В уральском поселке идет выставка о Кыштымской ядерной катастрофе, уступающей только Чернобылю и Фукусиме Для нее художник использовал общежитие секретной лаборатории

6-я Уральская индустриальная биеннале — масштабный фестиваль современного искусства, который базируется в Екатеринбурге, — стартовал в октябре и продлится до 5 декабря. У биеннале немало специальных проектов и в других уральских городах и даже поселках. Выставка «Звенящий след» проходит в Соколе, части закрытого города Снежинска — единственной, куда можно попасть без пропуска. Снежинск и соседний Озерск — центры атомной промышленности. В 1957 году в Озерске произошла радиационная авария, которая по последствиям уступила только Чернобылю и Фукусиме. Экспозицию в Снежинске создал художник Павел Отдельнов, который с помощью своих картин и найденных на месте катастрофы артефактов (от личных дозиметров до карт, на которых не было Озерска) рассказывает историю этого места. Критик Антон Хитров побывал в Соколе, где, по утверждению местных СМИ, радиационный фон сегодня не превышает норму, и рассказывает об одном из самых впечатляющих проектов биеннале.

Звенящий след

В двух словах: проект художника Павла Отдельнова разворачивается в бывшем общежитии секретной лаборатории «Б» и рассказывает о социальных последствиях аварий на атомном предприятии «Маяк» с 1950 по 1967 год.

В 1930-х это был санаторий чекистов. Трехэтажный корпус на берегу озера Сунгуль проектировал свердловский конструктивист Георгий Голубев. Во время войны здание переделали в госпиталь.

С началом ядерной гонки Южный Урал стал центром атомной промышленности. В сорока километрах от трехэтажного здания заложили первый в Европе ядерный реактор А-1 — вокруг со временем выросло производственное объединение «Маяк» и закрытый город Озерск. Дом на берегу Сунгуля стал общежитием лаборатории «Б» — специалистов туда набирали главным образом из военнопленных и заключенных. Лаборатория работала восемь лет — с 1947-го по 1955-й. Среди ее задач было изучить, как радиация влияет на живые организмы. Жители Челябинской области ничего не знали об атомном проекте. Когда в 1950-х «Маяк» стал сбрасывать в реку Теча высокоактивные отходы, тысячи людей продолжали брать из нее воду.

6 октября 1957 года — через несколько дней после аварии в Озерске — в газете «Челябинский рабочий» вышла заметка «Полярное сияние на Южном Урале»: так читателям объясняли загадочный свет на ночном небе. Ликвидаторам так называемой Кыштымской катастрофы пришлось переселить из зоны радиоактивного следа 23 деревни. СССР публично признал аварию только в последние годы перестройки. В 1967 году обнажилось дно озера Карачай, где «Маяк» хранил среднеактивные отходы — их разнесло ветром на десятки сел и деревень. Эти катастрофы составляют основной сюжет выставки Отдельнова в бывшем лабораторном общежитии.

Заброшенное здание сегодня принадлежит местному гиду Алексею Липатникову, который регулярно водит сюда туристов. «Звенящий след» во многом инициатива Липатникова: именно он подал заявку на участие этого пространства в биеннале, заявку одобрили. Куратором проекта стал екатеринбургский художник Владимир Селезнев (он отвечает за все девять арт-резиденций фестиваля), исполнителем — москвич Павел Отдельнов. «Слово „звенеть“ на языке атомщиков означает звуковой сигнал, которым счетчик Гейгера оповещает о повышенном радиационном фоне, — пишет художник в экспликации к выставке. — След атомного ХХ века остается звенящим до сих пор».

Бесплатная выставка проработает в поселке Сокол до конца октября. В общежитии не топят, поэтому на зиму картины автора там оставлять нельзя — Отдельнов планирует заменить их фотокопиями и превратить экспозицию в постоянную.

Портреты без лиц, тревожные пейзажи

В двух словах: картины Павла Отдельнова на первый взгляд кажутся традиционными портретами и пейзажами. Но они устроены по-другому.

Павел Отдельнов выставляется в музеях современного искусства, но при этом занимается фигуративной живописью — его даже называют реалистом, хотя сам он с этим определением не согласен. По сути, никакого противоречия здесь нет: можно писать портреты с пейзажами и быть современным художником, главное — не воспроизводить традицию автоматически, без рефлексии. Как и другие современные художники, Отдельнов тоже пересматривает задачи привычных жанров.

Монохромные портреты, которые он пишет с архивных фотографий, ничего не рассказывают о героях — будь то передовики производства в его серии «Доска почета» или переселенцы в «Звенящем следе». Лица на портретах написаны грубыми мазками или даже не написаны вообще. Мы уже ничего не сможем узнать об этих людях — ведь парадным фотоснимкам сложно доверять.

Пейзаж, основной жанр Отдельнова, в его исполнении тоже не похож на пейзаж. Взять, например, березовый лес, написанный для «Звенящего следа». Это хрестоматийный сюжет русской живописи: он есть у Левитана, Шишкина, Куинджи и много кого еще. Зимний березняк Отдельнова — пожалуй, самый тревожный из всех. Эти березы — свидетели катастрофы: согласно экспликации, они пережили аварию гораздо легче, чем сосны. Но картина кажется зловещей не только потому, что мы знаем ее предысторию.

