«У них нет никакой перспективы в жизни, но это их проблемы» Интервью режиссера «Непосредственно Каха» Виктора Шамирова — о героях, авторах и хейтерах фильма, а также о деньгах и обзоре BadСomedian
Фильм «Непосредственно Каха», снятый по мотивам популярного веб-сериала, вышел в прокат в ноябре 2020 года и лидировал по сборам на протяжении четырех недель. В последний раз такое удавалось «Аватару» Джеймса Кэмерона. Всего «Каха» собрал 543 миллиона рублей и вошел в топ-10 самых кассовых фильмов России 2020 года (в кинотеатрах его посмотрели 2,1 миллиона человек). В начале марта о фильме заговорили снова — после выхода обзора от блогера Евгения Баженова (BadСomedian), который назвал ленту «злобным озверевшим полотном, в основе которого ненависть и неприязнь к человечеству» и «фильмом, который продвигает деградацию и зарабатывает на ней». Отдельно Баженов сокрушался, что фильм снял Виктор Шамиров, которого он назвал своим «самым любимым режиссером» и «автором тонких, умных и чувственных картин». Спецкор «Медузы» Анастасия Якорева поговорила с Шамировым о том, почему он решил снимать этот фильм, о грубом юморе в нем — а также об обзоре BadComedian и волне хейта в адрес создателей «Кахи».
«Непосредственно Каха» — не первая попытка привлечь в российское кино популярных блогеров, но пока самая удачная. В 2016 году вышел фильм Тимура Бекмамбетова «Взломать блогеров» — про злодея по прозвищу Смайлик, которого в детстве не пускали играть за компьютер, но он нашел способ оцифровать себя, чтобы жить в виртуальном мире и теперь хочет оцифровать как можно больше других людей через популярных блогеров.
Во «Взломать блогеров» снялись популярные видеоблогеры Саша Спилберг (на тот момент — 6,5 миллиона подписчиков на ютьюбе), Ивангай (17,3 миллиона) и Марьяна Ро (6,8 миллиона). Но в прокате он провалился: при бюджете в 35 миллионов рублей фильм собрал всего семь миллионов и получил один из самых низких рейтингов на «Кинопоиске» — а тогдашний глава Фонда кино Антон Малышев называл эксперимент неудачным.
У интернет-сериала «Непосредственно Каха», по мотивам которого сделан одноименный фильм, больше шести миллиона подписчиков на ютьюбе. Фильм снят на деньги студии Yellow Black and White, а одним из его продюсеров стал Алексей Троцюк, который также продюсировал популярные фильмы «Последний богатырь», «Текст» по роману Дмитрия Глуховского, «Завод» Юрия Быкова и многие другие.
По признанию соавтора фильма «Непосредственно Каха» Артема Калайджяна, Троцюк сомневался, что его вообще надо снимать, считая, что «это слишком маргинально» и авторов «будут ругать за такой фильм». Но окончательно убедило его именно то, что режиссером и сценаристом согласился стать Виктор Шамиров.
«Это шутят свои пацаны о том, как мы живем»
— Расскажите о вашей роли в этом фильме. Вы ведь не только режиссер, но и соавтор сценария?
— Я помог Артему организовать историю, цельность на протяжении полутора часов, а не 10-15 минут как обычно [в сериале]. Для них любая ситуация является поводом для шуток и они отрабатывают шуток столько, сколько приходит в голову. Потом они бросают ситуацию и переходят к следующей. На протяжении полутора часов так трудно существовать, нужна хотя бы формальная история.
— Есть видео, где вы отвечаете на претензии BadСomedian к фильму. Вы там с одним из актеров, Даниилом Егоровым, и выглядите рядом с ним, как двоечник и профессор. Но видно, что он вас с большим уважением слушал.
— Ну, они ко мне хорошо относятся. Я делал это [участвовал в ролике] для себя, потому что понимал, что аудитория Кахи и аудитория Бэда вряд ли заинтересуется этим разговором. Аудитории очень разные, но часовую беседу двух людей за столом большинству смотреть будет скучно. Вот, кстати, это — разделение аудитории, которое фильм проявил — мне как раз интересно.
— Вы действительно странное впечатление производите в компании авторов сериала.
