Есть надежда, что ситуация с домашним насилием в России скоро улучшится хотя бы немного. Верховный суд предложил избавиться от «частного обвинения» по делам о побоях — и вот что это значит
Верховный суд внес в Госдуму законопроект о ликвидации так называемого частного обвинения — когда уголовное дело возбуждается исключительно по жалобе потерпевшего и доказательства по делу должен собирать он сам, а не правоохранительные органы. Сейчас к частному обвинению относят всего три статьи Уголовного кодекса, и две из них описывают случаи домашнего насилия. О том, как поправка повлияет на ход таких уголовных дел — и сможет ли она защитить жертв, «Медузе» рассказала адвокат Мари Давтян, соавтор законопроекта о домашнем насилии.
С начала 2000-х годов и правозащитники, и международные организации говорили, что уголовные дела о домашнем насилии не должны решаться в порядке частного обвинения. Это большая ошибка. В чем проблема этой системы? По сути, все обязанности уголовного преследования переложены на потерпевших.
Потерпевший должен сам собирать доказательства и лично либо через представителя поддерживать обвинение в суде. При этом если потерпевший откажется от заявления или не придет в суд без уважительной причины, дело закроют.
Если эти дела переведут в область частно-публичного обвинения, доказывать вину будут должны в том числе правоохранительные органы, а стадия предварительного дознания станет обязательной. В суде обвинение представляет государственный обвинитель, а доказательства собирают правоохранительные органы.
Мы можем посмотреть, как это работает — даже не на примере домашнего насилия. Допустим, Иванова бьет сосед по лестничной клетке и ломает ему ребро в ходе драки. Чаще всего на практике трещина в ребре — это легкий вред здоровью и частное обвинение. В этом случае Иванов будет сам бегать и собирать доказательства. Но если Иванову, допустим, сломали руку, это уже будет вред здоровью средней тяжести и публичное обвинение. Соответственно, Иванов просто напишет заявление, и полиция должна будет сделать все сама. Получается, система уголовного преследования зависит от того, что именно тебе сломают — это как минимум неразумно.
Кроме того, в частном обвинении потерпевший должен написать не просто заявление мировому судье, а заявление определенной формы. В этой форме нужно, по сути, предъявить юридическое обвинение лицу, то есть раскрыть весь состав преступления: субъект, объект, описание объективной стороны дела, субъективной стороны. Для этого необходимо не просто иметь юридическое образование, а быть именно специалистом в области уголовного права и уголовного процесса. Более того, даже мои коллеги, которые работают по гражданке [делам гражданского судопроизводства], не могут сделать этого с первого раза. Они — юристы, но юристы другого профиля.
При этом у суда достаточно широкие полномочия эти заявления не принимать. И судьи этим часто пользуются. В первый раз, когда ты подаешь такое заявление, в абсолютном большинстве случаев будет отказ. Им просто неохота этим заниматься. И тебя футболят.
Я все время рассказываю забавный случай, который у меня был. Мы писали заявление еще в те времена, когда побои были уголовными и были частным обвинением. И судья вернула нам это заявление, написав, что «объективная сторона не раскрыта надлежащим образом». Объективная сторона — это описание самого события. А у нас все написано: время, дата, место, кто и что делал, как все произошло. Ну я взяла и дописала: «Вечерело. Точка». И его приняли. Серьезно, я вам клянусь!
Я убеждена, что сама по себе система частного обвинения — это глупость. Не должен обычный человек выполнять работу прокурора. Да, у нас в принципе есть проблема с незаконными отказами в возбуждении уголовных дел. И не только по делам о домашнем насилии. Эта проблема системная: только в 16% случаев по заявлениям возбуждаются уголовные дела. Что — остальные 84% все врут, что ли? Нет, конечно. Просто никто их [силовиков] за это не ругает и не наказывает — отказал и отказал. Эту проблему мы не решим исключением из частного обвинения, но мы хотя бы решим другую.
Одновременно никуда не делось и то, что потерпевший и обвиняемый могут примириться. Да, в частном обвинении была процедура примирения. Но [даже если частное обвинение ликвидируют] у нас еще остается общая норма в уголовном процессе, когда стороны — если преступление небольшой или средней тяжести — могут примириться.
Почему на практике [почти половина дел о домашнем насилии] заканчивалась именно примирением? Потому что у потерпевших нет сил идти дальше. Сам процесс изнурительный и выматывающий. Все обязанности на тебе, при этом государство тебя никак не защищает от повторных случаев [насилия], преследования и так далее. И как все это прекратить? Только примириться с обвиняемым.
Если же ситуация [с частным обвинением] изменится, государство начнет выполнять свою работу и само преследовать тех, кто совершает побои и наносит легкий вред здоровью, эта нагрузка с потерпевшего снимется. Больше людей дойдут до конца.
Эта поправка никак не отменяет закон против домашнего насилия [который по-прежнему не принят]. У государства есть четыре типа обязанностей. Первая — это обязанность профилактики [домашнего насилия]. Вторая — защиты в широком смысле, не только правовой, но и физической. Третья — уголовное преследование и наказание. И четвертая — восстановление потерпевшего в правах. Сейчас мы «кусочно» решили вопрос, связанный с уголовным преследованием. А все остальное у нас как не было решено, так и осталось нерешенным. Ни защиты тебе, ни поддержки, ни профилактики.
Мне кажется, они [законопроект против домашнего насилия и предложение Верховного суда о ликвидации частного обвинения] не связаны. Дело в том, что Россия должна отчитаться [перед Европейским судом по правам человека] по делу [Валерии] Володиной. Там большое количество претензий к российской правовой системе. Есть и тема с частным обвинением. Им надо ее как-то быстро исправить. Но проблем еще целая куча. Как они по всему остальному будут отчитываться — непонятно.
[Сейчас ситуация с законом против домашнего насилия] ровно такая же, как и полгода назад: он в Совете Федерации, в рабочей группе. Знаю, что из текста все-таки убрали самые большие косяки предыдущего варианта, которые все критиковали. Но дальше дело не пошло. Хотя проект, конечно, абсолютно готов к тому, чтобы его выносить на чтение [Госдумой]. И был готов уже давно. Но государственной воли нет, желания нет.