Левитан и Куинджи показывали березняк изнутри — у них это было гостеприимное, благосклонное к человеку пространство. Отдельнов изображает его снаружи: судя по ровной границе леса, это вид из окна машины. В его картине нет переднего плана, вместо сугробов — иссиня-серая пустота: вы не захотите подойти к этим деревьям, потому что не знаете как.

Это типичный ландшафт Отдельнова — не просто безлюдный, но расположенный как бы за пределами человеческого мира (одна его серия так и называется — «Пейзаж за стеклом»). Что бы ни писал художник — эстакады, промзоны, даже вполне обитаемые «панельки» с московских окраин, — получается всегда чужая планета, где людям нет места. Недаром его фигуративная живопись так часто напоминает абстрактную: абстракция тоже непригодна для жизни.

Музей как текст

В двух словах: художник воскресил заброшенное здание — и превратил его в иммерсивный авторский музей.

Обшарпанное конструктивистское общежитие, где показывают выставку, само по себе — сюжет для картины Отдельнова. Амбициозные проекты XX века, которые в конце концов оказались закрыты за ненадобностью, — его главная тема, а утопическая архитектура авангарда, бесспорно, один из таких проектов. Но в «Звенящем следе» отношения художника со своей привычной натурой выходят на принципиально другой уровень. Он уже не только свидетельствует об энтропии, но и борется с ней. Отдельнов присваивает и преображает заброшенный дом, чтобы заново наделить его смыслом.

Планировка корпуса с одинаковыми комнатами подсказывает художнику структуру выставки: один зал — одна законченная мысль. Так переродившееся здание стало похоже на книгу: экспозиция разбита на главы, у каждой — собственный номер и название. Ветхая штукатурка тут и там исписана цитатами и историческими справками, как бумага. Распахнутые белые двери с аккуратными черными надписями — точь-в-точь раскрытые страницы. Словом, образ поменялся на противоположный: руины молчат, а книги говорят.

Перед нами не просто выставка, но тотальная инсталляция. Это значит, куда бы вы ни взглянули — все будет подчинено замыслу художника. Скажем, окна в залах завешены пленкой — из-за нее размытый пейзаж напоминает лаконичную живопись автора. Такие же защитные шторы — в дверных проемах: чтобы начать следующую «главу», нужно нырнуть за занавеску. Вообще, любая тотальная инсталляция в какой-то степени интерактивный театр, и «Звенящий след» — не исключение: посетителей встречает строгая трафаретная надпись «Стой! Предъяви пропуск в развернутом виде», а с обратной стороны билета напечатана подписка о неразглашении.

«Звенящий след» — это еще и музей, но музей своеобразный. Он основан на добросовестной работе с источниками, в его коллекции немало экспонатов — вроде персональных дозиметров и советских географических карт, куда не наносили закрытый город Озерск, — но почти нет фотоснимков. Их место занимают картины: интерьеры заброшенных предприятий, виды пустых деревень и реплики черно-белых архивных кадров. Фотография, как пишет художник в статье «Реализм ускользающего реального», неизбежно манипулирует зрителями, поскольку претендует на объективность. Живопись честнее — она заведомо субъективна. 

Предъявить публике реальность, не отягощенную никакой трактовкой, — мечта многих документалистов, но не Отдельнова: он сомневается, что такое вообще возможно, и предпочитает личную оптику. Одно дело — начертить на карте путь радиоактивного облака, и совсем другое — выжечь его паяльной лампой на стене. Художник без колебаний выбирает второе. У такого субъективного музея есть безусловное преимущество: эмпатия к автору гарантирует неравнодушие к теме.

Что еще можно увидеть на Уральской биеннале

Основной проект биеннале в этом году сосредоточен на четырех площадках Екатеринбурга: в одном из цехов оптико-механического завода, бывшем кинотеатре «Салют», цирке и на главпочтамте. Команда кураторов из Берлина — Аднан Йылдыз, Чала Илэке и Ассаф Киммель — старались распределить работы художников сообразно с функциями зданий. Видео, например, отправили в кинотеатр, а перформансы — в цирк (английское слово performance может означать и цирковое шоу, и собственно перформанс). 

Некоторые работы по-настоящему глубоко связаны со своими площадками. Скажем, на главпочтамте показывают инсталляцию «Камни желаний» турецко-немецкой художницы Мехтап Байду: витрины, полные камней и конвертов. Почта в этом проекте стала главным инструментом художницы. Байду попросила женщин со всего мира прислать ей посылки с камнями: отправляя камень, каждая думала о своем сокровенном желании. Замысел связан с курдской традицией, которую художница помнит из детства: девочка шла в уединенное место, бросала камешек на скалу и загадывала желание, веря, что оно сбудется, если камень удержится. По словам Байду, девочке в патриархальном обществе некому доверить свои желания, кроме камня.

Главный принцип Уральской индустриальной биеннале легко вычленить из ее названия: раз индустриальная — значит, работает с идентичностью промышленного региона. Фестиваль не просто рассказывает посетителям о современном искусстве, но и исследует с его помощью местный материал. Проект Отдельнова, вписанный в общежитие секретной лаборатории радиобиологов и радиохимиков, отвечает этой стратегии как нельзя лучше.