знаю их начальников, это разумные люди, как и в NASA. Надеюсь, нам удастся вместе сохранить партнерство. Но я боюсь, что есть какая-то красная черта, точка невозврата, за которой это уже будет невозможно. Не знаю, правда, где находится эта точка.
— А что происходит на МКС, когда на Земле какие-то масштабные политические потрясения, особенно с участием России и США? Космонавты это друг с другом обсуждают? Между ними бывают конфликты на политической почве?
— Я был на МКС, когда российские войска вошли в Сирию. Там уже были американцы, и существовала реальная опасность столкновения между армиями наших стран, случайного или намеренного. Невозможно было это игнорировать, это же постоянно было в новостях. Но мы с коллегами на станции обсуждали это так, как будто дело касалось каких-то третьих стран, не наших — допустим, Австралии и Японии. Потому что самое важное в космосе — это наша дружба и командная работа, ведь мы зависим в том числе от психологической поддержки друг друга. Мы буквально доверяем друг другу свои жизни, ведь в любой момент может произойти какая-то экстренная ситуация. Если только между нашими двумя странами не разгорится полномасштабная война, происходящее на Земле не должно влиять на отношения между членами экипажа МКС. Но это мое личное мнение. Я работал с Антоном Шкаплеровым, он на станции сейчас. Я не знаю, какие у него политические взгляды, но я знаю, что он отличный парень, поэтому никакая ситуация на Земле не повлияет на его способность выполнять свои задачи как члена экипажа. То же самое я могу сказать и про американских астронавтов.
— Понятно, им же некуда деваться со станции, хочешь не хочешь, надо притираться друг к другу.
— А я как раз на днях написал колонку в Washington Post — кстати, ее должны скоро и на русский перевести. Там в конце я говорю — мы про это, между прочим, с Мишей [Корниенко] часто шутили — что если бы мы отправили обоих наших президентов на МКС, чтобы им там приходилось сотрудничать, потому что от этого зависели бы их собственные жизни, то нам бы удалось решить почти все все мировые проблемы.
Беседовал Алексей Ковалев