— Я не могу сказать, что я их друг. Мы очень разные ребята. Я бы не смог проводить время с Артемом просто так: «Что делаешь? Посидим в кафе?» У нас нет общих тем, общего тона, мы просто совершенно разные. Я общаюсь с ними, когда мы работаем, придумываем что-то. Тогда мне совершенно нормально и комфортно с ними. Но мы не из одного круга, не из одной компании.
— Как вы вообще там оказались?
— Я не знал ничего про ребят, но у нас есть общий друг, его зовут [сценарист и продюсер] Руслан Хачмамук. Он из Сочи и, конечно, знал ребят. В чем-то помогал им, когда они сделали первые свои скетчи.
А я с Русом тогда общался, помогал ему писать сериал про футбол «Вне игры». У Руса была часть жизни, когда он работал в ЦСКА скаутом. Я читал его пилоты и видел, что в них есть знание материала. Я видел в этом правду, которую человек знает о футболе, как он устроен, а я очень ценю такие вещи. И это была работа для меня ремесленная, но не унизительная. Я написал с Русом первый сезон, чуть-чуть помог его снять.
И Рус видел сценарий [фильма о Кахе], который написали ребята и видел, что это не сложилось. Он сказал: «Вить, подскажи что-нибудь ребятам». Не шла речь, что я буду участвовать — просто прочти и скажи, что думаешь. И привел Артема ко мне в гости.
— И что вы подумали про тот сценарий?
— Я посмотрел их сериал, оценил, насколько это талантливо. Здесь возникает зона, в которой многие люди не понимают, о чем я говорю. Я не убежден, что эти вещи можно объяснить человеку, который считает, что это отвратительно. Я увидел, что это талантливо — неровно, неловко, но талантливо.
— В чем сериал показался талантливым?
— Это социальная критика, причем искренняя. Они очень ясно видят мир, в котором они живут, нравы этого мира, в котором они выросли. Просто эта критика не такая, как вы ждете.
А дальше это комедия характеров — и характеров нестандартных. Люди, которые делали это, ничего не видели, ничего не читали, им пофиг. И в данном случае это по-своему плюс. Необязательно быть начитанным и насмотренным человеком, чтобы делать что-то хорошее — иногда это идет в минус. Люди образованные бесконечно повторяют то, что заразило их когда-то, то, что понравилось.
— То есть, это наивное искусство?
— Да, это сильное наивное искусство, очень честное. Они ведь делают только то, что их самих развлекает. И находят огромную аудиторию, которая чувствует в них своих. Они говорят — это шутят свои пацаны о том, что мы знаем, о том, как мы живем.
А культурная аудитория — на самом деле, я скажу вам, псевдокультурная, потому что аудитория Бэда… Любопытный момент — вы можете сравнить комментарии. Я знаю, что пишет аудитория Кахи — там часто неграмотно написано, потому что у них огромная фанбаза среди кавказцев, среди казахов. И эти люди часто плохо пишут по-русски и поэтому написано с ошибками. Но я никогда не встречал такой концентрации агрессии, зла, угроз и какого-то ада в этих комментариях под «Кахой», как в комментариях под Бэдом.
Я понимаю, что такое интернет-аудитория. Рядом с нами могут сесть люди, и мы не подумаем, что они могут написать такое, это неконтролируемое зло. Но аудитория Кахи мне нравится больше, я с ними больше близости чувствую.
— В чем заключалась ваша работа над сценарием?
— Мы придумывали историю, функции героев. В первом варианте функции менялись, герой мог появиться здесь так, а здесь так, и в этом не было связности, потому что они никогда не полагались на нее. А в рамках одного фильма это тяжеловато.
Но я не хотел делать этот фильм умнее, чем он должен быть. Там есть тема. Для меня знак, что я могу что-то делать — когда я вижу тему и понимаю, что да, я могу об этом рассказать, хотя и не понимаю, как написать диалог, как поведут себя герои. Я не знаю этих героев, я не жил такой жизнью, но я знаю, о чем я рассказываю.
Это было после второй версии сценария. После первой версии я просто сказал Артему, что я думаю об этом — он постоял у меня на кухне и ушел. Потом они прислали мне второй, и у меня что-то щелкнуло. Мы встретились, и я сказал ему : «Давай вместе делать, вы не сделаете сами».
«В этой ситуации столько собрать — да ни хера себе»
— Для вас это фильм о чем? В чем тема?
