«Только мальчики считаются людьми» Быть женщиной в Афганистане — опасно и «непрестижно». Из-за этого многие родители пытаются «переделать» своих дочерей в сыновей. Вот как это устроено
В середине августа «Талибан» захватил Кабул, а в начале сентября занял весь Афганистан. В прошлый раз, когда талибы были у власти в стране (то есть с 1996 по 2001 год), они сразу же лишили афганских женщин практически всех базовых прав. Очень многие опасаются, что то же самое произойдет и сейчас. При этом и до наступления талибов быть женщиной в Афганистане было очень непросто — и даже опасно. Из-за этого в стране появился феномен «бача-пош» — девочек, которых родители выдают за мальчиков (одевают в «мужскую» одежду, пытаются воспитывать традиционно «мужские» качества и так далее). Об этом явлении «Медуза» поговорила с журналисткой, лауреаткой Пулитцеровской премии Дженни Нордберг, которая написала о «бача-пош» книгу «Подпольные девочки Кабула». Вот что она рассказала.
Впервые я прилетела в Кабул в 2009 году — зимой, прямо перед Рождеством. До этого я много писала об Афганистане, но к тому моменту поняла, что на самом деле ничего не знаю об этой стране. Все было новым и интересным. Афганистан — это суровая страна, но по-своему красивая. А афганцы — очень интересные люди с хорошим чувством юмора.
Еще я хотела посмотреть, как реализуется проект по защите прав женщин Афганистана, запущенный США и европейскими странами. Мне показалось, что дела с ним идут не очень, и я хотела увидеть все своими глазами.
Как-то я брала интервью у Азиты Рафат — женщины, которую избрали в парламент Афганистана. Оказалось, что у нее четыре ребенка: три дочери и один сын. Я встретилась с ними. Мальчику на тот момент было лет шесть. Он был очень похож на сестер, но у него были короткие волосы, а одет он был в джинсы и рубашку. Его сестры сказали мне: «Ты знаешь, наш брат на самом деле девочка».
Сначала я подумала, что мы друг друга не поняли или дети не совсем хорошо знают английский язык. Но потом другая девочка тоже сказала: «Нет, на самом деле. Он — наша сестра». Тогда я совсем запуталась, посмотрела на этого ребенка и подумала: «Девочка это или мальчик? Я не знаю. Дети часто выглядят похоже».
Потом я разговаривала с Рафат, и она сказала: «Знаете, мы очень гордимся нашими четырьмя дочерьми. Но младшую одеваем как мальчика». Я постаралась сохранять спокойствие и спросила: «Хм, а почему так?» Она ответила, что в Афганистане только мальчики считаются людьми. Все права принадлежат мужчинам.
В тот момент я впервые узнала о таком явлении, как «бача-пош» — именно так называют таких детей. На языке дари это буквально означает «одетые как мальчик». В Афганистане это практически отдельный гендер. Но на Западе о нем никто не слышал. Все дипломаты, академики, писатели, журналисты, военные, антропологи, гендер-эксперты, которых я спрашивала, понятия не имели об этом явлении. В 2010 году я написала об этом большой материал для The New York Times, после чего мне предложили или, точнее, попросили написать книгу.
Каких-то статистических данных о том, сколько афганских девочек одеваются как мальчики, нет. Но я знаю много таких историй. У афганских семей достаточно причин притворяться, что их девочки — это мальчики. В Афганистане сыновья больше ценятся, поскольку в племенной культуре обычно только они могут унаследовать отцовское богатство и продолжить род. Семьи без мальчиков — это объект жалости и презрения в афганском обществе. Даже «вымышленный» сын улучшает общественное положение семьи. А самому «бача-пош» легче получить образование, работать вне дома, даже сопровождать своих сестер на публике. Он получает свободы, неслыханные для девочек в обществе, которое строго разделяет мужчин и женщин.
Кроме экономических потребностей и социального давления в списке причин появления «бача-пош» — суеверие. Среди менее образованных афганцев широко распространено мнение, что мать может определять пол своего будущего ребенка — поэтому ее обвиняют, если она родит дочь. И некоторые верят, что «бача-пош» может привести к рождению в семье настоящего мальчика.
Не имея сына, родители решают заменить его дочерью. Обычно ее коротко стригут и одевают в типичную для Афганистана «мужскую» одежду. Против этой практики нет каких-то юридических или религиозных запретов, но в большинстве случаев «возвращение» к женственности происходит, когда ребенок вступает в период полового созревания. Когда их тела начинают меняться и они приближаются к брачному возрасту.
В своей книге я описывала историю десятилетней девочки Миины, которая жила в одном из беднейших районов Кабула. Утром она ходила в школу со своими сверстницами, а когда возвращалась домой, то переодевалась в одежду для мальчиков. Затем шла работать в продуктовый магазин. Каждый день она приносила домой сумму, эквивалентную примерно 1,3 доллара, чтобы помочь прокормить свою семью из восьми сестер и их 40-летнюю мать. Отец Миины работал каменщиком, но большую часть своей зарплаты тратил на наркотики. По словам ее матери, в их семье «бача-пош» — это практическая необходимость, способ выжить. А после того, как Миина вырастет [и перестанет переодеваться в мальчика], ее место займут младшие сестры.
Еще я описывала совсем другой случай — 15-летней Захры. Она сама говорила, что в ней нет ничего женского. По ее словам, она одевалась и вела себя как мальчик столько, сколько себя помнила. Она играла в футбол и крикет, занималась тхэквондо — причем в группе мальчиков, где только тренер знал, кто она на самом деле. Ее мать Лейла говорила, что несколько раз пыталась предложить ей изменить образ в более женственную сторону, но Захра отказывалась. Сама Захра объясняла такое решение тем, что на девушек в Афганистане смотрят свысока, преследуют, оскорбляют. В мужском же образе она может выходить из дома без проблем.
Найти такие истории было тяжело. Изначально, когда я встретила первый такой случай, то подумала, что, возможно, речь идет об одной очень странной семье, которая так делает [переодевает девочек в мальчиков]. Но я подумала, что если таких людей много, то это будет по-настоящему громкой историей. Я решила искать их классическим методом — просто спрашивала всех, кого знаю: «Знаете таких девочек, которые одеваются как мальчики?» А когда получала нужную информацию, просто приходила к людям на порог и говорила: «Привет, меня зовут Дженни Нордберг, я журналистка, и мне сказали, что ваш сын на самом деле дочь». Это было и страшно, и странно, но люди были дружелюбными по отношению ко мне. В итоге я взяла интервью у десятков семей, в которых были «бача-пош», у самих девочек, а также у взрослых женщин, которые когда-то были «бача-пош».
Вообще, в Афганистане очень много людей живет в сельской местности. У них нет ни денег, ни образования. И именно там преобладают традиционные консервативные взгляды. Но население крупных городов более современное — многие люди за последние 20 лет (то есть пока в стране были американские войска, — прим. «Медузы») получили образование, в том числе высшее. У них есть квартиры с водопроводом, айфоны, они ездят на общественном транспорте. Не Дубай, конечно, но все же очень большая разница с сельской местностью. Также города более либеральны. Например, женщины там могут ходить на работу. Не все, конечно, но некоторые, которым разрешили мужья или отцы.
Больше всего в Афганистане меня шокировало именно то, насколько по-другому живут женщины — в сравнении с тем, как живу я. Афганская женщина — это разочарование и бремя для своей семьи с момента рождения. Ее единственное предназначение в жизни — выйти замуж и родить детей. Она не может решать, хочет ли она замуж и если хочет, то за кого. Хочет ли она детей и если хочет, то сколько. Пойдет ли она в школу. Получит ли она образование. Будет ли у нее профессия.
За последние 20 лет были некоторые успехи в том, чтобы изменить эту ситуацию. Больше девушек получили доступ к образованию. Все стало получше, особенно в крупных городах. Но в основном все осталось как прежде. Большинство женщин Афганистана не могут развестись, если муж ее избивает. Если она хочет уйти от мужа, она лишается родительских прав. Если женщину насилуют, ее могут заставить выйти замуж за насильника. В целом женщина, которую изнасиловали или которая столкнулась с домашним абьюзом, не имеет никакой защиты со стороны государства. Я очень боюсь того, что может произойти с женщинами сейчас [после захвата страны талибами].
Сейчас в Афганистане наступают очень мрачные времена. Пока не понятно, что будет дальше. Думаю, США и талибы будут сотрудничать. Враги станут друзьями. Я считаю, что это поражение. Думаю, это станет большой проблемой, если вся страна обратится в этот исламский культ. В целом же думаю, что Афганистану все равно потребуется огромный объем иностранной помощи, так как экономика страны во многом функционирует за счет иностранной поддержки. Без нее страна рухнет.
Но я не считаю, что есть четкая связь между влиянием Запада и сложившейся сейчас ситуацией. США в Афганистане сделали и хорошее, и плохое. Так же как и русские. Русские в свое время многое улучшили в стране. Многие люди, с которыми я работала там, получили образование при русских. И это были одни из самых образованных людей, которых я когда-либо встречала. Но ни США, ни СССР, ни Россия не смогли поменять страну так, как этого хотели бы сами афганцы.
«Медуза»
Фотография Дженни Нордберг: Magnus Forsberg