— Это празднование жизни в том, как я ее вижу. В ее энергии и в ее бесчеловечности. Это люди такие, какими я по большей части вижу их.
— Да вы мизантроп.
— Нет, я не вижу людей плохими. Чего многие в Артеме и его соавторах не понимают — они находятся в традиции плутовского романа. Их герои — это абсолютно герои плутовского романа. Авантюристы, совершенно беспринципные люди, живущие по ту сторону привычной культуры и привычных нравственных ценностей, которые заняты просто выживанием. И все их приключения — а плутовской роман фрагментарен — состоят из того, что они попадают в дичайшие ситуации, и мы смотрим за тем, как они вылезут оттуда.
Получается, плутовской роман рассказывает о нижней среде жизни, о которой не рассказывает «настоящее искусство» и в котором, если быть честным, живет большая часть населения страны. Мы просто не думаем так о жизни и не видим ее такой. Мы хотели бы видеть ее гораздо более гармоничной.
Плутовской роман в своем аморализме очень ироничен и агрессивен по отношению к высокой культуре. Он говорит: вы ждете, что герой сейчас должен поступить так, но нет, он так не поступает. Вы ждете, что он проявит сочувствие — но нет. Я вижу в этом хорошую иронию по отношению к штампам высокой культуры, к которой мы все привыкли, и которая уже на самом деле никому ничего не говорит.
Когда видишь очередное кино, в котором герои совершают сильные поступки — любят друг друга, перевоспитываются или не знаю, что делают — ты выходишь из кинотеатра с мыслью: ок, я доволен, все нормально, но такое ощущение, что я видел это уже много раз. Такое кино как «Каха» не может быть мейнстримным, но в некотором смысле оно отражает наши ожидания и иронизирует над этими ожиданиями.
Мне нравится это безумие. В русской культуре есть примеры такого рода. Я боюсь называть малоизвестные примеры, потому что я не хочу показаться снобом, но я бы назвал «Ревизора» точно, «Мертвые души» и «Золотого теленка», и «12 стульев». И если там искать положительного героя, это будет большая натяжка.
— Сравнения вашего фильма, например, с фильмами Гайдая, вызывают дополнительную волну неприязни у аудитории.
— У аудитории Бэда. Я удивлен, что все, осуждающие фильм — «отвратительно, не получилось, ни то, ни се, не смогли, не сделали» — скидывают со счетов прокат. Если бы фильм провалился и еще был бы отвратителен, то можно было бы обсуждать, почему он не получился. А люди, говорящие «У вас не получился фильм» не обращают внимания на всех тех людей, которые на него сходили. Почему вы списываете со счетов всю ту аудиторию, которая пришла в кино?
Половина рассадки зала по всей стране, 18+ рейтинг — не знаю, почему, в прокатном удостоверении 16+. В Краснодарском крае закрыты кинотеатры, в Чечне закрыты, в Казахстане только в Астане работали кинотеатры, и то не сразу — а это все большая часть фан-базы фильма. Мы вышли в очень плохое время для кино. И в этой ситуации столько собрать — да ни хера себе.
Гайдай — это отдельная тема. Я не считаю, что наш фильм имеет к нему какое-то отношение. И то, что Рус в одном разговоре назвал эту фамилию, это его дело.
— Вам ответят, что было много факторов, которые повлияли на ваши большие сборы — пандемия, нет больше релизов.
— Неправда, рядом с нами шло фильмов восемь. Там были и наши фильмы, и не наши, и комедии, и не комедии — самые разные фильмы. Фильм был лидером проката месяц, четыре недели. При том, что каждый уикенд выходили новые фильмы, которые по идее должны были отбирать лидерство по сборам. Такого не бывает. Это было давно последний раз.
Вы не можете объяснить это фанами [сериала] — фаны делают только первый уик-энд. И они его сделали, он был безумно большой. Но после первого уик-энда начинает работать сарафанное радио, реклама уже никакая не поможет, но у нас ее и не было. На рекламу бюджета почти не было. Если что и было, оно было потрачено в марте. Мы думали выйти 1 апреля, потратили весь рекламный бюджет, а кинотеатры закрыли. А вышли-то мы осенью. Без рекламы.
— Знаю людей из киноиндустрии, которые пошли смотреть кино, чтобы понять, почему оно собирает такую кассу, и ушли на шутке про инжир.
— Когда он [один из героев фильма] срать идет на полторы минуты?
— Да. Не было у вас ощущения, что это уже перебор?
— Я не знаю, я же говорю. Я считал, что это забавно. Очень многое можно вырезать в комедии без видимого ущерба. Но тут есть такой момент — там большинство шуток… Меня вообще очень трудно рассмешить. То ли характер, то ли я всю жизнь в некотором роде занимаюсь комедиями — я и в театре комедийный режиссер, я делаю комедии. Поэтому меня рассмешить шуткой очень трудно, я не всегда доверяю себе в своей собственной реакции, потому что если я буду ждать шуток, которые меня рассмешат, я не напишу вообще ничего никогда.
Я в этом сценарии не мог бы написать ни одной реплики, потому что я не знаю, как они разговаривают, поэтому это в некотором роде экскурсия в экзотическую страну с очень экзотическими нравами. Там можно неправильно одну фразу сказать и сразу получить по голове. Это, в сущности, культурные коды, которыми они обмениваются, которые мы не распознаем, а они распознают очень хорошо. Они говорят очень аккуратно. И шутки это то же самое. Когда мы писали какие-то глупости, я говорил Артему: «Это смешно?» Он говорил: «Я знаю, что это будет смешно». Я через его чувство аудитории мерил, как это работает.
— В денежном смысле это успешный для вас проект?
— Еще пока нет. Мы пока почти ничего не получили — ни я, ни Артем. Теоретически я могу неплохо заработать, если эти деньги ко мне придут, потому что я на самом деле не такой уж высокооплачиваемый режиссер. Кинотеатры должны вернуть заработанные деньги, а они год их возвращают. И могут не вернуть толком. Это кризис платежей, инфляция. Когда деньги придут, сначала будут возмещены все расходы на фильм — на производство, на рекламу. Мы снимали это на очень маленький бюджет. Я снимал на такие маленькие камеры, который приличный режиссер в руки не возьмет, на фотооптику. Мы сэкономили на всем. Мы брали специалистов из Сочи, чтобы из Москвы не возить.
Помимо 50% [доли от сборов для] кинотеатров еще 15% забирает прокатчик, потом уйдут налоги, косвенные расходы. И только после этого, если меня не обманут — что тоже возможно — мне что-то может прийти. Это будет больше, чем если бы я запросил гонорар сразу, но это не какие-то сумасшедшие деньги. Это только кажется.
Еще одна вещь, которая меня бесит у Бэда — он или сознательно манипулирует фактами или не понимает, как строится кинопроизводство. Он говорит: «Вы зарабатываете, вы не имеете права ни о чем говорить, вы уже сделали свое дерьмо и гребете деньги». Но никто никогда заранее не знает, будет ли фильм прибыльным. Представление Бэда, что достаточно пошлых шуток и полторы минуты в туалете посидеть, чтобы на это собралась аудитория — это неправда, это обман.
Если бы такой рецепт существовал, нашлось бы огромное количество людей, которое наплевало бы на все рецензии и потенциально плохое отношение к ним в будущем, шлепали бы такие фильмы один за другим, потому что они приносили бы им ясный доход.
Нет рецепта прибыльного фильма. Поэтому обвинять, что мы это делали отвратительно, рассчитывая на отвратительных зрителей, которые на это придут, а мы заработаем бабло — это нечестно.
Это кино сделано для удовольствия. Я писал его с удовольствием и снимал его с удовольствием. Почему? Потому что оно непохоже на все, что я делал до сих пор. И оно было резким, и мне это нравилось, потому что мне нравится выход за сложившиеся рамки, в которых я как автор существую. Я давно уже живу этой жизнью — пишу что-то, снимаю, спектакли ставлю в театре. Что я знаю о жизни? О чем я могу рассказывать? О том, как я сижу перед компьютером? Или о том, как я репетирую с актерами?
И когда я встречаю людей, чей человеческий опыт мне интересен, я очень рад. Я лучше понял эту среду и то, как эти люди живут, систему ценностей, в которую они живут. Этот, скажем, кодекс, набор норм, который обязателен для видимого соблюдения. Это бедность, в которой они существуют. И я не знаю ключа к этой ненависти, с которой мы столкнулись.
— Я так понимаю, авторы фильма уже поссорились из-за денег — я про Каху [Артема Каракозяна] и Серго [Артема Калайджяна].
— Есть неразрешенная драма между ними, но это не связано с фильмом, она касается ютьюб-канала. Это довольно мутная история, которую я знаю не как участник. Я просто лезть в это не хочу.
«Я до сих пор считаю, что это хорошее кино. Провокационное»
— Когда вы столкнулись с этой волной хейта, вы жалели, что ввязались во всю эту историю?
— Двойственные мысли. Если ты сталкиваешься с чем-то, что тебе делает больно или неприятно — споткнулся, сильно ударился или еще что-то — потом думаешь: господи, зачем я пошел этой дорогой. Это не настоящее жаление, это глупость. Но если говорить о более осознанном подходе — у меня этих мыслей не было никогда. Я не думал: ой, а зачем я в это ввязался и не будет ли мне что-нибудь за это?
То есть, до выхода обзора [Badcomedian] у меня не было таких мыслей и эмоций, и если бы я сейчас сказал, что жалею, это было бы странно: я не жалел об этом до выхода обзора, а потом пожалел? Нет. Я жалею, что это произошло, потому что это принесло в мою жизнь много напряжения, которое, я не убежден, что пойдет мне на пользу. Но может, эта встряска заставит меня смотреть по-другому на себя и на многие вещи. Отчасти это и происходит. Но пока это свежая для меня ситуация, я не могу сказать, что она разрешилась.
Я уже закрыл свою страницу в фейсбуке, мне там такие сообщения пишут — «Почем шкура режа [режиссера] продается?», какие-то такие тексты. Это аудитория Бэда. Еще что меня удивляет: такого количества грязнословия — мата, резкостей, оскорблений, которые есть у Бэда в самом обзоре, в комментариях людей и в том, что они пишут нам — нет в самом фильме. Если сравнить фильм с его максимальными резкостями и высказываниями, там и близко нет такого безумия, которое есть у людей, которые говорят, что так нельзя. Хейт гораздо грязнее и страшнее предмета.
— Вы не боитесь, что это как-то отразится на вашей дальнейшей работе?
— Мне пока трудно судить.
— Почему, как вам самому кажется, фильм вызывает такую реакцию?
— Это интересный момент. Есть сама природа хейтерства, у нее есть понятные механизмы, но даже если отвлечься от обзора фильма, было очень много людей, которым фильм не понравился и не понравился очень резко. Другое дело, что они не писали в таком количестве, но они тоже говорили «Какая гадость». И это вопрос, который мне интересен, и на который у меня нет хорошего ответа.
Потому что если бы это мнение было единодушным… Ведь фильм нашел свою аудиторию, она была, и была довольно многочисленной. Для меня неожиданно, потому что я не ожидал, что на него пойдут. Я не рассчитывал на фан-базу, что она пойдет в кино — по большей части это люди мало зарабатывающие, молодые, привыкшие бесплатно смотреть в ютьюбе. И я не был уверен, что они поднимутся и пойдут. Получается, что голос этой части аудитории — большей на самом деле — не артикулирован никем. У нее нет рупора. Большая часть этих людей не подписана ни на какого Бэда.
— Возможно, хейт вызван тем, что люди сталкиваются с героями вашего фильма в жизни — кого-то на дороге подрезали, у кого-то сумочку вырвали.
— Я уверен, что здесь много ксенофобии. Когда их называют «животными», это всегда адресация к кавказцам. Я эти вещи слышу очень ясно. Да, боязнь, наверно, этой среды. Но в фильме нет никакой романтизации. Герои саморазоблачаются в каждой сцене, абсолютно в каждой сцене. Но у нас нет морализаторства. Я не люблю кино с моралью и никогда не любил его.
— Вы сами с такими персонажами сталкивались?
— Я понимаю их природу, мы ее довольно ясно показали в фильме. Эти правила, внутренние конструкции, по которым они живут, сильно отличаются от моих собственных, но их надо просто понимать. Если вы имеете дело с жуликом — уберите кошелек подальше. Но там в каждой сцене видно, насколько ничтожно и глупо их поведение.
Ведь почему это так развлекает аудиторию? Потому что это не масштабные злодеи. Они ведь ни одно зло до конца довести не смогли — вы посмотрите на весь фильм. Они же никого не убили, ничего не смогли украсть, они бестолковые и нелепые люди. Все их представления о себе, все их понты никак не поддержаны реальностью, они не добились ничего.
— Многие отождествляют героев фильма и авторов, актеров, которые как раз добились успеха — по крайней мере, денежного.
— Это составная часть хейта, а дальше начинается вопрос пересечения героя и автора произведения, который меня, честно говоря, раздражает. Мы снимали этот фильм три года назад, а писали четыре года назад. И мне все это время дела не было до того, как Артем [Калайджян] живет и как он ведет инстаграм. Мы просто писали кино, а потом мы просто снимали кино.
Что с инстаграмом Калайджяна?
Одна из претензий BadComedianʼа к авторам фильма была в том, что они рекламировали в своих выпусках нелегальные казино, букмекерские конторы и даже откровенных мошенников. Калайджян размещал такую рекламу и в своем инстаграме — правда, потом удаляя посты. Сам он в интервью Ксении Собчак объяснял выбор рекламодателей так: «[Так происходит], когда тебя спрашивают, когда будет выпуск, а нам не дает рекламу ни „Аэрофлот“, ни Aviasales, ни порошок Tide, мы бы с удовольствием их отрекламировали». Еще об одной неудаче с рекламодателем Калайджян рассказывал так: «Компания „Anex tour“. Я хотел, чтобы они мне сделали скидку, а я им рекламу сделаю за это, а они мне: нет, мы в туалете рекламироваться не будем».
— Раз уж вы заговорили о бедности ваших героев и аудитории: может быть, для некоторых людей ваш фильм — как микрофинансовая организация, которая эксплуатирует бедность и необразованность.
— Ну тогда они ненавидят конструкцию, придуманную Бэдом, — что они [авторы] обогатились, потому что придумали схему обогащения на фильме. Это обман. Бэд не пытается понять мотивацию всех, кто делал фильм, у него одна версия: деньги. Получается, он обманывает свою аудиторию, чтобы создать нарратив, подходящий к ее вкусам и ее ненависти. Он создает историю, которая хорошо укладывается в сознание его аудитории и провоцирует ее скрытое желание ненавидеть. Он продуцирует ненависть в мире в огромном количестве.
Вы говорите, что мы заранее делали потупее, чтобы на нас пришли? А если бы мы хотели, мы сделали бы лучше? Нет, мы сделали как смогли, как поняли. Это очень снобистское восприятие искусства, что надо сделать поглупее, чтобы аудитория поняла. В этом нет никакой моей неспетой песни. Меня развлекала именно грубость повествования и его альтернативность. Я до сих пор считаю, что это хорошее кино. Провокационное. Разделяющее людей. Оно в другой территории от обычного, нормального кинематографа.
— Другая претензия в том, что ваш фильм — это пропаганда насилия и «гопничества».
— Вы говорите дикую вещь, что если кто-то может неправильно понять плохих героев, их нельзя показывать на экране. Большая часть фильмов связана с показом плохих героев. Проблемы хороших людей — это тонкая бытовая драма, все остальные жанры нуждаются в плохих героях. Ну давайте запретим эти фильмы.
То, о чем рассказывает сериал и фильм, отсылает к реальности, а не создает ее. Морализаторский подход к искусству — я поражен, как этого много. Вы относитесь к искусству, как к уроку, который люди увидят и будут себя так же вести, поэтому покажите хороших героев, а плохих не показывайте. Но это безумие, это противоречит всему, что я знаю о повествовательном искусстве. Это дикий подход, когда вы относитесь к искусству, как к образцу для поведения. Это советский подход. Вы ждете от фильма подтверждения ваших правил жизни? Разве это не скучно?
— Если представлять, что будет с этими героями дальше?
— Я знаю, что с этими героями будет дальше. У них нет никакой перспективы в жизни, но это их проблемы. Они, по идее, должны сторчаться. Или зарежут кого-то нечаянно и их посадят. Или их зарежут. Или разобьются на машине. Только так. Или будут жить за счет родственников до старости. Масса судеб такого рода. Вы очень четко существуете в рамках представления о том, что хорошо, а что плохо. А это их жизнь.
Беседовала Анастасия Якорева